Черный сокол. Снайпер из будущего

Горчаков попробовал стрелять из пистолета, буквально на секунду показывая врагу правую руку, плечо и голову. Получалось скверно. Монголы не давали прицелиться. Впрочем, на такой дистанции этого особо и не требовалось. Олег свалил еще семерых, но и у него прибавилось отметин на наплечнике, а одна стрела ударила по забралу, чуть ниже смотровой щели, да так, что Горчаков покачнулся и едва не сел на пятую точку. Впечатление было таким, будто он пропустил на ринге прямой удар. Про правую ногу, которую тоже видит противник, Олег как-то забыл, а монголы напомнили, и Горчаков заработал себе болячку. Ножные латы были вдвое тоньше шлема, грудной пластины и наплечников. Узкая и тяжелая бронебойная стрела пробила отличную закаленную сталь. Правда, не навылет, ее кончик воткнулся в голень где-то на сантиметр – не опасно, но неприятно.

Атаковать никто не мог, и ситуация складывалась патовая, но время работало на славян.

Из трапезной вдруг донеслись крики, топот и грохот.

– Ну вот, – обрадовался Олег, – а теперь и мы ударим!

Он отдал Вадиму «Грач» и натянул на руку латную перчатку.

– За мной! – скомандовал Горчаков, поднимая меч.

Дверь на втором этаже не была забита гвоздями, ее просто подперли бревном. Проведя внизу «зачистку», рязанцы и новгородцы убрали бревно и атаковали монголов с улицы. Кочевники смешались, и им стало не до стрельбы по дверям, из которых выскочил сначала Олег, а за ним восемь новгородцев, включая подошедших на помощь и Неждана.

Горчаков до этого уже уполовинил число неприятеля, а теперь силы сравнялись. Привыкшие к конному бою и учившиеся только маневрам и стрельбе, монголы не выдержали рукопашной. Один за другим они валились на залитые кровью войлоки.

– Пленных берите! – крикнул Олег, подавая пример и обезоруживая одного из немногих еще уцелевших.

Горчаков провел стандартную связку, не сделав ни одного лишнего движения. Сначала он взмахом меча справа налево отшвырнул слегка изогнутую саблю монгола в сторону и вниз. Затем обратным движением наотмашь хлестнул его по уху и щеке, развернув клинок плашмя. Продолжая движение, Олег отвел руку до предела и изо всех сил резко ударил сверху по оружию ошеломленного противника, которое тот еще не успел поднять. Пальцы монгола не удержали рукоять, и сабля, совершив красивый пируэт, улетела в сторону. Швырнуть врага на пол и скрутить его – это уже было делом техники. Горчаков кроме бокса занимался еще вольной борьбой и самбо. Потому что без борцовской подготовки в ИСБ вообще ловить нечего.

Олег осмотрел поле боя. Подчиняясь приказу, воины убивать монголов уже не пытались, но и взять – подойди, попробуй!

Врагов на ногах осталось только девять. Шестеро стояли полукругом у стены, а троих загнали в угол, что было еще хуже.

– Неждан, – Горчаков повернулся к вертевшемуся поблизости приятелю.

Одной рукой он держал выкрученную кисть монгола, а второй никак не мог дотянуться до пряжки его пояса. Больше связать супостата было нечем. Олег не успел еще закончить просьбу, а новгородец уже сам обо всем догадался и начал снимать ремень с ближайшего трупа. В старых доспехах Горчакова он выглядел экзотически и угрожающе.

В миланских латах, выполненных по образцам конца шестнадцатого века, которые носил Олег, человек был похож на робота с гладкой изогнутой пластиной вместо лица. А Неждан напоминал сейчас железного дятла с острой макушкой и клювом.

Первые доспехи Олега тоже были миланскими, но ранними, такие носили, когда Жанна д’Арк освобождала Орлеан.

К «позднему Милану» полагался шлем «армэ», который раскрывался на две или три части на навесах и защелкивался на голове. А в начале пятнадцатого века носили обычный конический шлем – «бацинет» с «шейной» кольчугой и съемным забралом, которое немцы прозвали «собачья морда». По мнению Горчакова, ничего собачьего там не было, а вот «дятел» или «буратино» – самое подходящее название.

– Давай остальных вязать, – сказал Олег приятелю, когда они закончили возиться с пленным. – Шубу возьми.

Монголы спали на толстых войлоках и укрывались длинными, до пят, тулупами. Одеваться у них времени не было, и теперь по полу были разбросаны постели кочевников, одежда и оружие. А поверх всего этого в алых лужах остывали десятки трупов. В трапезной висел острый запах свежепролитой крови, вонь немытых тел, мочи и тяжелый смрад пробитых внутренностей.

– Вот он, «вкус победы»! А также и запах, – прошептал Горчаков, криво усмехнувшись.

– А шубу-то зачем? – не понял Неждан.

– Сейчас быстро идем к тем троим, что в углу, и с ходу кидаем им на головы шубы, – поделился планом Олег, – я среднему, а ты тому, что справа.

Стоящий в центре монгол инстинктивно вскинул круглый щит, но тулуп накрыл его, на секунду заслонив обзор. Этого оказалось достаточно, потому что вслед за одеждой вперед метнулся Горчаков и ударом ноги впечатал противника в угол. Бросок Неждана вышел не таким удачным, монгол отскочил назад, шуба упала на его саблю, зато сам он, отступая, подвернулся под руку Олегу и тут же получил латной перчаткой в щеку. Горчаков бил наотмашь и не сумел «вырубить» противника с одного удара. Монгол отлетел, ударился о стену, и тут подскочивший Олег поставил в этом деле точку, длинным боковым ударом, который англичане называют «свинг». Третий противник хотел воспользоваться тем, что Горчаков повернулся к нему спиной, но не успел и только подставился сам. Один из новгородцев ударил его мечом плашмя по руке и выбил оружие.

– Опять шубы берем? – спросил Неждан, когда они шли через комнату.

– Не будем мелочиться, – ответил Олег, – берись за тот край! – Он указал рукой на широкий дубовый стол длиной метра под три.

Новгородец только фыркнул в ответ и мотнул головой так, что на лицо с лязгом свалилось носатое забрало.

На то, как друзья изображали бульдозер, стоило посмотреть. Горчаков, правда, получил при этом концом палаша по шлему, да так, что в глазах сверкнуло. Но дело они сделали: одного монгола сбили с ног, троих отбросили и прижали к стене. Неприятельский строй был разорван, со всех сторон на помощь кинулись свои, и в два десятка секунд все было кончено.

Потом Горчаков осмотрел монголов, которых оглушил дубовым бруском в самом начале. Четверо пребывали без сознания, но, судя по пульсу, должны были очнуться. Пятый…

– М-да, перестарался я, – констатировал Олег летальный исход. – Итак, что мы имеем? – начал подводить он итоги. – Десять связанных здесь плюс четыре сотника там и к ним переводчик. А внизу сколько пленников? – громко спросил Горчаков, обращаясь ко всем сразу.

– Мы, эта, погорячились малость, – повинился один из новгородцев, – двоих взяли только, а остальных того… порубили.

– Ладно, – махнул рукой Олег, – с кем не бывает.

Назначив людей стеречь пленных, он повел остальных к церкви. На улице воинов ждала печальная картина – село Спасское заканчивало свое существование. Сначала погибли жители, а теперь полыхали их дома. Пламя гигантских костров гудело и рвалось ввысь. В серое зимнее небо поднимались клубы черного дыма, в воздухе кружились хлопья сажи. Кроме изб горели и примыкавшие к ним постройки.

– Черт! Да это же хлева! – дернулся Горчаков и тут же успокоился, заметив в стороне от пожарищ стадо коров. – Лоханулся я, – признал Олег, – а суздальцы молодцы! Обо всем позаботились.

Среди коров Горчаков разглядел несколько овец и коз.

– Ага! – обрадовался он. – Не всю живность монголы поели, будет и нам шикарный обед.

Тридцать пять воинов Олег оставил в селе на тот случай, если монголы выломают церковные двери, но этого пока не случилось.

– Ну что здесь, Ратмир? – спросил Горчаков старшего над суздальской дружиной.

– Сначала вороги в дверь колотились, – ответил воин, – а мы бревна придерживали, чтобы в сторону не сползли. А потом невмоготу стало, из-под дверей дым полез, до того ядреный! Кто его вдохнул, насилу прокашлялись. А заодно и эти, – Ратмир указал на резные двери, – стучать перестали.