Черный сокол. Снайпер из будущего

– Хорошо сказал! – похвалил Олег. – А теперь пиши: мера преступлений Чингисхана и его потомков превысила все мыслимые пределы!

Хорезмиец дернулся на лавке и весь съежился.

– Помилосердствуй, пресветлый эмир, – заскулил он, – если Бату-хан узнает, кто написал письмо, он велит отрубить мне руки!

– Взбодрись и дыши глубже, – посоветовал Горчаков, – скоро хану Бату станет не до мелочных разборок с писцами. Ничего он тебе не сделает!

Махмуд горестно вздохнул и изобразил готовность к работе.

– Мера преступлений Чингисхана и его потомков превысила все мыслимые пределы! – снова начал диктовать Олег. – Поэтому я собираюсь положить конец злодействам этого проклятого рода! Клянусь приложить все силы, чтобы этот поход стал последним преступлением чингизидов против человечества! Клянусь, что не будет мне покоя, пока не истреблю всех пришедших на Русь потомков Чингисхана! Первыми умрут Кюлькан, Бури и Аргасун. Следом за ними умрешь ты, Бату! Хочешь жить – убирайся с нашей земли!

Хорезмиец, высунув от старания кончик языка, выводил строчки красивой арабской вязи.

– Как подписать? – спросил он, изобразив последнюю завитушку.

– Я сам подпишу, – Горчаков перегнулся через стол и передвинул листок к себе.

Махмуд протянул ему ручку. Рисовал Олег неплохо, и вскоре внизу листа вместо подписи появился расправивший крылья черный сокол, с хищно загнутым клювом, смахивающий на «Римского орла» или эмблему нацистов – это кому как больше нравится.

– Олег Иванович!

Вошедший в трапезную Учай отвлек Горчакова от созерцания своего шедевра. Выглядел он каким-то взволнованным.

– Случилось чего? – поинтересовался Олег.

– Не, – мотнул головой старшой коломенской дружины.

По годам на умудренного опытом воина он не тянул. На вид ему было лет восемнадцать. А его подчиненным и того меньше.

– Слово у нас к тебе, – белобрысый и конопатый Учай приосанился и расправил плечи, подчеркивая своей позой серьезность момента.

– Ну что ж, – Горчаков тоже напустил на себя важность, – коли есть слово, то молви!

– Сейчас, я только остальных позову! – дружинник князя Романа метнулся к двери, оставив Олега сгорать от любопытства, ибо он совершенно не догадывался, что за представление здесь затевалось.

Проскользнув один за другим в трапезную, молодые воины выстроились перед Горчаковым полукругом, а Учай выступил вперед.

– Умен ты зело, Олег Иванович, – начал с похвалы дружинник, – и удачлив! А се для вождя самое главное. Жизнь у воя такая, что бывает, токмо от везения и зависит. Посему ратники по удаче себе вождей выбирают. Бывает всем князь хорош, да уж больно невезуч. Такому даже содеянное по уму, и то не в пользу. С таким господином ни за что голову сложишь. А ежели за вождем тенью бежит удача, такому все рады служить! Потому как часть удачи его и на дружину падает. Вот мы, Олег Иванович, и думаем, что ты как раз из таких. Порешили мы с братией, – Учай широким жестом обвел стоявших за его спиной ратников, – что любо бы нам было тебе послужить. Одна беда – «отроки» мы! А князь Роман Ингваревич прижимист, – дружинник сокрушенно развел руками, – что скажешь, Олег Иванович?

– Скажу, что буду рад видеть таких орлов под своей рукой! – не задержал с ответом Горчаков. – А еще скажу, что из земель я дальних и посему не все понял. При чем здесь, к примеру, прижимистость князя Романа?

– Так я ж сказал? – удивился Учай. – «Отроки» мы.

«М-да, очень содержательный ответ», – подумал Олег.

– Послушай, Учай, – снова обратился он к парню, – я не ведаю, чем «отроки» от «детских» отличаются. Ты бы объяснил мне, что ли?

После этого дружинники заговорили чуть ли не все сразу. И вскоре Горчаков уже знал, что «детские» – это «слуги вольные». Служат они за жалованье да за долю в добыче и в любой момент могут «отъехать» от князя, то есть перейти на службу к другому господину. А «отроки» – это холопы: те же слуги дворовые, только воины. Надо – в поход идут. А ежели нет брани, то отроки князю и его гостям за столом прислуживают, за конями ухаживают, поручения разные выполняют. Еще Олег узнал, что шесть лет назад Всеволод Юрьевич в союзе с князьями рязанским, муромским и коломенским ходил на мордву. Дружины князей тамошних они погромили, села пожгли и полона толпы пригнали. Эти двадцать парней вовсе и не рязанцы, а мокшане. В рабство они попали в десять-тринадцать лет, а князь Роман Ингваревич как раз решил дружину пополнить и воспитал их воинами.

– Ах вон оно в чем дело, – разобрался, наконец, Горчаков, – стало быть, князь Роман откуп потребует?

– Угу, – грустно подтвердил Учай.

– Ну так заплатим! – усмехнулся Олег. – Как только в Коломну воротимся, я сразу о вас с князем поговорю.

Пред тем как покинуть место, бывшее совсем недавно селом Спасским, Горчаков распорядился выгнать на лед оставшихся пленных – двадцать два воина и четырех сотников. Монголы тряслись и едва передвигали ноги, видать, решили, что и им конец пришел.

У Олега от полученных сведений поднялось настроение, и он посматривал на пленников с довольной ухмылкой. Под мышкой он тащил два закрепленных на жердях полотнища. Это были половинки «маскировочного халата», на которых он углем намалевал черных соколов. Горчаков приколотил «штандарты» между кольями горизонтально, отошел и полюбовался.

– Еще надо бы здесь стол поставить и отобедать, – «прикололся» он.

Но бывший, как всегда, рядом Неждан шутки не понял. В его глазах Олег прочел сомнения в своем душевном здоровье.

– Влад Дракула так делал, – пояснил Горчаков, – но я не буду! Еще вживусь в образ да кровь начну пить.

Оставив ошарашенного приятеля переварить информацию, Олег занялся монголами. Он вытащил из толпы пленных пятерых и поставил их впереди остальных. Дальше он показал на кошмарный частокол, протянувшийся на четыреста метров, от одного берега Оки до другого, и через переводчика объяснил, что это граница, которую монголам и прочим пересекать не рекомендуется.

– Я хочу, – говорил Горчаков, – чтобы воины тумена знали, что за этой чертой их всех ждет страшная смерть. Кто с мечом на нас придет, – изрек он под конец крылатую фразу, – тот от… – Олег запнулся: – В общем, с ним будет то же самое, – указал он на колья.

После проникновенной речи Горчаков велел выдать пятерым отобранным монголам коней, из тех что похуже, и отпустить с миром. Еще пятерых воинов и одного сотника он собирался отпустить по прибытии в Коломну. Сотнику он планировал вручить письмо Батыю и выпросить у Романа дружинников, чтобы они проводили монголов до устья Осетра и еще дальше вверх по реке.

«Нужно сделать все, чтобы Батый получил письмо с угрозами, – рассуждал Олег, – придется весь план и князьям выложить, не то не дадут они провожатых. А дальше…» – На этом месте у Горчакова просто дух захватило, когда он представил, в каком состоянии будет хан Бату, когда получит известие о гибели Кюлькана, Бури и Аргасуна. Ведь следующим в списке смертников стоял он сам!

– Остался сущий пустяк, – пробормотал себе под нос Олег, – грохнуть трех первых чингизидов.

Глава 14

Как и ожидалось, Роман Ингваревич запросил за дружинников откуп. Сумма вышла немалая – по двенадцати гривен за каждого «отрока». Но ради такого дела Горчаков готов был и в долги залезть. Впрочем, этого не потребовалось. Олегу как предводителю полагалась десятая часть всех захваченных у противника трофеев, а получил он и того больше. Потому как ратники, впечатленные победой, доставшейся им без потерь, и богатой добычей, решили вознаградить удачливого воеводу, без которого им бы и вовсе ничего не обломилось. В итоге Горчаков получил пятую долю и в одночасье сделался владельцем табуна в двести девяносто шесть голов. К лошадям прилагалась внушительная куча прочего монгольского имущества.