Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

– Предложи господам раздеться и пригласи их в гостиную. Я сейчас приду.

Женщина сделала "господам" книксен, и тяжелая голова ее качнулась вперед, а затем маятником закачалась на узких плечах.

– Я есть Матильда Карловна, - улыбнулась она, показав нам свои редкие и желтые зубы. - Федор Карлович есть мой любимый брат.

– Очень приятно, - галантно сказал Павел, который никак не мог приспособиться к обстановке и чувствовал себя неуютно.

– Господа будут любезны раздеться?

Она попыталась помочь Сухову снять полушубок, но тот поспешно стащил его сам, а потом долго и тщательно вытирал ноги.

– Прошу,

господа, как выражаются русские, к нашему шалашу.

Она провела нас в большую комнату с высоким лепным потолком, где почти не было мебели, а вдоль голых стен тянулись длинные и узкие витрины. Под толстыми зеркальными стеклами на бархатных подушечках лежали неестественно большие бриллианты, рубины, изумруды, сапфиры.

– Стразы? - спросил я, остановившись у одной из витрин.

– Да, это есть стразы, - подтвердила она. - Федор Карлович делал их много лет. Он много трудился. Если бы все эти камни были настоящими, мы были бы самыми богатыми людьми в Европе и Америке. Ротшильды были бы перед нами... - как это сказать? - нищими. Да, совсем нищими. Они были бы бедными перед нами. А теперь мы бедные перед ними, потому что все это есть стразы, стекла. Но пожалуйста, берите стулья и кресла. Немен зи плятц. Прошу вас.

Я сел, но Павел моему примеру не последовал: он прилип к витринам. Сестру Кербеля это умилило.

– О, вам нравятся стразы!

– Ничего, красивые штуковины, - сказал Сухов.

– Да, да, очень красивые штуковины, - закивала Матильда Карловна. - Они совсем как настоящие. Федор Карлович делает хорошие стразы. - Она включила вмонтированные в витрины электрические лампочки - и стразы вспыхнули тысячами огней. - Вы тоже посмотрите на эти штуковины? - обратилась она ко мне. Я сильно устал за день, и мне не хотелось расставаться с мягким удобным креслом, но я все же встал и подошел к ним.

– Вот здесь самые красивые и самые большие бриллианты мира, - говорила она, постукивая по стеклу деревянной указкой, напоминающей дамский бильярдный кий. - "Великий Могол", "Звезда Африки", "Империал", "Низам", "Стюарт", "Раджа Матанский", "Кохинур", "Граф Орлов", "Великий герцог Тосканы", "Санси"... И у каждой штуковины есть своя биография.

– Вроде как у человека? - вставил Сухов.

– Да, да, как у человека. Как теперь говорят? Социальное происхождение.

Павел засмеялся:

– Бриллиант-буржуй, бриллиант-пролетарий и бриллиант-монархист?

– Да, да, - заулыбалась Матильда Карловна. - И все это социальное происхождение Федор Карлович записал о каждом бриллианте. Он хотел издать такую книгу. Но произошли война и революция...

– А вот этот, к примеру, кто? - спросил Сухов, указывая пальцем на бриллиант под стеклом.

– У этой штуковины два имени. Его зовут "Регентом" и "Питтом".

– А кто он, пролетарий или буржуй? - пошутил Сухов.

– "Питт" - аристократ, - серьезно и даже благоговейно ответила Матильда Карловна.

– Голубых кровей?

– Да, у него голубая кровь. Он аристократ. Но нашел его невольник. Он очень не хотел отдавать такую большую штуковину своему хозяину...

– Но пришлось?

– Нет. Невольник спрятал эту штуковину.

– Во рту, что ли?

– Нет, рот на рудниках осматривали. В рот нельзя было прятать. Он спрятал в ноге.

– В ноге?

– Да, да. Он разрезал ногу и спрятал бриллиант в ране. Это был хитрый невольник, и он договорился с матросом, чтобы тот его увез. Он обещал

за это матросу половину - как это? - выручки от продажи бриллианта. И матрос согласился. Но матрос был еще хитрей, чем невольник. Он понимал, что целое больше половины. Матрос убил невольника, забрал бриллиант и столкнул труп в море.

– А потом? - с интересом спросил Сухов.

– А потом матрос продал бриллиант губернатору Питту за тысячу фунтов стерлингов. Матрос думал, что тысяча фунтов - это очень много, но ювелиры ему объяснили, что за такой бриллиант это очень мало. И матросу стало грустно. Он и раньше был пьяницей, а теперь стал еще большим пьяницей. Он пил шнапс и утром, и днем, и ночью. А когда денег не осталось, он снова пошел к Питту. Но Питт приказал его прогнать. Тогда матрос попросил у своего товарища в долг деньги, купил большую бутылку рома и всю ее выпил. Он ругал Питта свиньей за то, что Питт его обманул, а потом ему стало совсем грустно, и он повесился на веревке. А Питт был умным человеком и хорошо понимал в камнях, поэтому он продал купленный у бедного матроса бриллиант за три миллиона семьсот пятьдесят тысяч франков регенту Франции герцогу Орлеанскому. А когда во Франции началась революция, бриллиант "Регент" был украден вместе с другими сокровищами короны. Французам тогда было некогда любоваться на бриллианты, они любовались на гильотины. А потом полиция нашла бриллиант. У правительства Франции тогда было очень мало денег, и оно заложило бриллиант за границей. Его выкупил император Наполеон, но он тогда еще был не император - он тогда был первый консул. "Регент" сверкал на шпаге Наполеона, когда Наполеон воевал, а Наполеон много воевал. Наполеон думал, что этот бриллиант ему приносит счастье. Но в битве при Ватерлоо Наполеона очень побили, и бриллиант "Регент" попал к храбрым пруссакам. Теперь он у кайзера Вильгельма.

Кажется, ювелирно-просветительская деятельность была семейной страстью Кербелей. Сухов слушал как зачарованный.

– Матильда Карловна, - довольно бесцеремонно прервал я рассказ хозяйки, - а где тут камни патриаршей ризницы?

Она не обиделась.

– О, пожалуйста, пожалуйста! Я слишком много говорю. Очень извините. Сюда, пожалуйста.

Она подвела нас к витрине, находящейся рядом с окном, отбросила прикрывающую стекло витрины шторку:

– Вот эти штуковины есть камни с тиары римского папы, а эти - из патриаршей ризницы.

– Это "Иоанн Златоуст"? - Павел наклонился над витриной и впился глазами в красный камень.

– Да.

– А "Слеза богородицы"? - спросил я.

– Вот она.

Когда я собирался задать очередной вопрос, рядом с нами уже стоял Кербель. Он переоделся. Теперь на нем был не шлафрок, а темный, неопределенного цвета глухой сюртук.

– Ганс уснул, - сказал он.

– Вы нас успокоили.

Почувствовав в моем голосе иронию, Кербель долго и изучающе смотрел на меня:

– Вы не любите собак, господин Косачевский?

– Нет, почему же? Но я привык отдавать предпочтение людям.

– Людям? - удивился он.

– Да, по крайней мере, некоторым...

– Конечно, конечно... Ближнего своего надо любить, как самого себя. Так завещал всем нам богочеловек, - довольно равнодушно произнес Кербель. Конечно. Это главная заповедь. Надо любить людей, - повторил он и вздохнул. По его лицу можно было понять, что осуществление этой заповеди - дело для него важное, но трудное, почти непосильное.

Поделиться с друзьями: