Черный треугольник

– Переплавленное в слитки золото и серебро - наверняка. Мелкие камни тоже. Что же касается крупных самоцветов... Сомнительно, чтобы кто-либо решился приобрести уникальный красный бриллиант из короны Никона, черные жемчужины-парагоны или, допустим, астерикс с посоха Филарета. Все они слишком хорошо известны. Но поручиться ни за что нельзя. Все зависит от того, в чьих руках оказались сокровища. Во всяком случае, надо будет принять срочные меры, чтобы похищенное не уплыло за границу. Сегодня же я постараюсь поставить в известность о случившемся все губернские розыскные милиции.

– Не постарайся, а сделай, - сказал Рычалов. - Воспользуйся телеграфом. Я договорюсь, чтобы дали вне очереди, правительственным сообщением: информация об ограблении и краткий список похищенного. Что же касается заграницы и помощи в розыске населения, то это мы обсудим завтра на президиуме Совдепа. Проект постановления я уже набросал. "Пункт первый, прочел он. - Обратиться ко всем гражданам Российской Республики за содействием в розыске и возвращении похищенных сокровищ. Пункт второй. В зависимости от ценности той или иной найденной вещи установить вознаграждение до 500 тысяч рублей..."

Сумма вознаграждения явно не соответствовала ценности похищенного.

– Поставь миллион, - предложил я.

Рычалов поморщился. Он всегда осуждал мотовство и когда в шестнадцатом ведал партийной кассой, то выдавал деньги с таким выражением лица, что многие подпольщики предпочитали добывать средства где угодно и как угодно, но не обращаться к Бухгалтеру.

– Мы не ротшильды, Леонид!

– Знаю.

– И не рябушинские.

– Догадываюсь.

– Кто дал нам с тобой право растрачивать народные деньги? - Он окинул вопросительным взглядом комнату, словно пытаясь обнаружить этого безответственного гражданина, который раздает направо и налево подобные права. - Кто?

– Никто. Но сумма похищенного превышает 30 миллионов золотых рублей.

– Рабочий все равно откажется от вознаграждения.

– А не рабочий?

– Шестьсот тысяч, - вытолкнул из себя Рычалов.

– Деньги падают в цене с каждым днем.

– Ладно, восемьсот. Восемьсот - и ни копейки больше.

Но на этот раз мне удалось настоять на своем.

– Только учти, - сказал Рычалов, - что на президиуме Совдепа я эту дикую сумму отстаивать не буду. А теперь третий и последний пункт проекта: "Обратиться через комиссара иностранных дел ко всем странам с предупреждением о совершенном хищении национальных сокровищ и просьбой оказать содействие задержанием их в пограничных районах".

Третий пункт был составлен, разумеется, только для очистки совести: если ценности попадут за кордон, они навеки будут потеряны для России. И, словно прочитав мои мысли, Рычалов сказал:

– На капиталистов рассчитывать не приходится. Какая к черту помощь, когда они только и мечтают, как бы разделаться с нами. Ждут не дождутся немецкого наступления...

– Думаешь, немцы решатся?

– Скорей всего да. Армия нужна, Леонид, армия!

– Демобилизацию приостановить уже нельзя.

– Я говорю о новой армии, революционной.

Длинный, худой, он встал, молча прошелся по комнате.

– Ну, что будет завтра, узнаем завтра, а сейчас... Кто все-таки мог ограбить ризницу? Какие у тебя предположения?

Выслушав меня, он начертил на листе бумаги угол. Против одной стороны написал: "Уголовники", против другой - "Шкатулка" и поставил вопросительный знак.

– Итак, два предположения, или, как говорят правоведы, две версии. А третью ты исключаешь?

– Какую?

– Погоди, - сказал Рычалов. - Давай рассмотрим факты.

"Рассмотрим факты" - с этих слов он обычно начинал занятия в кружке, молотком вбивая в головы слушателей различные сведения, из анализа которых мог следовать лишь один непреложный вывод. "Во-первых... Во-вторых... В-третьих... В-четвертых... Следовательно..."

– Факт первый, - сказал Рычалов. - Ограбление произошло уже после распубликования декрета о свободе совести. Таким образом, в результате ограбления главный ущерб понесла не церковь, а трудовая Россия. Похищено народное достояние. Факт?

– Факт.

– Факт второй. Архимандрит Димитрий, на попечении которого находится бывшая синодальная ризница, человек как будто бы добросовестный, две недели не показывается там. А когда обнаруживается кража, архимандрит отнюдь не торопится сообщить о ней властям. Охотнорядцы уже знают об ограблении и даже пытаются устроить погром в связи с мнимой кражей церковных реликвий, а мы не знаем. Ты приезжаешь в Кремль - там корреспондент "Русских ведомостей". Кстати, ты зря его не допросил. Не мешало бы узнать, кто его поставил в известность о случившемся... А теперь третий факт. Помнишь заявление протоиерея Добронравова?

– Об окопах, что ли?

– Да, насчет того, что наступил конец отсиживанию и церковь должна выйти из окопов. Вот они и вышли... Крестный ход изо всех московских церквей "по случаю событий, угрожающих церкви и родине", всенародный молебен на Красной площади, союзы защиты святынь... И как ты мог убедиться из документов, которые я тебе дал прочесть, у церкви союзников хватает...

– Это все понятно.

– Против нас теперь используется все: каждая промашка, каждый инцидент. Выгодно в этих условиях для церкви с политической точки зрения "расхищение святынь"?

– Безусловно.

Соединив стороны угла жирной чертой, Рычалов начал заштриховывать получившийся треугольник.

– То есть ты хочешь сказать, что, возможно, никакого ограбления и не было?

– Да. Третья версия - инсценировка ограбления в политических целях.

– Сомнительно, - сказал я.

Рычалов удивленно посмотрел на меня: он не привык к тому, чтобы члены кружка из предложенных им посылок делали неожиданные для него выводы.

– В отличие от тебя, я хорошо знаю Димитрия. Он бы не пошел на подобное...

Рычалов развел руками:

– Война есть война. Но как бы то ни было, а эту гипотезу проверить следует. Надеюсь, тут у тебя возражений нет?

В этом я с ним был согласен.

– На Дубовицкого рассчитывать нельзя? - утвердительно спросил он.

– Дубовицкий - пустое место. Но хуже другое: уголовный розыск не имеет опорных пунктов ни на Хитровке, ни на Сухаревке. Как ни странно, я боюсь, что проверка версии относительно уголовников окажется наиболее трудной. Придется в основном действовать методом облав и повальных обысков.