«Черный тюльпан». Повесть о лётчике военно-транспортной авиации

Оля пробежалась по мне глазами, как по пустому месту и шлёпнула печать в полётное задание. Вообще то я всегда вызывал какой-то интерес у дам, а здесь ровным счётом ничего. Ладно, попозже разберёмся. Мы уже с майором почти в припрыжку неслись к стоянке, где стоял мой любимый Ан-12, а возле него переминались с ноги на ногу два лётчика.

– Витя, ну на фига тебя понесло в штаб, уже бы пол пути протопали.

– Игорёк, не гунди.

– Игорь, наш штурман, – сказал мне на ходу майор.

– Ребята, наш стажёр на левое кресло, Павел, – громко сказал майор, – прошу любить и жаловать, до отпуска мне его нужно откатать. Всё, по местам, взлетаем.

Вошли в самолёт, в пилотскую кабину. Все было мне знакомо. Экипаж был полный – пять человек. Следовательно, места для стажёра предусмотрено не было. Я примостился за спиной бортмеханика. Началась привычная подготовка к вылету, быстренько все сделали, запустили двигатели и начали выруливать. Чувствовалось, что экипаж слётан, все знают своё дело. Довольно долго стояли на предварительном, так как самолёты регулярно взлетали и садились. Понятно, ведь аэродром был гражданским, и мы терпеливо ждали своего окна. Но вот диспетчер дал нам разрешение на взлёт, майор достаточно лихо вырулил на полосу и не притормаживая двинул РУД⁴ы вперёд. Так же лихо взлетели с хорошим набором высоты и, ещё не успели убраться шасси, как он резво крутанул штурвал и с предельно допустимым креном начал выходить на курс. Мы у себя на Севере летали как-то поинтеллигентнее, что ли. Майор оглянулся на меня и заметив, что я достаточно напряженно смотрю на приборы, сказал: «Паша, тут летают немного иначе чем в Союзе». Я ничего не понял. «Костя, иди в комнату отдыха, сегодня у тебя отгул», – сказал он хрупкому парнишке в правом кресле, – Паша, занимай место».

Я устроился, поставил ноги на педали, пристегнулся.

– Второму принять управление.

– Есть, – ответил я, – второй управление принял.

– Первый управление отдал. Курс 160, высота 8.200.

– Есть, курс 160, высота 8.200.

Автопилот был выключен, пилотировал вручную, удерживая курс, высоту и скорость. Это я умел делать неплохо. Почему не даёт команду на включение автопилота? Видимо хочет проверить меня на технику пилотирования. Проверяй, не жалко. Техника у меня была на высоте.

Я повернулся к командиру: «Виктор Федорович, куда летим-то?»

Сзади кто-то ехидно заметил: «Стажёр не знаком с заданием?»

«Город Кабул, Демократическая республика Афганистан. Где Советский народ оказывает дружескую помощь братскому афганскому народу, за что братский афганский народ долбит, что есть мочи советских солдат», – спокойно сказал майор. Видимо я сильно изменился в лице, и майор добавил: «Паша, мой совет. Не думай о политике, от этого башку сразу снесёт. Думай о полете, о том, как тебе эту самую башку, а также головы ещё пяти членов экипажа, в целости и сохранности домой вернуть. Через полчаса перелетим границу, где каждая сволочь только и думает о том, как бы тебя сбить».

Все молчали, может меня стеснялись, а может уже всё выговорили. Я глядел вперёд. Облачность, которая была достаточно плотной при взлёте, рассеялась. Впереди начинались горы. Этот вид меня заворожил. Никогда мне не приходилось летать над горами. Черные глыбы хребтов, со снежными верхушками наползали на нас. Казалось, что они будут выше нас и мы не сможем перелететь через них, но каждый раз очередной хребет оказывался ниже и мы спокойно его пролетали. Правда спокойным полет уже назвать было нельзя, нас достаточно хорошо трепал ветер. Я пытался заглянуть вниз, в ущелье и не мог увидеть его дна.

– Управление передать первому, – вернул меня в кабину голос майора.

– Есть.

– Первый управление принял.

– Второй управление передал.

– Экипаж, начинаем снижение. Паша, руками ни чего без моей команды не трогать. Руки со штурвала сними, ты пока не знаешь, что ими делать. «Может Костю разбудить», – раздался сзади голос бортмеханика. «Не стоит, справимся, да, Паша? Все только по моей команде». Штурман Игорь спросил: «Афганская посадка?» «Нет, все нормально, горы чистые», – ответил ему радист. Я опять не понимал, что значит горы чистые и афганская посадка. Потом спрошу. За окном быстро темнело. Мы летели по ущелью достаточно быстро, быстрее, чем положено по Наставлению. Впереди ничего не было видно. И только силуэты темных гор по бокам. Скорость снижения была тоже достаточно большой. И вдруг, там впереди, где мгновение назад ничего не было, засветилась дорожка огней – ВПП⁵.

– Шасси, закрылки полностью, – раздалась команда.

Я быстренько перевёл рукоятку шасси на выпуск, и как только загорелись лампочки «Шасси выпущено» перевёл рукоятку закрылков на максимум. Самолёт как будто упёрся в вату. Я повис на ремнях. Игорь бодро читал высоту и скорость. Я не успевал соображать, много это или мало, как мы бойко ударились о бетон и быстренько покатились по полосе.

– Паша, тормози.

Я плавно нажал на педали. Глянул вперёд. Быстро приближались огни торца полосы, а мы все ещё бодренько катились. Я ещё сильнее нажал на тормоза.

– Тормози, тормози, – прокряхтел майор, – сумел разогнать, теперь сумей остановить.

– Не понял, Виктор Федорович?

– Я сказал, шасси и закрылки.

– А я что?

– А ты шасси выпустил, а закрылки секунд через пять.

Наконец мы остановились метрах в двух от конца полосы. Майор добавил оборотов и начал рулить на стоянку.

– Так ведь в Наставлении написано, сначала шасси, а потоми закрылки.

– Ты, Паша, Наставления выучи и забрось куда подальше. У нас здесь свои Наставления. Написанные кровью наших погибших товарищей.

Прозвучало достаточно пафосно из уст майора, и только в последствии я понял значение его высказывания.

Мы пошли в аэропортовскую столовку. В животе у меня урчало, да и все был голодны. Как я понял, у экипажа это был третий рейс без перерыва. Быстренько проглотив макароны с котлетами, мы вернулись к самолёту. Возле грузового люка аккуратными штабелями стояли одинаковые ящики. Оружие, наверное, подумал я. И только подойдя ближе, при свете фар, я увидел на ящиках фамилии.

– Это что, Виктор Федорович? – робко спросил я.

– Груз 200.

Я, конечно же, знал, что такое груз 200 и мне стало как-то не по себе. Полный багажный отсек трупов.

– Отвоевались ребята, – сказал бортмеханик.

– Вот так, старлей. Сюда живую силу, назад – груз 200, – сказал майор. Мне стало немножко жутковато. О том, что в Афганистане идёт война, я, конечно, знал. Но почему-то не думал, что на этой войне гибнут люди. Война была где-то далеко. В Союзе о ней знали мало, по телевизору в новостях практически не показывали.

Самолёт быстро загрузили, и мы получили разрешение на вылет. Была ночь. Абсолютная темнота. Кое где по аэродрому горели лампочки, но они не давали никакого света. Огни на ВПП были тоже выключены. И только огромные, чуть мерцающие звезды светили на той части неба, которая не закрывалась горами. Майор скомандовал: «Стажёр в левое, Костя, из отгула вызываю, занимай правое, а я посплю немного. Завтра в отпуск, дел валом. Паша, если меня довезёшь целого и здорового, стажировка у тебя закончится. Пилотировать умеешь, видел. Если что, ребята помогут. А тебе нужно становиться командиром. Летать тебя научили, а вот быть командиром – этому не научишь. Либо есть эта жилка в человеке, либо нет. И тогда до пенсии будешь вторым. Все. Не трясти и не будить», – и майор, взяв какой-то бушлат с вешалки, вышел из кабины.

Все четверо посмотрели на меня. Мне было как-то не ловко. Но я по-хозяйски уселся в левое кресло, пристегнулся и думаю, с чего начать.

Но тут подал голос Костя: «Чего рты разинули? За работу, уже ночь на дворе».

Все быстренько начали щелкать переключателями, запускать двигатели. Двигатели ровно загудели. Константин сказал: «Старлей, я сам вырулю, а то в потёмках заедешь не туда». Я кивнул. Костя вырулил на полосу, она была жутко темной. Фары и ходовые огни не включали. Мы стояли и ничего не делали. Минуту, две. Я уже заёрзал на своём месте. «Двигатели прогреты», – доложил бортмеханик. И тут полоса вспыхнула огнями, так что с темноты было больно глазам. Костя посмотрел на меня и кивнул. «Экипаж, взлетаем», – каким-то чужим голосом скомандовал я и толкнул РУДы вперёд. Костя положил на РУДы свою руку и вывел двигатели на максимальный режим. Бортмеханик подстраховывал его. Самолёт резво покатил по бетонным плитам, штурман читал скорость. Я очутился в своей стихии. Мы взлетели, скорость росла и её рост я компенсировал увеличением скорости подъёма. «Курс 60», – скомандовал штурман. Я неспеша повернул штурвал, держа крен в пределах 30 градусов.