Чёрный вдовец

– Так фониль или король?

– Его величество! – возмутилась Магда, а Людвиг чуть не схватился за голову: она хоть сама понимает, какой бред несет? И как только Рихард умудряется общаться со слугами! – В трубке, вот! Ихнюю светлость хочут!.. ой… простите, ваша светлость…

Магда на всякий случай присела в книксене, потупилась и осенила себя кругом Единого. И все это – не выпуская из рук кувшинчика с молоком.

– Брысь, – скомандовал Рихард, и Магда унеслась.

А Людвигу пришлось отправиться в гостиную, к фонилю.

– Почему вы меня не дождались? – без приветствия начал Гельмут. Судя по тону, его величество был не в духе, что неудивительно после встречи с толпой сплетников и лизоблюдов, которых он обычно не допускал во дворец. – Я хотел пресечь глупые слухи прежде, чем они расползутся по всей Астурии, а ты посмел сбежать.

Людвиг покачал головой. Иногда он поражался наивности кузена: он считал, что может остановить сплетни одной своей волей. Наивность или самонадеянность? А, неважно. Все равно после публичного заявления Отто, что он желает видеть Рину своей мачехой, новость распространится как лесной пожар. Все помнят историю с Элизой, в которую Гельмут имел неосторожность влюбиться. Тогда герцогу и герцогине Бастельеро перемыли все косточки, а теперь – все сначала. И ведь никто не поверит, что Рина тут вовсе ни при чем, и что Гельмут не собирается соблазнять новую жену кузена.

Бедная Рина. На нее выльется ведро помоев. А она даже не в курсе всей этой грязной истории!

– Добрый вечер, ваше величество, – дождавшись паузы, поздоровался Людвиг. – Моей жене стало дурно, и мы были вынуждены покинуть прием. Мне очень жаль.

– Ты опять не смог защитить супругу от своей родни? Людвиг, это начинает раздражать. Отто впервые в жизни попросил меня жениться, и не могу сказать, что меня это радует. Ты до сих пор не добился доверия фрау Рины. Кто она на самом деле? Что она рассказала о своем мире? О самой себе – что любит, с кем жила, кто ее мать?

– Я пока не готов ответить на эти вопросы, – спокойно ответил Людвиг. Он мог бы напомнить Гельмуту о задании во имя дружбы с Франкией, но сейчас Гельмут взбешен и не способен воспринимать разумные доводы.

– Ты провалил задние, полковник. Но я звоню не по этому поводу. Отто приглашает фрау Рину на обед. Послезавтра.

– На обеде будет только его высочество? – Людвиг сам удивлялся своему спокойствию.

– Почему же, я тоже присоединюсь. Давно желаю задать фрау один вопрос, – заявил Гельмут злобно-провокационным тоном, напомнив Людвигу то ужасное время, когда они чуть не вцепились друг другу в глотки из-за Элизы.

– Какой же? – подал ожидаемую реплику Людвиг, правда, без ожидаемой кузеном ярости.

– Что ее связывает с драконами? – издевательской злобы в тоне Гельмута становилось все больше, видимо, спокойствие Людвига его лишь раззадоривало. – Коль ее муж до сих пор не смог этого выяснить. Или тебе не хватило ума увязать появление в нашем мире твоей жены и активности летающих тварей?

И он отключился. Людвиг хмуро повел плечами и аккуратно положил трубку на место. Зараза! Король в ярости и хочет результатов немедленно. Как всегда. Вот только на этот раз Людвиг не поддастся на провокацию и не наделает глупостей. А с Риной они уж как-нибудь разберутся. Гельмут может сколько угодно гневаться, топать ногами и брызгать ядом, но поссорить Людвига с Риной у него не выйдет. Потому что…

А потому что надоело, вот! Хватит уже Гельмуту отыгрываться на кузене за собственные неудачи в личной жизни! Людвиг не виноват, что Гельмута женили, не спросив его согласия, и тем более – что королева умерла, едва взойдя на трон и родив наследника.

В задумчивости Людвиг направился прочь из гостиной, и едва не наткнулся на рыжую камеристку Рины. Она торчала у дверей, одной рукой держа все тот же кувшинчик с молоком, а другой зажав рот, и смотрела на Людвига выпученными глазами.

– Брысь, – отмахнулся от любопытной проныры Людвиг.

И рыжая, пискнув, выскочила из гостиной. А Людвиг подумал, что иногда способности менталиста, как у Германа, бывают крайне полезны. Рыжая – на редкость дурное создание, и если она услышала часть разговора, один Баргот знает, в какую несъедобную кашу все это превратится в ее голове. И что она расскажет Рине.

Все же есть в идее сделать всех слуг дома умертвиями здравое зерно. По крайней мере, будут слушаться и перестанут сплетничать.

Наверное.

В кухне царил мир, подозрительно похожий на мор. Чуть ли не все домашние слуги валялись на полу – там, где их застало заклинание. По счастью, на плите ничего не стояло, иначе бы к разноголосому храпу добавился дым от чего-нибудь сгоревшего.

Людвиг для начала оглядел поле боя: перевернутую мебель, черепки и осколки, россыпь золотого лука и какой-то зелени, вылезшее из кастрюли и расползшееся по всему огромному мраморному столу тесто, и посреди тестовой лужи – подрыгивающего босой ногой поваренка. Виновник торжества спокойно восседал на потолочной балке, рядом с пятном от соуса. Судя по запаху, это был любимый красный соус Людвига, с чесноком и тимьяном. Остатки соуса украшали, подобно вражеской крови, лицо и всю мощную фигуру фрау Шлиммахер, сраженной заклинанием, но не выпустившей из рук медной сковороды на длинной ручке. Около фрау валялись героически оказывавшие ей сопротивление лакеи в количестве четырех голов. Садовник с расквашенным носом уснул в уголочке, в обнимку с метлой. Обе горничные, то ли пытавшиеся спасти остатки «любимого» сервиза, то ли решившие тоже потренироваться в меткости (у одной в руках была супница, у другой блюдо) – сопели чуть поодаль, у дверей в кладовую.

– И все это – из-за какого-то жука? – Людвиг не надеялся, что Единый или Баргот ему ответят, но и промолчать не мог.

– Из-за нервов, – с едва уловимой ноткой презрения ответил Рихард. – Фрау Шлиммахер велела садовнику сбить его метлой, я запретил, и началось.

– Почему запретил? – поинтересовался Людвиг, продолжая осматривать последствия разгрома.

– Ее светлость расстроится, если с жуком что-то случится.

– Ах, ее светлость, – хмыкнул Людвиг.

– Прикажете его поймать, герр Людвиг? – Рихард традиционно остался невозмутим.

– Я сам его сниму. А ты принеси аквариум, тот, из Франкии. И вели кому-нибудь добыть мха и коряг, чтобы тварь рогатая чувствовала себя уютно.

Рогатая тварь пошевелилась, словно услышала свое имя, с треском расправила крылья и перелетела на соседнюю балку.

Внушительная тварь. Размером с ладонь, и это не считая длинных зазубренных рогов. Зачем Ринке понадобилось этакое страшилище, Людвиг не понимал. Впрочем, чем бы жена не тешилась, лишь бы к Гельмуту в постель не прыгала.

А вот самому Людвигу пришлось минут пять возиться с последствиями собственного заклинания, потому что на приказ проснуться слуги не отреагировали. Начал он с горничных – вынул из рук той, что помладше, монструозную супницу в изысканно-зеленый цветочек и с чувством треснул об пол. Вот теперь он мог с чистой совестью заявить матушке, что ее сервиз разбился. Впрочем, блюдо тоже последовало за супницей, как и случайно уцелевшие три тарелки. И только после этого Людвиг склонился над горничной, коснулся ее виска и снова велел:

– Просыпайся.

Девица ойкнула, вскинулась, едва не ушибив своего господина лбом по носу, и принялась озираться.

– Ой, что это, ваша светлость?

– Погром. Бери метлу и приступай к уборке.

Горничная поднялась, пошатываясь, а Людвиг на всякий случай прислушался: дышит? Сердце бьется? Вроде да. Хотя сердце франкского императора вполне себе билось, и дышал он, и даже с аппетитом уминал фуа-гра, которое последние пять лет не мог себе позволить по причине слабости желудка. Так сразу и не скажешь, что умертвие.