Черный ворон
Шрифт:
Старик шагнул к ним, и Салли уставилась на него. Раньше она видела его только издали. Мать, обычно такая участливая к пожилым соседям (предлагала сходить за покупками, приносила суп и выпечку), избегала Магнуса Тейта. Когда он находился снаружи, родители торопились пройти мимо. «Никогда туда не ходи, – говорила ей мать в детстве. – Он дурной человек. Девочкам там не место». Поэтому дом ее манил. Салли разглядывала его, когда направлялась в город. Видела, как Магнус, сгорбившись, стрижет овец, как стоит у дома, всматриваясь в дорогу, и солнце очерчивает его силуэт. Теперь, вблизи, он казался персонажем из сказки.
И сейчас, когда Магнус смотрел на нее, Салли решила, что он и впрямь похож на иллюстрацию из детской книжки. «Тролль», – мелькнуло у
Магнус смотрел на девушек мутными глазами, как будто никак не мог сфокусировать взгляд.
– Входите, – сказал он. – Входите.
И растянул губы в улыбке, обнажив зубы.
Салли затараторила. Так всегда случалось, когда она нервничала. Слова вылетали сами, она понятия не имела, о чем говорит. Магнус закрыл за ними дверь и встал перед ней, перекрыв выход. Предложил виски, но Салли понимала, что соглашаться нельзя. Кто знает, что он туда подмешал? Она достала из сумки бутылку вина, улыбнулась, чтобы умаслить старика, и продолжила болтать.
Она попыталась встать, но старик взял нож – длинный, с черной ручкой – и разрезал лежащий на столе кекс.
– Нам пора, – сказала она. – Родители будут волноваться.
Но ее будто не слышали. Она с ужасом наблюдала, как Кэтрин берет кусок кекса и отправляет в рот. На ее губах и между зубов остались крошки. Старик возвышался над девушками с ножом в руке.
Пока Салли искала взглядом выход, она заметила птицу в клетке.
– Что это? – резко спросила она.
Слова вылетели сами, прежде чем она успела их остановить.
– Ворон.
Старик замер, наблюдая за ней, затем аккуратно положил нож на стол.
– Разве не жестоко держать его взаперти?
– У него сломано крыло. Даже если выпустить – не улетит.
Но Салли не слушала объяснений. Ей казалось, что старик хочет запереть их, как эту черную птицу с ужасным клювом и сломанным крылом.
И вдруг Кэтрин встала, стряхивая крошки с рук. Салли последовала ее примеру. Кэтрин подошла к старику так близко, что могла коснуться. Она была выше его и смотрела сверху вниз. На мгновение Салли испугалась, что подруга собирается поцеловать его в щеку. Если Кэтрин сделает это, то и ей придется. Ведь это тоже элемент вызова на слабо, верно? По крайней мере, так казалось Салли. С тех пор как они вошли в этот дом, все было вызовом. Магнус был побрит кое-как. В складках на его щеках топорщилась жесткая седая щетина. Желтые зубы покрывала слюна. Салли скорее умерла бы, чем прикоснулась к нему.
Но уже через мгновение они были снаружи, смеясь так громко, что Салли боялась описаться или рухнуть вместе с Кэтрин в сугроб. Когда глаза привыкли к темноте, фонарик уже не понадобился – путь домой освещала почти полная луна, а дорогу они знали.
В доме у Кэтрин было тихо. Ее отец не признавал новогодних праздников и рано лег спать.
– Зайдешь? – спросила Кэтрин.
– Лучше не надо.
Салли знала, что это правильный ответ. Иногда она не понимала, что на уме у Кэтрин. А иногда читала ее как открытую книгу. Сейчас она знала – Кэтрин не хочет, чтобы она заходила.
– Дай бутылку. Спрячу улики, – предложила Кэтрин.
– Ага.
– Я постою тут, посмотрю, как ты дойдешь, – сказала она.
– Не надо.
Но девушка осталась стоять, облокотившись на забор. Когда Салли обернулась, Кэтрин еще была на том же месте.
Глава 3
Будь у него возможность, Магнус рассказал бы девушкам про воронов.
На его земле всегда водились вороны – с тех пор как он был мальчишкой. Он наблюдал за ними. Иногда казалось, будто они играют – кружат в небе, словно дети, играющие в догонялки,
затем складывают крылья и камнем падают вниз. Магнус прямо-таки чувствовал, каково это, когда свистит в ушах ветер и стремительно приближается земля. А потом вороны расправляли крылья, и их крики звучали как смех. Однажды он видел, как вороны скатываются на спине со снежной горки, один за другим, точь-в-точь как мальчишки-почтальоны на санках, пока мать не отгоняла их прочь от дома.Но иногда вороны были жестоки. Он видел, как они выклевали глаза больному ягненку. Блеющая от боли и ярости овца-мать их не отпугнула. Магнус тоже не стал их прогонять. Он не смог оторвать взгляд от того, как они копошатся и разрывают плоть окровавленными когтями.
После Нового года он думал только о Салли и Кэтрин. Они стояли у него перед глазами, когда он просыпался, мерещились вечером, в полудреме у камина. Он гадал, вернутся ли они. Не верил, что это возможно, но мысль о том, что он больше никогда с ними не заговорит, была невыносима. А остров все это время был скован морозом и засыпан снегом. Из-за сильнейшей метели в окно не было видно тропу. Мельчайшие, как пыль, снежинки кружились на ветру, словно дым. Потом ветер стихал, выглядывало солнце, и отраженный свет резал глаза, заставляя щуриться. Магнус видел голубой лед в заливе, снегоуборочную машину, расчищающую дорогу, почтовый фургон, но только не тех прекрасных девушек.
Однажды он мельком заметил мать Салли, школьную учительницу миссис Генри. Она вышла из школы в розовой куртке с капюшоном и в унтах на меху. Она была намного моложе Магнуса, но одевалась как старуха, словно ей плевать на свою внешность. Маленькая, суетливая, она семенила, будто вечно куда-то спешит. Он смотрел на нее и вдруг испугался, что она направляется к нему. Ему представилось, будто она узнала, что Салли навестила его в новогоднюю ночь. И вот миссис Генри кричит, тычется лицом так близко, что он чувствует ее дыхание, брызги слюны: «Не смей даже приближаться к моей дочери!» На мгновение он растерялся: это воспоминание или фантазия? Но она не пошла на холм к его дому, а свернула в другую сторону.
На третий день у него закончились хлеб, молоко, овсяные лепешки и шоколадное печенье, которое он любил есть с чаем. Пришлось ехать в Леруик на автобусе. Магнус не хотел выходить из дома – а вдруг девушки придут, пока его нет? Со смехом постучатся в дверь, поскальзываясь на тропинке, а он и не узнает, что они заходили. Снег утрамбован так плотно, что следов не останется.
В автобусе он узнавал многих пассажиров. Некоторые учились с ним в школе. Вот Флоренс, которая до пенсии работала поваром в отеле «Скиллиг». В молодости они приятельствовали. Она была хорошенькой и отлично танцевала. Как-то на танцах в Сандвике, когда музыканты ускорили ритм, она споткнулась и Магнус подхватил ее на руки. Так и держал, пока она со смехом не вырвалась. Чуть дальше сидел Джорджи Сандерсон, он повредил ногу в аварии и больше не мог рыбачить.
Но Магнус сел один. Никто не заговорил с ним, даже не кивнул. Так было всегда. Привычно. Наверное, его просто не замечали. Водитель включил отопление на полную. Горячий воздух дул из-под сидений, растапливая снег на ботинках пассажиров. Вода стекала по проходу, покачиваясь в такт движению. Окна запотели. Магнус понял, что пора выходить, только когда начали подниматься остальные.
Леруик стал шумным местом. Раньше Магнус знал в лицо каждого встречного. Теперь даже зимой в городе было полно незнакомцев и машин. Летом еще хуже. Туристы сходили с ночного парома из Абердина, ошарашенно озираясь, будто попали в зоопарк или на другую планету, и крутили головами. Иногда в гавань заплывали огромные круизные лайнеры, возвышающиеся над домами. За час их пассажиры заполоняли город, словно захватчики. Такие громкие голоса и жадные взгляды… Но Магнус чувствовал: они разочарованы. Должно быть, Шетландские острова не оправдали их ожиданий. Заплатив за круиз кучу денег, туристы чувствовали себя обманутыми. Видимо, Леруик не особо отличался от тех мест, откуда они прибыли.