Черный

Снаружи быстро стемнело, зимой темнеет рано, а в лесу и того раньше. Лес стоял уже черный, как мое состояние. На остров скоро опустится тьма, такая же будет и у меня на душе. Поистине, Анна сделала мне последний подарок, перед смертью посоветовав разозлить кого-нибудь, чтоб убили одним ударом.

Я смотрела на темную массу деревьев под окном и думала о том, что ничего не знала о жизни. Как подавляющее большинство не только шведов, но вообще жителей благополучных стран, я видела только фасад спокойной, устроенной жизни, в которой от рождения до смерти о человеке заботятся, ведут по жизни почти за ручку. Продумано все: как лечиться, учиться, работать, даже о депрессии подумали. Это хорошо, очень хорошо, человеку много легче, когда он чувствует себя защищенным.

Но красивый фасад слишком часто скрывает безобразное наполнение. Я не подозревала, что у нашей хорошей жизни есть страшная изнанка? Догадывалась. Понимала, что если есть свет, то есть и тень, даже мрак. Но как часто, не соприкасаясь с этим мраком, мы предпочитаем о нем не знать, отгонять сами мысли о его существовании.

Мы готовы предоставить убежище многим женщинам из многих стран. Это замечательно, потому что в их собственных жить зачастую невозможно. Но сколько и в Швеции попадают в беду? Неизвестно, потому что невозможно отследить всех, кто пересек границы Евросоюза.

Что же, не помогать? Нельзя, ведь тысячи, если не сотни тысяч устраиваются нормально и за помощь благодарны. Почти четверть населения иммигранты, это настоящая помощь нуждающимся в ней. Как же сделать так, чтобы не было вот таких – тех, кто погибает под пытками?

В Швеции запрещена не проституция, а покупка сексуальных услуг. Но добродушные шведы стараются не замечать, что, кроме законопослушных граждан, есть и такие как Маргит, Леннарт, этот Хозяин, чтоб он сдох! Те, для кого бабки куда важней человеческих жизней и даже суда Божьего. Их нельзя перевоспитать, даже изолировать нельзя, они как сорная трава, все равно пробьются даже сквозь бетон. Их можно только выжечь каленым железом.

Но откуда они берутся, почему у нормальных внешне людей вдруг проявляется такое?

Бессмысленные вопросы, потому что ответов на них нет, а меня саму ждет кошмар.

Немного погодя вошел Улоф, приказал:

– Пошли, все пятеро, быстро!

Ну вот и все, меня тащат тоже.

Габи и Тина шли сами, а вот Вилте Белому Медведю пришлось тащить, идти она была не в состоянии.

В подвале все готово для пыток. Вот она изнанка сказочного домика на лесной поляне… Я вспомнила выражение, прочитанное в каком-то детективе, что, даже увидев свет в окне уютного скандинавского дома, не стоит стучать в его дверь, потому что можно с равной вероятностью как получить радушный прием, так и нарваться на криминал. Сказочный домик Торстейна и Инги яркий тому пример.

Меня усадили на стул, заведя руки назад и склеив скотчем, щиколотки тоже сцепили. Ясно, я пока наблюдательница…

Нет, они не заставят меня смотреть, как мучаются мои подруги по несчастью. Я просто закрою глаза и буду думать о чем-то хорошем. Или о ком-то.

Не получилось, Леннарт объяснил просто:

– Если ты не будешь смотреть, им будет больней.

Сначала я усмехнулась: как бы страшно это ни звучало, чем больней девчонкам будет, тем лучше. Лучше пусть сразу потеряют сознание, а то и умрут, чем будут в полном сознании мучиться до завтра.

Но Леннарт понял и это, снова усмехнулся:

– Ты зря думаешь, что им дадут сдохнуть от разрыва сердца или от болевого шока. Мы умеем останавливаться на грани. Смотри!

Я нашла другой выход: смотреть не видя. Просто отключить центр в мозгу, который отвечал за понимание того, что происходит перед глазами. Но полностью не видеть и не слышать не удалось, сквозь затуманенное сознание пробивались крики девушек и команды их мучителей.

Первой взялись за Вилте, но она долго не выдержала, девушка уже была на грани, видно, раньше ее терзали больше других. Вилте просто сошла с ума, и ее добили.

Я понимала, что виденное с Вилте лишь начало. Не выдержав, отвела взгляд, на меня не обращали внимания. На столе рядом кувшин с водой, из которого обливали Вилте… под столом разветвитель удлинителя для множества ламп и съемочной аппаратуры…

Я осторожно поменяла положение… никто не заметил, мучители были заняты. Четверо здоровенных парней пересмеивались, предвкушая удовольствие от мучений двух красивых девушек. Руки связаны, ноги тоже, но оставались колени и столик на шатких ножках с кувшином на нем.

Только бы получилось толкнуть стол так, чтобы кувшин опрокинулся! Раньше чем мучители обернулись и тем более сообразили, что произошло, во все стороны посыпались искры и… в подвале стало совершенно темно. Короткое замыкание! Я устроила короткое замыкание!

Кто-то из ублюдков метнулся в сторону, налетел на жаровню, видно, здорово обжегся… Поднялся гвалт, мат стоял такой, что, взорвись наверху пара полутонных бомб, мы бы не услышали.

В этот момент открылась дверь наверх, и к мату наших мучителей добавилась ругань Маргит:

– Что, черт возьми, у вас творится?!

У Маргит в руках большой фонарь. Он помог разобраться, что именно. Я сумела вместе со стулом отодвинуться подальше, потому на меня подозрение не пало, да и не разбирались. Маргит только приказала:

– Уберите отсюда эту сучку, чтобы не зашибить ненароком.

Скотч на моих руках и ногах разрезали, меня саму потащили наверх, хотя там было также темно.

Через довольно продолжительное время в комнату притащили и Габи с Тиной. Габи шепотом поинтересовалась:

– Это ты сделала?

– Да, воду опрокинула.

Тихий смешок:

– Они так злились, так ругались! Нас побили, Тине вон даже челюсть свернули, но мы все равно рады.

Тина согласно кивала, придерживая рукой пострадавшую челюсть.

Оказалось, что от замыкания сгорела аппаратура, не вся, конечно, но что-то серьезное. Еще больше меня обрадовало, что на жаровню налетел Леннарт, обжегся сильно, даже ходить не может. Вау! Первый пошел!

Не одна Габи оказалась догадливой, мозги Белого Медведя еще не усохли до размеров его бицепсов, он сообразил и сказал Маргит, а та мне:

– Если ты, сучка, выкинешь еще какой-нибудь фокус, то я не посмотрю на запрет, оболью тебя кипящим маслом и скажу, что перевернула сама.

– Да вашему Хозяину наплевать, сама или с твоей помощью, виноваты все равно останетесь вы – не углядели.

– Ничего, недолго осталось, совсем недолго. Вечереет.

Я понимала, что недолго, но это же означало другое: мне терять нечего. Ни Лукаса, ни Вангера с полицией на горизонте не видно, надеяться на них не стоит. Даже если Лукас поверил, что это я, даже если сообразил, в чем дело, даже если решил действовать, пока Вангер решит тоже поднять свой зад со стула и почешет за ухом, нас успеют убить и разделать на части. Поэтому я могу позволить себе все, но просто злить эту мразь бессмысленно, а вот высказать ей все у меня чесался язык.