Черствое сердце

— Опять сдерживал эмоции? — поняла я.

— Ты хорошо меня знаешь, — улыбнулся вампир, обнимая меня, чтобы вытащить из ванной. Поцеловал. — Ты действительно не хочешь детей?

Я посмотрела на него и поняла, на что он намекает.

— Заводить детей можно, когда вокруг все спокойно и никто не хочет тебя убить, — устало объяснила я. — И я хочу ребенка, но, банально, как и все, боюсь боли.

— Знаешь, — поставил меня на пол вампир. — Я не могу тебе ничего обещать. Вдруг не получится сдержать слово. Но послушай внимательно и поверь. Ты — моя семья. И я хотел бы, чтобы нас стало больше. Не сейчас, а когда ты будешь готова.

Очень нежные, очень трепетные слова, открывающие его настоящие чувства, ввели меня в ступор. Я, наверное, не привыкла к такому поведению Даниэля. Он менялся. И слишком быстро.

— Я уложу тебя спать, — шепнул он. Отнес меня на кровать, переодел, накрыл одеялом. Только прилег рядом, как пришлось подниматься и идти, открывать двери гостю.

Увидев француза в столь откровенном виде (в одних штанах) в моей квартире Вова с трудом подавил желание устроить скандал.

— Где она? — потребовал ответа от вампира парень.

— Я впущу тебя, если будешь вести себя прилично и тихо. — Предупредил Даниэль. — Ей нужен покой. Входи, но сомневаюсь, что она в состоянии разговаривать на тему наших взаимоотношений.

Вова влетел в спальню, и проглотил заготовленные обидные слова для меня. Увидел остриженные волосы, бинты, синяки, присел на край рядом со мной.

— Что случилось? — ужаснулся он.

— Ничего. Все пройдет. Вот чуть-чуть посплю… — Успела сказать я, прежде чем провалиться в сон. На три дня.

Глава 39. Джинн из бутылки или Синяя ведьма

Крайне неприятный диалог о любовном треугольнике все же состоялся. Когда оба парня уставились на меня — один с требовательной и уверенной мыслью во взгляде "Скажи ему, что ты останешься со мной", а второй с мольбой "Господи, пусть она скажет ДА мне!" — я мечтала провалиться сквозь землю. Попросила время, чтобы все обдумать. Они вроде бы согласились. Но буквально на следующий день стали названивать, и через два три слова намекали, мол, ты ж все-таки определись. Я и сама понимала, что надо. Но так не хотелось! В итоге, я почти неделю притворялась отсутствующей. На работу телепортировалась благодаря демонам. А вернувшихся к тому моменту родителей, просила отвечать на телефонные звонки, что меня нет. Ушла, дескать, в магазин.

— Когда вернется? — папа посмотрел на меня, забившуюся в угол. Я покачала головой, а он уточнил. — Завтра?

Я стукнулась об подлокотник кресла. Зачем вслух то спрашивать? Вот спорю, на том конце провода уточнили, в какой конкретно магазин я пошла — в другом городе, что подальше, в Киеве, Запорожье? Причем сто процентов — звонил Вова. Его обмануть было проще простого. А вот с Кураном такие фокусы не проходили. Он если звонил, то с первого этажа, стоя на лестнице в моем подъезде. И когда, слышал, что я в "гостях-минимаркете-кино-на концерте", говорил: "Хватит меня избегать! Я знаю, ты диван давишь!"

— Дина, может, выберешь уже одного? — присел рядом со мной папа, и я чуть не взвыла: "И ты туда же!". Но вместо этого…

— Кого? — оживилась я, и посмотрела на него, ожидая аргументированного взвешенного ответа.

— С кем тебе хорошо? — задал наводящий вопрос папа.

— В данный момент? — изобразила усердные размышления по поводу, и призналась. — Они меня оба задолбали! В монастырь уйду! Или нет. Всех пошлю подальше, сменю место проживания, город. Нет. Лучше планету!

А про себя подумала: "Если на Марсе жизнь таки есть, и Куран сможет туда добраться, стоит ли напроситься в помощницы к бабе Яге? Дальше двора никуда не денешься. Тронуть никто не посмеет. Компания веселая — черти, бесы, старуха и ангел, когда-никогда заглянет. Так людей же к ней ходит — уйма!" Отказалась от идеи.

— Солнышко мое, — погладил меня по голове отец. — Я видел тебя рядом с Вовой. И сравнил твое поведение рядом с Данилой.

— С Даниэлем, папа!

— Он, что не русский? — изумился родитель. — Или у тебя еще и третий появился?

— Папа, их двое. Я одна. А Даниэль (Данило) — он француз. К кому я, по-твоему, в гости летала? — постучала саму себя кулачком по лбу.

— А! Так с тобой теперь можно говорить на эту тему! — обрадовался папа, перестав прикидываться, но Курана все равно уперто называл Данилой. — Так вот, когда вы приехали домой, я за тебя очень боялся. Сама знаешь, ты ходила такая… Страшно вспомнить. Потом ты привела Вову. Хороший парень — нечего не скажешь. Но с ним ты другая. Обычная. Тихая. Заторможенная.

— Спасибо за доброе слово. "Тормозом" меня еще никто не называл!

— Не ехидничай! Слушай, что отец говорит! — донеслось из кухни, маминым голосом, который тут же ехидно и тихо добавил. — Ну не тормоз. Так, медленный газик…

— А когда пришел Данило, — (Меня все же передернуло), — ты стала такой как была. Волчок, который завели. И он вертится, вертится. Данило, он конечно, странный. Слишком молчаливый и хмурый. В нем чувствуется опасная сила. Я бы не доверил ему тебя…

Отец замолчал на секунду и внес поправку.

— Я бы не доверил ему тебя, если бы не знал, что ты сама этого не хочешь. А ты хочешь! Я вижу. Причем Данило тебе спуска не дает, но и относится бережно. Хотя, сомневаюсь, что он семейный. В смысле, по нему тяжело определить, нужна ему семья или ему и самому вполне замечательно.

— Значит, ты за Даниэля? — спросила я, и подло поинтересовалась. — И даже, если я уеду за ним во Францию?

Папа задумался. Скривился.

— Нет. Тогда против. И вообще, я за того, кого выберешь сама! Главное, чтобы он тебя не обижал, и ты была счастлива. Потому что для родителей нет ничего хуже и больнее, чем видеть страдания своего дитя.

Договорив, он направился на кухню.

— Ага, только больше запутал!

— Выбирай! — услышала я из кухни ненавистное слово, а потом к прочим звукам добавился шелест фольги от шоколадки.

— Не двигайся! — раздался приказ мамы, с такой интонацией, как у полицейских в фильмах. — Аккуратно, медленно положи сладкое на стол! Руки. Я сказала, руки от шоколада убери! — обезвреживала нарушителя закона и порядка она.

Спрятаться от решения задачки про любовь я хотела в парке. Гуляла, думала о том, что сказал папа. Слушала собственное сердце. И оно шептало только одно имя. А разум этот шепот игнорировал и тщательно взвешивал все "за" и "против".