Чёрт, подмостный, домовой — кто ты такой?

— Я стал Стражем. Гребень забрал Отто. Не со зла. Он просто не смог иначе. Волшебную вещь трудно не взять. Она сама к тебе тянется. Не возьми он его, я бы тоже вернулся. Вернулся Хранителем. Но Хранителем стал Отто, а я… Я был вынужден сторожить проход. Закрыть его без гребня нельзя, он — тот самый «ключ», что искал Майер.

— Мой прадед, сам того не ведая, перечеркнул вам всю жизнь… Вы должны его ненавидеть, — Дмитрий Орехов, побледнев, поднял глаза.

— Нет, правнук Отто. Я благодарен ему. И всегда буду благодарен. Он спас нас. Ты же знаешь это. А что до меня, то судьбу, её ведь не выбирают. Я столько видел! В обоих мирах. Но Стражем нельзя быть вечно.

— Все эти чудеса, — Кристина обвела взглядом стол, на котором хлеб появлялся, стоит только захотеть, — это…

— Дар от предков за то, что сторожу мир от нечисти. Это я вас вызывал. Не без колдовства, каюсь. Но иначе было нельзя.

— Вы знали, что гребень у меня? — Дмитрий Орехов морщил лоб — логическая цепочка никак не выстраивалась, было слишком много вопросов.

— Нет. Не знал. Отто в лесу скрыли духи, Прасковья заговор читала. Он спас нас, мы пытались спасти его. Немцы бы его убили. Расстреляли за то, что не нашёл нас. Упустил. Вышел прадед твой из леса, только когда немцы ушли. Но про гребень ничего не сказал. И не потому, что отдавать не хотел. Он был слишком напуган. Сразу не вспомнил, а потом... В плен его забрали.

— То есть если бы не гребень, кто-то из нас должен был бы стать Стражем? — От этой мысли у Сергея даже голова закружилась.

— Иначе никак, — кивнул старик. — Но теперь уж что об этом? Проход закрыт. А гребень… я возьму с собой. Отдам Китоврасу. Если встречу, конечно. Я ж не знаю, что меня ждёт? Но времени мало. Пора мне.

— Подождите, — Кристина не выдержала, вскочила. — Что значит «пора»? Вы… Вы куда?

— Вы… умрёте? — Тихо спросила Марина.

— Не, старик, — Елизар тоже встал. — Ты это… Так дело не пойдёт…

— Смерти нет, — улыбнулся дед Матвей. — Есть долгая разлука перед встречей. Чурмилкино не забывайте. Навещайте реку. Мост. Лес. А захотите поговорить — к дубу приходите…

Глава 15

Свечи горят, травы в воске трещат, можжевеловый дух по избе стелется. Бабушка в ступке толчёт снадобья, соком черноплодным разводит.

— А ну… поди сюда, внучёк. Дай-ка левое запястье. Стой, говорю! Вьюн неугомонный…

— Что это, бабушка?

— Стой, сказала. Петляет, что твой лисий хвост.

Бабушка кашицу из ступки в кулак сгребла, над запястьем водит. Капает жижица — кап-кап-кап. Матвейке щекотно, но он терпит, не то ба браниться будет. Что браниться будет, то мальчика не пугает. Страшнее для него то, не расскажет. А ему страсть как интересно, что на этот раз будет!

Матвейка точно знает — ворожит бабушка! Вон Черныш у её ног трётся, мурлычет, песенки поёт, глаза закрывает. Колдовство чует. А для котов ворожба, что валерьяновые капли. Так бабушка говорит.

Кап-кап, кап-кап — расцвела красота у Матвейки на запястье! Не то цветок, не то звёздочка. Линия за линию прячется, одна другую догоняет, обратно бежит и снова по кругу. Чудно!

— Что это, ба?

— Молвинец. Знак Китоврасов. Походи так. Иди вон, погуляй. Ручку к солнышку подними.

— А будет что?

— Кашица засохнет — отвалится, а след Китоврасов останется.

— Навсегда?

— Да нет. В баньку пойдёшь, смоется.

— И что? Ничего не останется?

— На руке? Нет. Не останется. Может, приснится Китоврас тебе. Сказку поведает. Тогда след в душе останется, Матвейка. Это уж навсегда. Ну, ступай. Вон, гляди! Заждалась уж тебя четвёрка твоя неразлучная.

Весь день Матвейка с друзьями играл. Вечером пришёл домой — глядь, а бабушка-то, права оказалась! Молвинец на запястье гладкий, будто родимое пятнышко.

— Пей, — бабушка кружку на стол поставила. — Пей да лезь на печку, Матвейка. Спать пора. Вон за окном… Темень непроглядная.

— Это не молоко, бабушка!

— Не молоко. Отвар. Язык вязать будет, ты вон мёду возьми, намажь на хлеб.

…

Солнце сквозь листву светит, Матвейка бежит по знакомой тропинке к старому дубу. Птицы поют. Земляникой пахнет. Вдруг слышит — топот копыт по земле.

— Китоврас!

Матвейка его сразу узнал. Всё как бабушка сказывала. Наполовину олень, наполовину человек. Рога ветвистые, кудри золотые, глаза синие — точно, он! Тут Матвейка вспомнил про знак. Посмотрел на запястье — горит чудной узор, светится!

— Я — колдун, я тебя поймал! — Кричит Матвейка.

— В самом деле? — Китоврас руки на груди сложил, голову наклонил на бок. — И что теперь? Желание исполнить?

— А можно?

— Ну, раз поймал, куда мне деваться? Говори, колдун, чего твоя душа просит? Всё исполню. Всё, что ни пожелаешь!

— Ну, тогда… Сказку сказывай!

— Ха-ха-ха… Это всё?

— Будет с тебя. Сказку сказывай и иди с миром!

Матвейка улыбается, а синие глаза человека-оленя смотрят серьёзно. Долго смотрят, в самую душу заглядывают.

— Ну, ладно. Слушай. Видишь дуб? Не простое это дерево. Волшебное. Старое. Древнее. Помнит это дерево, Матвейка, как бродили по земле звери дикие. Тьма повсюду — ни света, ни радости. Посмотри. Что ты видишь?

— Дерево…

— Ты видишь три мира. Нижний, Средний и Верхний. Корни, Ствол и Крона. Крошечный кусочек коры помнит все тайны мироздания.

— Маленький кусочек коры? Разве?

— Вечности не хватит, чтобы услышать от него все сказки.

— Разве человек может жить вечно?

— Вечна душа, мальчик. Чтобы слушать сказки, хватит её одной.

— Тогда пусть, когда я умру, моя душа прилетит сюда. К дубу. Или так нельзя? Это ведь уже второе желание?

Китоврас наклонился, заглянул мальчику в глаза.

— Что ж… Будь, по-твоему, колдун, поймавший Китовраса. Помнишь, как меня позвать?..

— Китоврас, Китоврас,

Отворяй врата для нас!

Он исчез. Поклонился до земли, сказал: «Мир Вашему дому, провожать меня не надо…». И исчез. Какое-то время все молчали. Первым вскочил Сергей:

— Мы так-то тоже не просили нас сюда тащить… Так что надо или нет провожать, можем решать сами. Кто со мной?

Все разом высыпали из избы.

— Кажется, мы остались без жилья, — Елизар грустно смотрел на обгоревший остов дома деда Матвея.

— Потом разберёмся, — махнул рукой Сергей. — Пошли!

Китоврас, Китоврас,