Черта: прогулка по грани

— Что?!

Руслан глубоко вздохнул, требуя от тела подчинения. Ругаться с Гавриковым он не хотел — глупо и бессмысленно, а вот как объяснить Женьку фото — совсем другой вопрос.

— С каких пор Тамара Григорьевна затесалась в ряды подозреваемых? Из-за чего?

— Ты гонишь? — Евгений Васильевич чуть ли слюной не брызгал во все стороны, — она с Березой!

— Нет.

— Что нет? Как нет? — кулак встретился со столом, и тот, в качестве протеста, выдал скрипящий стон. — Она… — следователь постучал по фотографии, — пришла к нему в офис!

— И?

— И?!

— Слушай, Жень, ты передергиваешь. Мы все еще ничего не можем предъявить "Трейду", а уж Березе тем более. Одни домыслы и все! — Надаров растянулся на стуле, хотя каждый мускул дрожал от перенапряжения. — Фактов ноль! Улик нет!

— Пока ноль! — Гаврик сорвался с места и, перевернув стул, хлопнул дверцей шкафа.

— Возможно, и ты предвзят. Помни.

Надаров знал, что Женька имел зуб на Березина. Ольга Гаврикова, сестра следователя, рассталась с жизнью, обвинив в своей кончине директора "Трейд-лимитед". В ее предсмертном послании значилось: любила — предал, и для Гаврика это стало всем. В принципе, Руслан понимал, и даже был готов помочь в силу возможностей, но не с Тамарой. Только не с ней.

— Слушай, Сотников тебя по головке не погладит, — пошел в наступление Надаров, лишь бы Женек не вписал в дело девушку. — У него свои замуты!

— Черт, Русил!

— Что? Ты знаешь, что я прав! Сотый тебе голову оторвет за слежку без санкции.

— Рус!

— Жень, — Надаров еще раз посмотрел на снимок.

Такая милая, чистая, пусть злая — злая на него. Руслан и сам бы выдал пару ласковых, увидев то, что видела она.

— Тамара тут, не причем. Оставь ее.

— Зар…

— Забудь, ладно. Я за нее ручаюсь, и Сотнику могила.

— Ладно.

— Отлично, — Руслан поднялся, — Звони.

— Ага.

— Жень, я серьезно.

— Знаю.

— Все?

— Да.

— Держись.

— Как обычно.

Надаров засунул фотографию в карман.

— Ее не было. Флешка?

— Да. Почищу.

— Договорились.

Закрыв за собой дверь, Руслан привалился к косяку, чтобы отдышаться и пожать руку случайной удаче.

— Ну и денек, — пожаловался мужчина безжалостному эхо пустующего коридора. — Ты влип.

10

Вернувшись домой после словесных "истязательств" Илларии, девушка только и смогла, что раздеться и залезть под плед. Объясняться с не в меру любопытной подругой — дело непростое, учитывая, что той всегда мало. Каким бы ни был ответ на ее вопрос, она постоянно требует более исчерпывающего, с максимальными подробностями, в которых Тамара ей на этот раз отказала, чем сильно задела Лану.

Да и что рассказывать, если девушка не имела представления о том, что же на самом деле с ней происходит. Подумаешь, стрижку чуть изменила, платье покороче выбрала, разве это повод подозревать ее в кардинальной смене имиджа и глобальных переменах на личном фронте? Ланка считала — да, предполагая, что Мара закрутила новый роман, после многомесячного воздержания и партизанит.

Убедить Илларию в беспочвенности подобных предположений Тамара так и не смогла. Сложно что-либо доказать человеку, который попусту отказывается тебя слушать, продолжая настаивать на своем. И потому ей пришлось сдаться и позволить Ланке раскручивать теорию "преображения Мары" по собственному усмотрению.

Как засыпала, девушка даже не помнила, видимо, отключилась моментально, едва только голова коснулась подушки. А потом были сны — красочные, цветные сны, от просмотра которых она бы с радостью отказалась, если бы смогла. Или захотела?

Чем дальше, тем глубже Тамара увязала в противоречивых эмоциях и все хуже понимала саму себя, не в силах распутать клубок собственных желаний. Они разрывали ее представления о жизни не только видениями и галлюцинациями, наличие которых она уже давно не отрицала, но и предательскими порывами телесной оболочки, которая в последнее время, похоже, зациклилась на плотских удовольствиях.

Или это разум, а не тело? Вопрос интересный и неоднозначный.

Девушка мучилась, стараясь разобраться, но неизменно заходила с тупик.

Мара проснулась от обжигающей боли, пронзившей предплечье, благодарная ей за возвращение в реальность и одновременно злая за столь резкое изъятие из сновидений.

Уже почти стемнело, и уходящий день вечерними сумерками заглядывал в окно, не имея больше сил бороться с полумраком комнаты.

— Что за… — от неожиданности Мара замолчала.

Рядом с ней на кровати расположился белый шипящий комок, выпущенные коготки которого впились в девичью руку.

— Джун!

На радостях Тамара забыла о боли. Лицезреть любимицу так близко, равносильно долгожданному подарку, и бог с ними, с царапинами. Поболит и перестанет, — как неустанно повторяла воспитательница детского сада ревущей над сбитыми коленками малышне.

— Джун, маленькая, — девушка подалась вперед, собираясь приласкать кошку, но та, злобно фыркнув, отпрыгнула в сторону, избегая прикосновения.

— Джун, — просительно позвала Мара, надеясь, что капризулька передумает и вернется, чего та явно делать не собиралась.

Махнув хвостом, проказница грациозно соскочила с кровати и, прошествовав через комнату, скрылась за дверью.

— Почему? — простонала девушка, повалившись обратно на подушку.

Ответа на этот вопрос так и не появилось. С тех пор как Джун неизвестно из-за чего объявила ей бойкот, изменений в сторону налаживания отношений не наблюдалось. Кошка почти все время пряталась, и если бы не опустошаемая за день миска с кормом, Тамара давно бы решила, что ее питомица каким-то чудесным образом выбралась из квартиры.

Расстроенная поведением Джун, Тамара потянулась, прогоняя остатки сладкого томления, оставшегося в теле после сна.

Такие сны! Впервые за всю ее жизнь!

Даже в переходный период Маре не снилось ничего столь откровенного, хотя подружки делились ночными откровениями и фантазиями о мальчиках.

"Возможно, Ланка права; возможно, хватит блюсти чистоту непонятно для кого и все забыть?" — подумала девушка, ощущая приятную тяжесть внизу живота, налившуюся чувствительность груди и желание чего-то большего. — "Возможно, время пришло".

Уже давно Тамара запретила себе думать о нем, о той последней встрече, пустившей ее жизнь под откос, перечеркнувшей все надежды и чаяния лишь парой слов — "Мы расстаемся".

Она заставила себя забыть разъедающую душу горечь предательства, пережив его, а вот отпустила ли?

Делала вид, что отпустила. Вроде бы смело шагая дальше, не оглядываясь назад, она на самом деле всего лишь сбежала, спрятавшись в скорлупу карьеры и долга, отгородившись ею от любых отношений, кроме дружеских.