Черта

Надев перчатки, Бутов повернулся к барьеру и взял пистолет. Громогласная вещь удобно улеглась в руке и затаилась. Альберт Иванович сказал:

– Вы можете держать оружие двумя руками, если желаете. Не забудьте снять с предохранителя. Умеете?

– Уж как-нибудь.

– Когда будете готовы – скажите. Я начну отсчет. Лучше целиться в сердце.

Бутов спустил предохранитель, набрал побольше воздуха, медленно поднял пистолет и прицелился в голову несчастного. Мушка дрожала. Тут же всплыли воспоминания о том, что бывает после того, как нажмешь на курок – дуэт ручного грома и хлесткого бича – баса и тенора детонации, неистовый ураган освобожденного звука, успевающего за следующую после выстрела секунду тридцать раз обернуться туда-сюда, тридцать раз удариться в уши, родить в них тонкое пение, запутаться в собственном эхе и растаять в дрожащем воздухе, освободив место для запаха пороха. Вот что бывает после выстрела.

Бутов перевел пистолет на грудь человека и сказал, не поворачивая головы:

– Готов.

– Начали! – подхватил Альберт Иванович. – Один, два, три…

“Вот хрен тебе, а не один, два, три… Ишь, чего захотел… Не бойсь, браток, не обижу… Не знаю, кто ты на самом деле, да мне и плевать…”

– Восемь, девять, десять…

“Надо было сразу отказаться… Зачем я взял пистолет… это ведь только отсрочка… Ну, не выстрелю я, ну, отпустят они меня, а если я пойду и заявлю, что тогда? Дичь какая-то…”

– Двадцать один, двадцать два, двадцать три…

“Хрен тебе, а не двадцать три… А тяжелая штука, оказывается, если долго целиться… Никогда не целился в живого человека. Странное ощущение. Ужас…”

– Тридцать, тридцать один, тридцать два…

“А в кого бы я мог выстрелить по-настоящему? В начальника? Нет, нормальный мужик… На работе все нормальные… Правда, есть один, пять лет назад меня обидел…»

– Тридцать девять, сорок, сорок один…

“Сорок два, сорок три, сорок четыре, СОРОК ПЯТЬ! ВСЁ! ХРЕН ТЕБЕ!..”

Только почему он не опускает пистолет? Почему продолжает целиться?

– Сорок семь, сорок восемь…

Человек на стуле вдруг вскинул голову, замычал и задергался из стороны в сторону. Плохо понимая, зачем он это делает, Бутов ловил в прицел его ускользающую грудь, а человек уворачивался, и Бутов начал злиться.

– Пятьдесят пять, пятьдесят шесть, пятьдесят семь…

Вдруг человек запрокинул голову, выгнулся и застыл. В следующее мгновение его сердце оказалось у Бутова на мушке, с ним что-то случилось, и он нажал на спуск. И тут же вжал голову, ожидая грохота выстрела. Но вместо выстрела одновременно с бессильным щелчком прозвучало:

– Шестьдесят! Что и требовалось доказать.

Продолжая держать пистолет в вытянутой руке, Бутов повернул к Альберту Ивановичу растерянное лицо. Дьявол улыбался.

– Но… – произнес Бутов, медленно опуская руку.

– Что и требовалось доказать, – обернувшись Альбертом Ивановичем, повторил дьявол, подхватывая пистолет из его руки. – Пойдемте.

Не глядя на человека по ту сторону барьера, Бутов медленно стянул перчатки. Альберт Иванович взял его под локоть и увлек из тира за собой. На ходу передал пистолет человеку в камуфляже и повлек Бутова дальше, цепко держа под руку. Бутов следовал рядом с ним на вялых ногах, сгорбившись и не поднимая глаз.

– Но я не хотел… – сказал он, перед тем, как они покинули подвал.

– Верю, верю. Сейчас вернемся и все обсудим, – отвечал Альберт Иванович.

Они поднялись по лестнице и вернулись в кабинет. Альберт Иванович молча указал Бутову на стул. Некоторое время они сидели в тишине, затем хозяин кабинета сказал:

– Я должен извиниться перед вами, уважаемый Андрей Ильич, за небольшую мистификацию.

– Какую… – безразличным голосом откликнулся Бутов, не поднимая головы.

– Не было никакой психогенограммы. Это всего лишь пустышка.

Бутов поднял голову и посмотрел на Альберта Ивановича:

Конец ознакомительного фрагмента.