Черти в Париже
Шрифт:
А мы ещё не пили с утра.
Какие молодцы.
А вот сегодня по культурному: попробуем догнать упущенное…
Но нет же! Бим всю нашу утреннюю культуру попортил: он полез в авоськи и глотнул из личного, поутрешнего спецзапаса.
***
…Вчера было так нашпиговано пивной цивилью, что русским показалось избытком. И они сумели воздержаться.
Потому для сна стало пользительно.
Не надо вскакивать в туалет и будить друзей шлёпаньем тапками.
Тапки в гостинице есть.
–
– А бревно–то твоё типа Пень – в багажнике он. А машина в гараж ду норде, – напомнил я.
– Э–з–э, – протянул Бим, – Точно! Ксань, а пойдём сначала в… – И не успел сказать, как…
…Как Ксан Иваныч сразу всё понял. Вскочил со стула и взъерошился: «Никаких брёвен! Ради твоего бревна в гараж не попрусь!»
Вот те, называется, и друг.
Бим тыщи километров бревно вёз. Он живой, он его друг Пень. А в самом Париже его и его лучшего друга «прокатили».
И кто прокатил? Да сам Клинов. Ксан Иваныч. Лучший друг Бима!
Вот же чёрт, как вышло!
– А я тогда не пойду на Эйфеля, – обиделся Бим. Надеясь нас разжалобить, – что я там без Пня и валенок буду делать?
Но, попёрся. Но не в валенках, и не в тапках. Забыл перед походом одеть, или лень было подниматься в номер, хотя в отеле был лифт.
Его сандалии уже грязные. И всегда трут ноги, хоть и растоптанные. А тут абсолютно мягкая, белоснежная бязь!
И нет хозяйской надпечатки. Только намёк: с улицы Маргариток, мол, тапки, дом номер, ресторация рядом, можно в тапках сходить, и ещё напротив две, и за углом. Тоже в тапках, не развалятся, асфальт ровный.
Вот такой тапочный намёк.
– Можно брать, – говорят в некоторых гостиницах, – за них вы уплатили, а реклама по миру пойдёт.
Будто за халявными тапками в Париж теперь всё рванут.
Бим, перед тем, как зашмыгнуть в гостиничную дверь, заглянул за угол, ворвался в магазин, растолкал прилавочный народ, и купил себе литр пива.
Это меньше его часового минимума.
Все аж удивились экономии.
Я решил, что у Бима заканчивался суточный евровый паёк.
– Это мне на утро, – примиренчески сказал он, – в «швинский» стол такого добра не включат.
Точно, не включили в шведский стол пива. Но: за отдельную плату было и пиво, и вино, и прочие напитки.
ПЛЮС ПАРИЖУ!
Запишем плюсик в блокнот.
21. О псевдороманах
Итак, Бим всегда спит голым. 1/2 Эктов про это уже писал.
Кажется, романсус [романсес ли] называется «За гвоздями в Европу»…
Хотя, блин, какой это романсус – так себе солянка и обман зрения.
Все в Угадайке плюют на этот роман…сус, бля. Пазлы какие–то… Рваные. Для помойки само то.
И читают его только потому, что меня знает полгорода. И им любопытно, каким образом я там «ссу на Мрассу», и какого размера у меня член.
Я тоже эти пазлы [в романсусах правильно говорить «пазлусы»]– надо же слово такое придумать «пазлы» – от слова «****ы» [соответственно «пёздусы»], да ладно уж, – просто читал.
/Чёрт, эту фразу с «пёздусами» чистоплюи в редакциях и в ОК ещё припомнят./
От корки до корки, и несколько раз причём.
Искал ложь и карандашом подчёркивал преувеличения.
Конечно, там есть частица правды. Потому что я ему – тому 1/2Эктову – подробно рассказывал многое. Включая способ прикрепления палатки к земле: гвоздями. Но не пригодился вариант, ибо палатку так и не раскинули ни разу.
А он, сволочь, или кто он там, записывал всё в свой грёбаный диктофон.
– Чен Джу что ли? Эй, ты чего? Мы так не делились.
– С членом он приврал.
Член как член, ничего особенного в нем нет.
– Я про член вообще ничего не диктовал. Всё это чистой воды выдумка из гуанного его пальца.
Про механическую сочинительницу ДЖУ–2, вбитую в джипиэс, обнародовал только в Париже. И только своему ближайшему другу.
Бим удивился, и сделал вид, будто бы поверил.
[Понимаю: решил, что я чиканулся!]
А на самом деле неоднократно проверял, я сам видел. Стуча втихаря по коробке со всех сторон и ища нужную кнопку.
Фигов ему! Секретик заключался не в кнопке, а в комбинации кнопок.
Испорченный он, и гнусный тип, этот 1/2Эктов, который Чен, ещё и Джу, ещё и в ОК. Разве что не голубой; но ему до этого голубого только один шаг сделать.
Спрошу как–нибудь при встрече. Честно. Глядя в глаза. Если он, конечно, не смоется к тому времени на небушко своё… так часто описуемое им.
И объясню ему, коли не смоется, что мне лучше видно, какой у меня член. Нечего гнать понапраслину.
Член у меня родной и мною горячо любимый. Особенно по утрам, когда с просыпа встаёт. А там у него в книжонке – бумажный и приукрашенный.
Вроде главного героя. Будто бы он мной руководил, а не моя умнющая голова с термопарой…
Нет, механический сочинитель – вот это таки настоящая вещь.
Опасная для мира вещь.
Хуже бабы.
Хуже вулкана, если каждому писателю по такому дать.
Да что писателю: дай обывателю наиобыкновеннейшему. Возомнившему…
– И что?
– А что что? Пи, пи, пи, и… Здец литературе!
Нельзя ходить с голыми пятками – правило вулканических прогулок. Не догоняю возможностей.
– Медь, железо, газ. Возгонка. Тыща градусов. Маска. Скафандр. Венера. Застряли. Запах палёного. Образование новых минералов…
– Чаво?
Тут же писк:
– Отвлеклись. Ездец, 3,1415, Никарахуя, пи–пи–пи, золото, жилы, платина, текут, пи–пи–пи.
– Бля–а–а! Щас сгорит.
Нет, недоработанная ещё штучка. Точно сгорит!
Выключаю прибор.
Он же ещё и недоволен.
Точно: баба он!
***
Потом 1/2Эктов приставал неоднократно: а как вот тут у вас было?
А вот здесь это ты пёркнул, или это был Порфирий, или он изначально ослышался?
У него диктофон какой–то хлипкий, постоянно барахлит.
А про Париж у него вообще все записи пропали.
А Малёха, надо сказать честно, мои записи все прослушал – я ему скидывал всё в ноут.