Чертоцвет. Старые дети(Романы)

Ионас остановился, его толкали со всех сторон.

Прямо из серого моря на берег выходили верблюды.

Задрав голову, южные животные смотрели на здешний народ и, высоко поднимая ноги, шагали через лотки, корзины, ящики, бочки, через чурбаны для рубки мяса.

Ионас кинул испуганный взгляд налево и направо. Неужели они действительно не видят на нем отметины? Не видят, что он один из тех несчастных, кто родился на свет с зерном тоски в сердце?

Галька хрустела под ногами верблюдов, подобно осколкам стекла.

Запекшаяся на прилавках кровь вызывала у Ионаса тошноту. Муж Сабины улыбался во весь рот и держал на вытянутой руке свиной окорок.

Ионас не знал, на чем остановить взгляд. Из груды мертвой рыбы на него таращились тысячи застывших глаз. На сером чертополохе топорщились иглы-плавники.

На освободившихся от груза лодках подняли паруса. Ветер трепал их, как будто на берег из трактира принесли полотняные скатерти и повесили сушиться.

Женщины потоком устремились в город, неся в руках корзины, на которых поблескивала чешуя.

С этого дня на заднем дворе трактира почти каждую ночь закалывали по свинье. Утром тушу везли на берег и по кускам сносили в рыбацкие лодки. К полудню свиная туша в облаке белых парусов исчезала за горизонтом.

Двух последних свиней зарезали в одну ночь.

— Теперь на какое-то время в доме будет покой, — радовалась Сабина. — Пока не начнем выращивать новых поросят.

Ионас, как всегда, помогал мужу Сабины толкать тележку. Осенние штормы прекратились, и рыбацкие лодки опять плотным рядом окружали причал. Товар шел хорошо. Муж Сабины переворачивал на лотке куски мяса, смеялся, заворачивал товар и щелкал железным зевом кошелька. Ионас ждал приказа, чтобы теперь уже одному отправиться к трактиру и привезти на тележке вторую тушу.

Вскоре лоток почти опустел, хотя торг еще продолжался. Для Ионаса настало время действовать.

Он пошел широким шагом, тележка дребезжала по булыжнику. Странно, но город за это время принял новое обличье, точно рынок оттуда, с берега, перекочевал и на улицы. Повсюду сновали люди, тут и там собирались группами, словно не слыша пронзительных фабричных гудков. Неужели вот так и выглядели волнения? О том, что идет какое-то брожение, постоянно говорили в трактире.

Еще недавно Ионас подумал бы, что народ вышел на улицы в надежде увидеть верблюдов.

Вокруг шныряли жандармы, на ремнях у них болтались палаши. Хотя шаг людей в мундирах был уверенным, они все-таки ходили группами.

Ионас припустился во весь дух. Нельзя было заставлять Сабининого мужа стоять за пустым лотком.

Сабина оказалась на улице перед домом и, несмотря на дневное время, закрывала окна ставнями. Она не смотрела на Ионаса, чтобы не выдать своего страха. Сабина мужественно схватила тушу за задние ноги, и вдвоем с Ионасом они взвалили ее на тележку. Ни единого наставления не дала Сабина мальчику. Ее тревога передалась и Ионасу, и ему очень захотелось услышать какое-нибудь напутствие. Сабина колебалась, она было уже собралась идти с ним, однако остановилась. Так Ионас и не понял — то ли размышляя, можно ли доверить ему товар, то ли боясь оставить детей дома одних.

Ионас поднатужился и быстро покатил тележку. Возле угла, где надо было свернуть, он так затормозил, что туша соскользнула по дну тележки вперед. Заросший дерном клочок земли между домами был запружен людьми. Толпа мужчин перелилась через тротуар, и на проезжей части дороги не стало места, чтобы проехать с тележкой. Ионас наудачу пошел прямо, чтобы в следующем переулке свернуть к берегу. Но и из этого ничего не вышло. Посреди дороги стояли жандармы и пронзительно свистели. Ионас испугался, он не понял, кому предназначались свистки. Может, он в чем-то провинился? А может, извозчик нарушил порядок, иначе почему он стегнул лошадь и поторопился отъехать? Что пряталось за поднятым верхом его дрожек?

На теле Ионаса выступил липкий пот.

Невероятно, но, обычно такие пустынные, эти улицы внезапно оказались заполненными людьми, и нигде нельзя было пробраться. Ионас не поддался страху, не возвращаться же назад. Сабина высмеет такого недотепу, а потом в Медной деревне годами будут говорить о трусости Ионаса. Очевидно, все-таки в центре города хоть какая-нибудь улица ведет в гавань.

Из одной маленькой улочки навстречу Ионасу вышла знакомая ему торговка, возвращающаяся с рыбного причала. Эта женщина, распухшие пальцы которой держали дужки больших корзин, показалась Ионасу прямо-таки доброй волшебницей.

Вот отсюда он и станет пробираться к берегу. В самом деле, ничего страшного, можно было двигаться, только вот за следующим углом опять теснилось множество людей. Вся эта толпа, видимо, решила направиться к центру, не может же он с тележкой ехать прямо на людей. Какой-то паренек в кепке шутки ради ударил сапогом по колесу тележки. Испуганный Ионас потянул повозку назад. Он инстинктивно почувствовал, что ни ему, ни его тележке со свиной тушей не подобает находиться в такой день среди толпы. Ему стало стыдно. Что делать? Повернуть назад, признать свою беспомощность? Но муж Сабины ждет на берегу у пустого лотка. После они будут качать головами и с упреком говорить: тебе, Ионас, только борозду пахать, там лошадь сама дорогу показывает.

Капли пота стекали у Ионаса со лба на щеки, с затылка на шею, с шеи за пояс, и все же он шел дальше. Когда народ на улице поредел, он понял, что основательно заблудился. Внезапно среди высоких домов не осталось ни души, не у кого было спросить дорогу. Почему все они направились в центр? Ионас вытянул шею — хоть бы где-то между домами показалось кладбище, черные кресты вывели бы его на правильную Дорогу.

У Ионаса зашумело в ушах. Он опустил передок тележки на край тротуара и сам присел рядом. Он потерпел поражение.

Ионас подпер рукой голову. Сердце колотилось, он никак не мог успокоиться. Ища поддержки, он подумал о верблюдах. Южные животные отшагали тысячи верст, с одного края света на другой, и все же усталость не смогла погасить огонь мудрости в их глазах. Они все так же смотрели вперед, выгнув благородные шеи. А чего стоил он, Ионас?

Совсем близко, почти тут же, на осязаемом расстоянии, загремели выстрелы. Ионас вскочил.

Кто стрелял? Где? В кого?

Хлопки выстрелов, словно огромные градины, били Ионаса по ушам. Человеческий крик взметнулся к небу, упал, скользнул по крышам и проник в каждый закоулок улицы, в каждый двор и сад. Вороны над головой Ионаса махали крыльями и каркали.

Из-за угла дома выбежало несколько женщин. Они помчались не оглядываясь, соскользнувшие с головы платки сбились на спину. Ионас вытянул вперед руку, он хотел остановить кого-нибудь, спросить — никто не обращал никакого внимания на стоящего рядом с тележкой мальчика.