Чёртов мажор

Дом шумит и взрывается, потому что в него принесли ёлку. По дому носится дурниной кошка, орёт, визжит. У Егора на кошку планы. В доме Соня слушает музыку на полную катушку. Но у нас теперь под небольшим запретом её попса, разрешена только моя…

(Ay) Lets not kill the Karma

Не будем портить себе жизнь

(Ay) Lets not start a fight

Не станем затевать вражду

(Ay) Its not worth the drama

Не стоит переживать и жаловаться на судьбу

For a Beautiful Liar

из-за Прекрасного Обманщика

(Oh) could we laugh about it

Мы можем над этим посмеяться

(Oh) its not worth our time

Не стоит тратить время

(Oh) we could live without him

Без него проживём

Just a Beautiful Liar

Он обычный Прекрасный Обманщик

— Мама, эт что-о-о? — воет Соня, пока я танцую перед ёлкой с гирляндой в руках.

— Шакира и Бьёнсе, невежа, — вздыхаю я.

Макс смеётся, сидит на диване с книгой, очки то и дело сползают по носу, он их поправляет и продолжает хохотать, как дурачок.

— Что смеёшься, мелкий? — спрашиваю, подбегаю и щёлкаю сына по носу.

— Просто, мам… музыка у тебя смешная.

— А знаешь, что самое смешное? — спрашиваю, склоняясь к нему.

— Что?

— Вы, мои дети, будете, блин, знать всю классику нулевых. Ясно?

— Не-е-е-е-ет, — стонет Соня.

— Да-а-а-а-а, — отвечаю я.

Трек сменяется на боль души моей «Let`s Go» группы «K-Maro», и я не понимаю, почему, кроме меня, никто этого кайфа не понимает.

Ладно, допустим, жизнь у них своя и вкусы свои… Но в моём доме будет играть плейлист нулевых.

Эпилог первый. Про феминизм

Ника — не феминистка. Она так только думает.

К этой мысли мы пришли пару недель назад, с Софьей Марковной, после того, как решили, что должны навсегда зарыть топор войны. Мы бесконечно долго обсуждали что к чему в этом мире и сошлись на том, что всё… к лучшему. Но самое главное… что вся эта “брехня” — не феминизм, а чушь разбивающая брачные лодки и неокрепшие умы.

Для кого-то может и нет, для нас — да.

Мы поняли, что не готовы запрещать порно, что хотим иногда быть девочками, что будем говорить: “Я не умею!” и позволять всё за нас делать мужчинам, когда это необходимо.

Да, мы будем помнить на подкорке, что сами с усами. Помнить, что да, в состоянии сдвинуть диван и помыть за ним. Да что там, если приспичит и дров нарубим и трактору двигатель переберём, но пока не приспичило… “Сорян. Я не умею!”.

И стоило мне это признать и проговорить, стоило понять, что я всегда была, есть и останусь девочкой, а роль “девочки с яйцами” меня давит и тяготит — и стало легче дышать.

Стало легче делать для Марка какие-то простые и понятные вещи, вроде чая принесённого к компьютеру или массажа после рабочего дня. Стало легче признавать, что он по складу ха-рак-те-ра, но никак не по гендеру, видит дальше меня и спорить порой вовсе необязательно. Стало легче просто расслабиться и перестать бороться за какие-то воздушные замки превращающие меня в мешок противоречий.

Женщин нужно защищать и она должна всё сама?

Ну ок… должна — пусть делает.

Я попробовала и мне не понравилось, я значит не женщина.

Феминим головного мозга не для меня.

Мне придержат дверь, когда буду идти с пакетами из магазина, ну и я придержу кому-то дверь. Я сделаю массаж ног мужу, так и он сделает мне. Ударит Егор девочку — отругаю его, но буду ждать, что когда девочка ударит Егора — отругают её.

Жалеть себя не буду, вот это да. Это я из себя собираюсь извлечь. А вот если другие этого захотят… ну пожалейте, ок, мне не жалко.

Я стала думать, после долгого анализа, что всё-таки плевать мне на женщин и их права. Я сексистка, шовинистка, токсичная женщина, страдаю мезогиний и тэ де. Как я там раньше говорила Марку? Да-да-да…

Сейчас я решила говорить это обществу: да-да-да…

И самое главное… Ника — не феминистка.

Она сама не знает что это и успешно пыталась сделать из меня себе подобную последние девять наивных лет моей жизни.

Ника не понимает.

Она сидит напротив и молчит, она не может принять то, что я говорю, будто это заклинание на латыни.

— Ты… он что тебе голову заморочил?

— Нет, Ника. Мне никто ничего не морочил, — кроме тебя.

Но мысленное я не произношу, к чёрту… она не виновата, что я тогда в девятнадцать-двадцать сидела развесив уши.

Что это было?

Ну в двух словах… это была агрессивная давящая поддержка.

Я говорила: “Что делать?”, а Ника говорила: “Будь сильной!”.

Сильной, сильной, сильной. Ещё сильнее! Яйца уже отрасли? Отлично!

Этого мы ждали, детка! Теперь ты готова.

Таких как я у Ники много, она у меня была одна.

Сильная, дерзкая, крутая Ника.

У Ники муж с ней не ругается, от молчит. У Ники дети не воспитанные, они на свободном выпасе, познают мир. Если Никины дети хотят орать на улице — они будут орать.

Но мальчикам девочек бить можно, как и девочкам мальчиков.

Но в розовом могут ходить все. И те и те.

Но гендеров не существует, а если они есть, то не очевидные.

Ника так могла, а я — наверное, нет.

— Неля…

— Что? — я поднимаю на неё взгляд и не чувствую вины.

Ок, ок, ок, Ника. Я не справилась. Я слабачка.

Ок, ок, ок.

— Ты должна быть силь…

— А он? — я спрашиваю это впервые.

— И он! Равнопр..

— Невозможно, — я качаю головой. — Ника, это невозможно. Не для меня. Ну не подхожу я твоим критериям, прости. Я пыталась. Но увы, это не моё.

— Да что не твоё? Неля! Это всё сл…

— Ник, мне пофиг, — я улыбаюсь и она дёргается назад.

Я — Неля, которая любит ужасные патриархальные сериалы.

Я — Неля, которая любит музыку, на которую снимают сексистские клипы.

Я — Неля, которая не понимает или не любит современных умных течений.

Я, оказывается, люблю секс со всеми вытекающими, включая минет. А ещё я, кажется, люблю быть женой, а не партнёром. Ну как-то так…

— Неля, ты что, делаешь из меня врага? — вопрос Ники холодный и суровый, от него веет истерикой, но мне ровно.