Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

— Ты что? Разве ж деточке можно на улицу без разрешения? А картузец бросить тоже слабо: он государственный, а ты с ним вдруг сбежишь — его и расстреляют!

Как я со зла перевалился через двухметровый забор — даже не помню. Кожу на мизинце об шершавый камень ободрал и еле на ногах устоял.

— На! — И протянул ядоголосой девчонке за малым не свалившуюся с головы, пока приступом забор брал, пятнистую кепку.

Но гадюка ее не взяла, а тут же накуксилась:

— Вот же дурак! Шуток не понимает… Девочки, пошли отсюда!

И три лошадюки рванули от меня вдоль стены. Только все время молчавшая третья — густо накосметиченная и с хвостатым причесоном — на ходу обернулась и, так же молча, крутанула пальцем у виска.

Суки рваные! По штыку бы вам всем пониже спины, по красному знамени в руки — и на строевой плац, маршировать до потери давно потерянной девственности!

Повернулся я носом к забору, потом подпрыгнул — нет, не получается за его верх уцепиться: рост-то у меня не фонтан. Прохожего тоже не попросишь: «Дяденька, подсади!» Я хмуро огляделся — хорошо, офицеров и прапорщиков в пределах видимости не наблюдалось — и пошел по улице, надеясь какую-нибудь подставку найти.

Шагал, и все мне вокруг нравилось. Дома, непохожие на поносного цвета склады. Автомобили разноцветные — а у нас кругом зеленые «Уралы» да «ЗИЛы». Даже надписи на стенах и заборах здесь были вовсе не однотипные, как в военном городке — от табуреток до постовой вышки сплошь: «Дембель!» или «ДМБ», а лирические, типа «В+И=ЛЮБОВЬ» либо разоблачительные: «Петька — лох вонючий!», «Серый — наркоша-козелман!»

За тыльной границей части, у фонарного столба с прибитой фанерной табличкой и предупредительной надписью: «За свалку мусора — штраф!» — мозолила глаза огромная куча отбросов с полуразбитым деревянным ящиком наверху: как раз то, что мне и было надо. И тут, всего лишь через дорогу, обозначился вход в городской парк. Ноги сами понесли меня к узорчатым металлическим воротам. Ладно: семь бед — один ответ.

Прогулялся я малость по центральной аллее. Поглазел на девах, в мини-юбках по самые трусики дефилирующих, а иных взглядом подраздел. Имелось на что полюбоваться: тугие попки, сытые «запазухи», у некоторых особо породистых ножки от ушей.

В парке было полно аттракционов: колесо обозрения, всякие качели-карусели. Дешевка, но и на нее мани-мани — ни копья. Старшина, прапор ненасытный, в этом месяце полполучки на утюги, крем для берц и еще на что-то отобрал. Остаток мизерный давно в чайной добросовестно проеден.

Нежданно-негаданно за виражными самолетами обнаружилась огромная клумба. Розы… Любимые цветы моей матери, выросшей в детдоме. Она рассказывала, там целую оранжерею держали: наверное, начальство сильно увлекалось, с помощью воспитанников.

Копаться в земле матери нравилось. Но она еще и собирала открытки, всякие цветные картинки и статьи именно про розы. Уже после замужества сумела раздобыть огромный том: «Комнатное садоводство». Кое-что мне из него, попеременно со сказками, даже зачитывала. А сколько себя помню, у нас под балконом, на газоне, всегда росли сорта четыре или пять так называемых плетистых роз — благодаря маме.

Когда я пошел в школу, она постаралась приохотить и меня к уходу за цветами: хлопот с нежными растениями было много. Поливать и подвязывать на опоры плети. Опрыскивать и подкармливать торфом или известью. Регулярно обрезать, отчего они лучше, обильнее цвели. Ранней осенью «прищипывать» побеги, то есть удалять с них по два-три верхних листа, а часть старых стеблей вырезать. И еще на зиму требовалось окучивать основания, главное же — обязательно снимать плети с опор, укутывая сначала сахарными мешками, и поверх — лутрасилом: это такой специальный материал. Чтобы, наконец, крепко пришпилить плотно укрытые кусты к земле. Не сказал бы, что все это мне особенно нравилось, но постепенно, за несколько лет, я привык помогать маме в ее «розовых» трудах.

А однажды, в самом начале седьмого класса, я быстренько сделал уроки и вышел погулять во двор. Вдруг вижу, какой-то мордатый кавалер со своей биксой всерьез нацелились поживиться материными цветами. Мордатый уже и ножик перочинный достал, и тонким пуловером левую руку обмотал, чтобы на шипы роз не напороться. И давай пристраиваться к самому высокому и красивому кусту. Ах ты, гад сволочной!

— Не тронь, не твое! — громко предупредил я.

Мордатый сгорбился, втянул голову в плечи и испуганно оглянулся. Однако, не увидев, кроме меня, никого рядом — бабушки на лавочке в отдалении не в счет, — распрямился, презрительно плюнул и снисходительно пригрозил:

— Быстро спрыснул отсюда, щенок! А то поймаю и одним шалабаном по стенке размажу! Инфузория!

— Сам козел! — не остался я в долгу.

— Чего-о? — уже со злостью протянул мордатый. — Ну, погоди, гниденыш! — И неспешно двинулся в мою сторону.

Я отбежал поближе к лавочкам с бабушками и удачно выглядел два остроугольных увесистых камня. Живо поднял их и заявил:

— Подойдешь ближе — запущу в табло: оно у тебя большое, хрен промажешь. А потом буду орать — мало не покажется! И еще скажу, что ты ко мне приставал, трахнуть хотел!

— Я тебя умоляю: пошли отсюда, — позвала кавалера бикса, почуяв возможные неприятности.

— Счас, вот только эту наглую козявку прихлопну… — скривился мордатый и не очень решительно пошел на сближение.

— А-а-а! — не отступая, взвыл я, чем привлек внимание старушек.

— Вы что это ребенка обижаете? — донеслось с их лавочки.

И тут как-то незаметно подошел сосед дядя Паша с третьего этажа — невысокий, но плотный мужик лет сорока, с продуктовой сумкой в руках. Работал он таксистом.

— Чего орешь, словно клаксон? Пошто кирпичами вооружился? Какие проблемы? — поинтересовался он.

— Дядя Паша! Они наши розы хотят украсть! Вон, этот уже и ножик достал: стебли резать! А меня щенком и наглой козявкой обозвал и прихлопнуть грозился! — почувствовав поддержку, нажаловался я.

— Слышь, халявщики! А не пойти ли вам обоим на три буквы? — без лишних въездов предложил сосед. — Пока я с вас обоих штаны не спустил да этими самыми розами задницы не исполосовал. И за угрозы пацану тоже.

— Я те сам вперед нахлещу, — неуверенно возразил мордатый, а бикса опять потянула его за рукав: мол, да пошли же, от греха…

— Малец, а ну-ка подержи сумку, — велел дядя Паша. Снял пиджак, тоже сунул его мне и молодецки начал подсучивать рукава полосатой рубахи. — Это мы враз проверим, кто кого… Да перо убери, пока я его в ту же задницу не воткнул и там пару раз не провернул! — И решительно шагнул вперед. — Ну что, стакнемся на раз?

Мордатый со своей дамочкой резво убрались со двора, причем кавалер, уходя, бормотал себе под нос что-то вроде: «Ничего, мы еще в другой раз встретимся!»