Чертовидцы, или Кошмары Брянской области

Ее родители, бывало, частенько заходили в ванную, оттуда потом, вместе с шумом воды, слышались недвусмысленные шлепки. Такие же шлепки раздавались с соседней кровати, когда она оставалась на ночь у Ирки в общаге. Стерва пыхтела и стонала под кавалером почти каждую ночь! А иногда трудилась только она, будто подслеповатый смотритель, обхаживающий покосившийся маяк на кустистом берегу.

Чертова дура!

Софья зарыдала. Если она выкарабкается из этого дерьма, то обязательно переспит с соседом по площадке. Если понадобится – привяжет его и всё сделает сама! Нахлынула волна отвращения к себе. Ну и пусть.

Послышались шаги, и в поле зрения возник некромант. Его гадкая улыбочка резала не хуже перепачканного в крови ножа, поскрипывавшего в руке.

– Ну что, дева, твой черед.

Софья затрепыхалась и решила, что для истерики – самое время.

Лунослав, несясь по вагонам, проклинал благоустройство и современность поезда. Межвагонные переходы напоминали герметичную гармошку, обшитую изнутри фальшпанелями, благодаря чему пассажиры могли свободно прогуливаться по составу. Никакого затора, мать его! Беги себе да беги, олимпиец!

Впереди мчался Гендальф. Каждые десять метров он останавливался, чтобы вялым лаем поторопить собачьих богов. Ну почему они едва плетутся? Лабрадор чувствовал, что тело отказывается служить ему. Язвы на морде гнали по голове и вдоль позвоночника бурлящую боль, притормаживавшую сердце. Дышалось с трудом, будто через вонючую тряпку, застрявшую в глотке. Изумрудная мгла всё больше походила на перину.

Булат, бежавший последним, то и дело цеплялся Костяной за поручни. Мертвые тела молчаливой гурьбой преследовали их. Небольшая часть трупов, оставляя на окнах липкие росчерки, ковыляла снаружи по техническому проходу. Правда, эти почти сразу отстали.

– Лунослав! В поезде восемь вагонов! Головной и два промежуточных уже пробежали! Потом состав придется покинуть! Если повезет, кабина управления будет открыта. Заблокируем ее автоматику и свалим! А трупы пусть маринуются!

Лунослав, проклиная себя за упрямство, остановился. Им вполне хватало скорости, чтобы без лишних помех добраться до кабины управления в конце поезда и запереть здесь мертвецов, словно в металлической кишке. Но что потом? Что их поджидает в изумрудной мути туннелей? А ведь он даже толком не понимает, что с ним происходит.

– Я попробую еще раз, – заявил Лунослав.

– Что? – Булат замешкался, но напарник уже толкнул его, показывая, чтобы он двигался дальше. – Даже не смей, дрищ! Хочешь опять им подыграть?!

– Я должен разобраться!

Лунослав зажмурился и выставил перед собой правую руку. Мысли лихорадочно заскакали. Требовалось что-то массовое и быстрое – какой-нибудь ветрогон. Он набрал побольше воздуха и выкрикнул напев на чуждом языке. Но опять не своим голосом.

– «Не понос и не сопение – на спине взошло растение!»

И эффект богохульных слов дал о себе знать.

Под одеждой молодых людей возникло нечто хрустящее и пушистое, покрытое жгучими волосками. Кожу будто обварило кипятком. Сотрудники бюро загарцевали.

– Доигрался?! – проорал Булат. Он уже догадался, что их терзало. Догадался хотя бы потому, что в детстве частенько лупил эту заразу палкой. Только никогда не думал, что она может очутиться у него в укромных местах. Казалось, причиндалы натерли перцем Хабанеро.

Лунослав на ходу вынул из-за шиворота ворох темно-зеленых листьев, коловших руку.

– Это…

– Это крапива, Лунослав! КРА-ПИ-ВА! Ей еще по губам стучат, когда кто-то много болтает не по делу! Намек понял?

– Да! Не ори!

Показалась кабина управления. К счастью, не запертая. Они влетели внутрь, и Лунослав ткнул локтем по кнопке блокировки дверей от пассажиров. Двери с шипением закрылись.

– Вот чего меня лишил Черномикон – заклятий! – Лунослав, вздрагивая, принялся выбрасывать из одежды пучки жгучей поросли. – Он же и куплеты подкидывает. Суфлер гребаный.

Снаружи заскребли. Последовал скрип, не суливший ничего хорошего.

Булат, не обнаружив бокового зеркала, сдвинул створку окна и выглянул: в далеком овале света что-то копошилось – трупы, даже те, что забрели в технический проход, втискивались в открытые двери вагона на «Балтийской». Значит, пару минут имелось. Свалив косу и колун на кресло машиниста, он избавился от крапивы, раздавив ее затем каблуками сапог. Заодно страсть как хотелось вбить пару стеблей Лунославу в рот.

Лица у обоих пошли красными пятнами.

– Булат, псу совсем плохо.

Гендальф с поскуливанием заставлял себя дышать. Лапы подгибались. Во взгляде, обращенном на молодых людей, сквозила немая просьба. Но глаза при этом оставались чисты и ясны, словно у существа, получившего откровение о собственной кончине.

Булат открыл дверь кабины управления, ведущую в туннель. Пристроил Костяную на предплечьях. С фальшивой улыбкой подмигнул лабрадору. А что еще он мог сделать для этого верного пса?

– Давай уже покончим со всем, приятель. А потом и за тебя примемся.

Гендальф с хрипом вздохнул, покинул кабину и потрусил в темноту.

Лунослав вернул Злоруб в перевязь, благо диаметр колчана позволял это сделать, невзирая на колючки, и они с Булатом отправились за собакой, так похожей в зеленоватой мгле на живую тень.

Шагать пришлось под жуткими багровыми вспышками предупредительных светофоров. За триста метров до второй станции, «Селигерской», Гендальф свернул в северо-западный туннель. Табличка на стене оповещала: «ОТСТОЙНО-РЕМОНТНОЕ ДЕПО № 1».

Спустя три минуты они добрались до него.

Мерцали потолочные лампы, бессильно пытаясь оттеснить изумрудный мрак. Покачивались сотни согбенных трупов. Они полуголыми, разложившимися символами смерти занимали свободные пути. Под ногами хлюпало. Вонь стояла невыносимая, как от разрытого массового захоронения в душный влажный полдень.

– Господи, ч-что это? – прошептал Лунослав, зажимая нос.

– Фестиваль «Нашествие» после пандемии, – отозвался Булат, процедив ответ сквозь зубы.