Чертово колесо
Шрифт:
Что должно произойти? Ладо нервно садился на диване, вытаскивал крупинку, мял ее. Его тянуло забить косяк и вдохнуть спасительный дым, но он берег крупинку для встречи с Наной, чтобы «отлакировать» гашишем алкоголь. Без этой подготовки секс его не интересовал. А с этой подготовкой секс становился спортом, вроде качания мускулов, только качки мучаются без понта, а он тренирует свой главный мускул… Тоже спортсмен. Чемпион мира по пиздоболу.
— Морфий, спирт и онанизм укрепляют организм! — нарочито весело стал он напевать и собираться, не дожидаясь мерзкой трели
Включил свет. На столе заметил рукопись Зуры, но не тронул — не до этого сейчас! Положил в карман кнопочный нож. Когда выходил, мать не спала, метнулась к нему:
— Куда? Ночью?
— Дело есть, — отодвинул ее Ладо и вышел на ночную черную улицу под материнские причитания, заглохшие с дверным хлопком.
Стоял под деревом, пока не подкатила к обочине белая «Нива». На переднем сиденье — Илико, за ним — черная вязаная шапочка Зуры. За рулем — знакомое лицо, только не понять сразу — чье.
Ладо сел назад, к Зуре. И разглядел в зеркале — ведь это молодой Борзик!
Борзик тоже узнал его:
— А, Ладо! Привет! Давно не виделись!
— Что, знакомы? — спросил Зура.
— Да, встречались… Тбилиси — город маленький.
— Вот-вот, — качнул тот черной головой.
— А ты с Борзиком откуда знаком? — спросил Ладо, зная, что Зура терпеть не может наркоманов, а Борзик — один из самых заядлых.
— Мы всех знаем… — шутливо-таинственно отозвался Зура. — Это наш человек… Он в детстве жил в Сололаки, все знает…. Ну, и рулевик хороший…
Илико молчал, спокойно поглаживая бородку. На нем были слесарские штаны на широких подтяжках, с разными карманчиками, откуда выглядывал весь набор: отвертки, шило, клещи, секатор, молоток и гвозди, на манер газырей… От молчуна Илико Ладо пока не слышал ни слова.
— Про этого Анзора давно говорят, что беспредельничает не по чину и хороших ребят обижает, — начал Борзик. — Я еще раньше слышал… Деньги берет, а приносит таблетки без кодеина. Или раствор ершеный, не лекарство, а вода сплошная…
— Деньги берет, а ничего не приносит? Хитрожопый барыга, значит, — сделал свой вывод Зура. (Илико, не оборачиваясь, согласно кивнул, похожий в профиль на царя с медали.) — А барыг надо давить. Зачем далеко ходить? Вот, вместе в поездке были, работали, от ментов спасались, а приехали — и на тебе, он, вместо того, чтобы по-братски поделить, какому-то вонючему езиду Ушо в своем доме позволяет бить человека по лицу и из дома выкидывать! Каково это?
— Да, не по-братски, а по-блядски, — поддержал Борзик, а Зура продолжал:
— За все, что в его доме случилось, отвечает он один, барыжья душа. Ты на него смотри: мать — гречанка, папа — неизвестно кто, татарин, наверно… курды в гостях… езиды… наших обижают…
Илико согласно-обрадованно кивнул. От его молчания Ладо стало не по себе. Он ощущал озноб и ощупывал нож в кармане, что не укрылось от Зуры.
— Что это у тебя? Дай сюда! — И он хватко залез в карман, вытащил оттуда нож и спрятал за пазуху. — Тебе это не нужно. Не ты ответчик. Ты истец, ходатай… Прочел, кстати, что я принес? Хотя не до этого было, наверно? Переживал,
небось? Я же тебя с детства знаю. Просто выхода нет… Добро должно быть с кулаками, как говорил наш учитель труда, помнишь?Пока шли эти разговоры, верхними улочками доехали до Мтацминды, опасаясь, что возле фуникулера могут стоять гаишники. Но было чисто, и Борзик, взяв вправо, уверенно углубился в узкие беспросветные каменистые переулки без фонарей и признаков жизни.
— Что будет делать? — нервно спросил Ладо, которому вдруг показалось, что это его самого везут куда-то на расправу, а все разговоры Зура ведет, чтобы усыпить бдительность.
Ему никто не ответил, что еще более усилило его подозрительность.
— Где встать? — спросил Борзик, скатываясь на дорогу, ведущую к ресторану «Самадло».
— Где хочешь. Мотор не глуши. Потом на Мокле повезем. Знаешь эту горку?
— Как не знать. Не было бы заристов, они часто там собираются.
— Сгоним. Или в другое место отвезем. Вы оба сидите и молчите. При нем — ни слова!
Илико уже стоял на улице. Зура, похрустев чем-то в кармане, не спеша вышел из машины. Ладо заметил, что у него за спиной, из-под куртки, торчит что-то вроде теннисной ракетки.
— Что это?
— Автомат. Узи, еврейский, — шепотом ответил Борзик и, глядя в зеркальце, спросил: — Как же этот свинья тебя обидел? На что кинул?
— На дурь. Вместе собирали. Приехали — и вот, — Ладо стало неприятно об этом говорить; он открыл окно в теплую ночь, стал прислушиваться.
Вначале было тихо. Но вот раздался звон стекла, грохот распахнутой двери, женский крик, который оборвался на полуноте. Потом — тишина. Вот стукнула калитка, не спеша появился Зура, за ним Илико тянул человека в трусах и майке, с бумажным мешком на голове: вытянутые вперед руки ему обмотали черным проводом, конец которого был у Илико.
Зура, кратко приказав Ладо:
— Сядь вперед! — уселся сзади, туда затолкали и Анзора (гудевшего из-под мешка: «Кто вы? Что вам надо?»), потом сел Илико и двинул локтем по мешку, а Зура сказал: — Заткнись, не то язык отрежем! — и щелкнул кнопочным ножом, отобранным у Ладо.
После щелчка мешок стих.
Из калитки кто-то выбежал, но Борзик уже рванул задним ходом и, скрежеща шинами, заскочил в один из темных проулков, начал взбираться на гору.
Анзор был зажат между Зурой и Илико. Зура молчал, только один раз резко, коротко и сильно ударил кулаком по мешку, когда Анзор вздумал материться.
— Плохие слова не говорить! — пояснил он. — Не то рот заткну, задушу.
Мешок замолк. Борзик и Ладо тоже молчали, как было велено, тем более, что Зура в машине еще раз приложил палец к губам, после чего до Ладо начало доходить, что тот не хочет, чтобы жертва видела и слышала его и Борзика.
Запястья Анзору замотали шнуром от его же магнитофона, ладони оказались сложены, будто он молится. Когда из-под мешка донеслось:
— Снимите, дышать не могу, задыхаюсь, — Илико с размаху дал локтем по бумаге — и из-под мешка по серой майке поползла струйка крови.