Чертовски знаменита
Шрифт:
– Да, я именно так и полагаю, – прошептала она в ответ.
На следующей неделе Жан-Клод переехал в комнату для гостей в доме Катерин вместе с двумя чемоданами, портативным компьютером и закрытым на ключ кейсом. Китти не сомневалась, что именно этого ей хочется, равно как и Жан-Клод был уверен, что поступает правильно, однако Томми никакого энтузиазма не проявил.
– Мам, зачем нам в доме этот мужик?
– Потому что он мне нравится. – Катерин собиралась в гардеробной, опаздывая на студию, а Томми болтался без дела, вместо того чтобы отправляться в школу.
– Я рассказал папе, – обиженно заявил он.
– Что ты ему рассказал? – Она пыталась
– Он назвал тебя девкой.
– Очаровательно!
Катерин вспомнила о бесконечных чеках, которые она в последнее время подписывала для своего бывшего мужа. Джонни делали химиотерапию несколько раз в неделю, и ему были необходимы дорогие лекарства. Деньги, казалось, текли рекой, так что меньше всего Катерин нуждалась, чтобы Томми учил ее жить.
– Тебе уже шестнадцать, Томми, – твердо сказала она. – Пора тебе понять, что у твоей матери может быть своя жизнь.
– У тебя уже есть своя жизнь – на студии. Тебя, кроме этого, ничто не колышет.
– Если Жан-Клод стал здесь жить, это вовсе не значит, что я люблю тебя меньше, чем раньше! – Она попыталась обнять сына, но он уклонился и начал перебирать ее флаконы с духами. Казалось, что он на взводе больше, чем обычно, и она заметила, что глаза его чересчур блестели.
Восемь часов, а в девять ей надо быть на студии.
– Слушай, мне надо лететь, а тебе пора в школу. Поговорим вечером.
– Да ладно, мам, – угрюмо сказал он и вышел из комнаты.
Катерин печально уставилась на туманный горизонт Беверли-Хиллз.
– Pauvre petit chou. [20] – Ласковый голос заставил ее повернуться. В дверях стоял Жан-Клод. – Похоже, у тебя проблемы, cherie!
– Похоже.
Он с улыбкой протянул к ней руки, и она подошла к нему. В его объятиях она казалась себе непобедимой, никого и ничего не боялась. – Я не могу ничем помочь, cherie? – Он гладил ее волосы, которые сегодня настолько ее не слушались, что казались живыми.
20
Бедная малышка (фр.).
– Нет, спасибо, милый, – пробормотала она. – В этой битве мне придется сражаться в одиночку.
Занятая любовью, Катерин не успела прочитать сценарий на следующую неделю. И только теперь, войдя в комнату с сияющим от счастья лицом и увидев расстроенную Бренду, она узнала, что ее ждет.
– Они с тобой разделались, – мрачно объявила Бренда.
– Разделались? Что ты имеешь в виду?
– То, что говорю. Читай сама. Они тебя убивают. Ты умираешь, детка, вот как раз в этой сцене. Читай и рыдай. – Бренда открыла сценарий на последней странице и громко прочла: «Джорджия говорит: «Никогда тебя не прощу. Никогда – гореть тебе за это в аду». Джорджия умирает. Взломщик, лица которого мы не видим, тихо смеется и закрывает дверь. Безжизненное лицо Джорджии крупным планом. Конец».
– Поверить невозможно, – сказала Катерин.
– Придется. Я прочла сценарий еще вчера вечером, но не позвонила, не хотела портить тебе уик-энд.
– Ты
со Стивом говорила?– Да, я ему позвонила, спросила, правда ли это или просто еще одна ложная тревога.
– И что он сказал?
– Он сказал, они тебя убивают. Они все одинаковые, эти мыльные оперы. Каждый сезон у них кто-то висит на скале, а кто-то собирается умереть. Чтобы актеры слишком не жадничали, когда будет обсуждаться контракт на новый сезон.
Катерин тяжело уселась на продавленный диван.
– Просто не верю. Вроде бы зрители действительно любили меня. Слушай, позвони Гейбу. Скажи, мне надо с ним увидеться.
Раздался неизбежный стук в дверь.
– Шевелись, Китти. Тебя ждет парикмахер, бегом!
– Шоу должно продолжаться. – Катерин сжала зубы. – Тот, кто сказал, что хуже шоу-бизнеса может быть только шоу-бизнес, был прав.
Позже Бренда сообщила ей, что обоих продюсеров нет в городе.
– Замечательно, – заметила Катерин. – А с агентом моим говорила?
– Он должен мне перезвонить. Он был на совещании.
– Черт побери, – взорвалась Катерин. – Какого черта тут вообще происходит? Меня убивают, я не могу связаться со своим агентом, в жизни все идет наперекосяк, а всем вроде глубоко плевать.
Зазвонил телефон, она взяла трубку и рявкнула:
– Слушаю.
– Cherie, у тебя все в порядке?
– Ох, Жан-Клод. Господи, здесь все идет кувырком, дорогой. Обо всем расскажу вечером. Сейчас не могу разговаривать.
Снова постучал Чарли.
– У тебя три минуты на волосы и потом на площадку, Китти, – заорал он.
– Ладно! Ладно! – Она напялила на голову идиотскую шляпку и рванулась в соседнюю комнату к парикмахеру.
Рядом в кресле сидела Элеонор с довольной ухмылкой на лице.
– Доброе утро, Китти, дорогая, хорошо провела выходные? – с милой улыбкой спросила она.
Китти уставилась на нее, а команда тем временем занялась ее волосами и шляпой. Бекки дергала за ворот ее кусачего костюма.
– Замечательно, – коротко сказала она. – Просто чудесно.
– Я так рада, дорогая. Я ужасно desolee, [21] что ты покидаешь нас, cherie. – Ее плохой французский акцент напомнил Катерин, что она была с Жан-Клодом на вечеринке у Джейка несколько месяцев назад. Надо будет его об этом спросить. – Но радостно, что Донна Миллс теперь появляется в качестве твоей давно потерянной сестры.
– Что же, всех не завоюешь, – заметила Катерин с легкостью, которой не испытывала.
– А я всегда думала, что ты это можешь, – проговорила Элеонор, блестя чересчур накрашенными глазами.
21
Сожалеть (фр.).
Катерин встала, одергивая свою излишне узкую и излишне короткую юбку, и пошла вниз на площадку, где ее уже ждал магический свет софитов.
«По крайней мере, у меня есть Жан-Клод», – подумала она.
В один из перерывов к ней подошел Чарли.
– Тебя к телефону, Китти. Твоя мама.
Катерин вздохнула и взяла трубку, лежащую на складном столике рядом с буфетом, обслуживающим съемочную группу.
– Привет, мама, как ты там?
– У меня все нормально, Кит-Кэт, если не считать астмы. Но я сейчас принимаю новое лекарство, так что у меня в последнее время нет приступов.