Чертовы котята

День прошел в привычном режиме: ходила с Юлией по магазинам и таскала за ней сумки. Майк был прав: этими занятиями я просто убивала свой профессионализм. Когда Юлия вернулась в гостиницу, чтобы привести себя в порядок перед приездом отца, я улизнула в Музей современного искусства. Я не собиралась внимательно знакомиться с экспонатами, мне лишь хотелось еще раз взглянуть на портрет бородатого мужчины, похожего на дядю Яри. Дядя не носил бороды, но у него были такие же обветренные щеки и похожий овал лица. И синяя фуражка, правда, без надписи «Postes vaan Hankkija». Мари Хиггинс всегда восхищалась Ван Гогом, и однажды я едва успела отобрать у нее нож, которым она, будучи под кайфом, собиралась отрезать себе ухо. Она утверждала, что видит мир так же, как и великий художник, и даже пыталась рисовать, подражая его манере, но выходило у нее всегда что-то совершенно невразумительное.

Насмотревшись на портрет, я остановилась возле полотна «Звездная ночь», которое, по мнению Мари, было лучшим из всего созданного человечеством. Краски были нанесены с таким чувством, что было сложно разобрать, ярость или страсть испытывал художник при создании картины. Наверное, Мари могла бы разъяснить мне, что двигало его кистью, но ее уже не было на этом свете.

Иван Гезолиан сидел в вестибюле гостиницы, развалившись в кресле. Я попыталась проскользнуть незамеченной, но безуспешно.

— Добрый вечер, Хилья! — крикнул он мне в спину.

Пришлось обернуться и поздороваться. Он крепко сжал мою руку, я ответила тем же. Леша топтался у окна, разминая в руках сигарету. В гостинице курить было запрещено, поэтому он буркнул что-то невразумительное, увидев меня, и вышел на улицу.

— Почему ты не с Юлией? — удивился Гезолиан.

— Она устала целый день ходить по магазинам и решила отдохнуть в номере. И к тому же ей не нравится постоянно быть под присмотром.

— Нью-Йорк — опасный город. Леша отвезет нас на ужин. Если хочешь, можешь пойти с нами. Или Юлия пообещала тебе свободный вечер?

Мы с Юлией еще не обсуждали планы на остаток дня, но мысль о свободном вечере мне понравилась. Можно забежать на Мортон-стрит и взглянуть на мое старое жилище.

Сейчас в квартире живет племянник Мари, Адам Бейтс, который обещал подарить мне что-нибудь из ее картин на память. Хотя, может, будет уже поздно идти в гости.

— Я хочу как-нибудь найти время и обсудить то предложение, о котором упомянул по телефону. — Гезолиан пристально взглянул мне в глаза. — Так что давай встретимся в баре гостиницы попозже вечером. Я сообщу, когда освобожусь, дай мне свой номер.

— Вы можете оставить мне записку у портье.

— Хорошо, тогда я возьму твой телефон у Юлии, — улыбнулся Гезолиан, словно охотник, который уверен, что жертва никуда не денется.

— Разумеется.

Я отвернулась, но этого явно не следовало делать. Гезолиан схватил меня за плечо.

— Не надо торопиться. Если я велю Юлии выгнать тебя, она сделает это, не задумываясь. Ты же прекрасно знаешь, что у меня много друзей, которые по первому намеку рады сделать что угодно. Так что, если хочешь добиться в жизни успеха, со мной лучше не ссориться.

Гезолиан отпустил меня и слегка подтолкнул вперед. На плече, похоже, останутся синяки. Гезолиан воображал себя крутым, но я знала, что Давиду удалось обвести его вокруг пальца. Почти наверняка его будущее предложение касается Давида, и оно мне заранее не нравилось.

Юлия не захотела, чтобы я сопровождала ее на ужин, и сморщила свой красивый носик, узнав, что туда пойдет и Леша.

— Пусть он сидит за другим столиком. Я хочу пообщаться с папой без лишних ушей.

Уж конечно, папа исполнит ее желание. Юлия ушла, я осталась стоять у окна, наблюдая за огоньками в Центральном парке. Старый номер в квартире на Мортон-стрит не работал, в справочной сообщили, что никакой Адам Бейтс там не живет. Я прогулялась пешком до станции «Сорок вторая авеню» и доехала до Кристофер-стрит. В окнах трепыхались радужные флажки: здесь проходил фестиваль сексуальных меньшинств. На углу открыли вегетарианский суши-бар. Если бы со мной сейчас была Моника, она непременно затащила бы меня туда поужинать.

Дверь моего бывшего дома на Мортон-стрит оказалась заперта, возле звонка висела табличка с фамилией «Бейтс». Я позвонила, никто не ответил. Судя по другим табличкам, соседи тоже поменялись. Хотелось есть, и я решила зайти поинтересоваться, что такое вегетарианские суши.

Заказала сет суши и бутылочку розового саке. Еда мне понравилась. Если бы я не знала, что это сделано из тофу и овощей, ни за что не догадалась бы. Уходя, захватила для Моники проспект заведения.

Когда я вышла на улицу, на телефон пришло сообщение от Саары Хуттунен. «Мы с Ваномо собираемся на Пасху в Хельсинки. Сможешь встретиться с нами? Мы остановимся у моего двоюродного брата в Кяпюля».

Я ответила, что непременно встретимся, хотя понятия не имела, отпустит ли меня Юлия. Хорошо, что Саара с Ваномо на Пасху уедут из Туусниеми. Следующее сообщение пришло с номера Юлии. «В 23.00 в баре гостиницы». Я решила немного прогуляться, чтобы выветрить запах саке: при встрече с Гезолианом следует быть в хорошей форме.

Еще раз вернулась к двери Бейтса и позвонила. Снова тишина. Бросила в почтовый ящик записку, что пробуду в Нью-Йорке еще две ночи, и оставила адрес гостиницы.

По пути на встречу с Гезолианом, пробираясь сквозь толпы людей, я чувствовала полное одиночество и опустошение.

В баре заказала «Кровавую Мэри» и села за самый дальний столик в углу. Там-то Гезолиан и нашел меня — он появился в баре за минуту до назначенного времени, один, без Леши. Со слов Юлии я поняла, что он живет в этой же гостинице. Официант услужливо поставил перед ним бокал с янтарной темной жидкостью. Она испускала такой сильный аромат, что, наверное, это был не коньяк, а кальвадос.

— Ужин удался? — спросила я со светской улыбкой, словно мы с ним встретились просто поболтать.

— Устрицы были хороши, а сыр немного не в моем вкусе, — вежливо ответил он, усмехнувшись. — Если, конечно, тебе действительно интересно поговорить на эту тему.

— Я всегда рада, если у моих клиентов все в порядке. Надеюсь, господин Гезолиан, вы довольны тем, как я забочусь о вашей дочери.

— Да, доволен. Но я хотел еще кое о чем попросить тебя. Особенно доволен я буду, когда ты приведешь мне Давида Сталя. Живого. Я хочу им заняться лично.

Эти слова были точно удар под дых, хотя я и ждала чего-то в этом роде. Я отпила сока и поморщилась, словно глотнула желчи.

— Я не общаюсь со Сталем. Он бросил меня в Тоскане, не сказав ни слова. Понятия не имею, где он.

— Да неужели? — Гезолиан поднял брови.

Я постаралась оживить в душе всю обиду на Давида и горечь прошлой осени — все, что бросило меня в объятия Транкова.

— Правда. Он получил от меня то, что хотел. Рютконен ошибался, думая, что Давид приезжал ради меня и скрывался в «Санс Ном». После Тосканы мы больше не виделись, и, честно говоря, я не имею ни малейшего желания с ним встречаться.