Чертухинский балакирь

–  …бери, Петр Кирилыч, задаром!

–  Батюшка!
– всполохнулась Маша из угла, словно курица оттуда прокудахтала, протянула она руки к отцу и то ли просила простить ее, пощадить, то ли благодарила за такое быстрое решенье отца, которое было ей, судя по всему, по душе.

–  Молчи!
– грозно топнул Спиридон, обернувшись к Маше, инда под ногой половица погнулась и звонко отдалось в стекле: молчи! Занес было руку, потом опустил, с минуту подумав, снова поднял и, сложивши крест высоко над головой, как будто крестом хотел Машу ударить, подошел к ней и… благословил.

–  Поди нарядись, полудурье… Чего ты на сговор вышла фефелой, иль за ночь сестрин сарафан износила?

Грохнулась Маша Спиридон Емельянычу в ноги, схватила его за сапоги и стукнулась громко в них лбом, потом поднялась с опухшими глазами и с большой слезой на левой щеке, поклонилась снова в пояс сначала отцу, потом Петру Кирилычу и, не разгибаясь от поклона, бросилась к двери. Петр Кирилыч не знал, как ответить, и потому неловко только мотнул головой на Машин поклон.

*****

–  Что ж, Петр Кирилыч, дело оно неплохое, - начал Спиридон совсем другим голосом, как будто ничего не случилось и на Машу он совсем не кричал, а так уж это и нужно: отцовский обычай. Только брови лежали над глазами словно волчьи хвосты, на которые Петр Кирилыч не мог глянуть без страха.
– Ты садись, Петр Кирилыч, в ногах правды нету… Что ж… говорю… вместе небось мельничать будем, не все же тебе молоть языком!.. За это хлебом не кормят.

–  Да разве я прочь от дела, Спиридон Емельяныч?
– оживился Петр Кирилыч.

–  Пора!

–  И Маше хорошо будет со мной, - прибавил Петр Кирилыч, не зная, что дальше сказать Спиридону, когда у него над глазами от каждого слова волчьи хвосты так и растут… и из глаз зелень идет…

–  Доброе слово! Только вот с тобой нам как будет обоим?..

Петр Кирилыч не сразу нашелся ответить. Потом вспомнил, что про него стороной судачат в деревне, и тихо ответил:

–  Я не разбойник, Спиридон Емельяныч!

–  Разбойников я… не боюсь, - вскинул голову Спиридон Емельяныч.
– Чего я боюсь, - сказать тебе, так не поверишь, пожалуй!
– хитро сморгнул Спиридон и улыбнулся.

С водонос непомерные плечи, руки, - говорили, Спиридон ими безо всего выворачивал пни и таскал из земли молодые деревья, как ребят за вихры, -еще чего Спиридону с такою силищей бояться!

–  Боюсь я пуще всего, Петр Кирилыч, знаешь кого?.. Отца Миколая!.. На ведмедя голый выйду… а на эту гниду… пожалуй, что нет!..

С этим словом Петр Кирилыч припомнил странный звон, который он слышал с обрыва, когда они с Машей шли по берегу недалеко от моста и Маша обмолвилась о Спиридоновой вере, вспомнил все, что болтали в свое время про брата Спиридона Андрея, и без дальних слов обо всем догадался.

"Так вот оно что!" - смекнул Петр Кирилыч и немного думая выпалил как из ружья в Спиридона:

–  Спиридон Емельяныч… возьми меня в свою веру!

Спиридон даже немного шатнулся.

–  Человек - не кулек, под мышку его не ухватишь, а вера в человеке -вот здесь!
– Спиридон Емельяныч показал на пупок.
– В самой середке!..

–  Ну, так тогда… научи богу молиться и верить… Сделай милость такую!.. Я еще по-хорошему-то… ни в одну веру не верил!

–  Молись, Петр Кирилыч, так же, как и живи, а живи так, будто читаешь молитву… вот и вся недолга!..

–  Молитвы я знаю, Спиридон Емельяныч…

–  Знаю, что знаешь… небось не татарин… надо вызнать в человеке самое главное.

–  Ну вот и скажи: что же в человеке, по-твоему выходит, главнее… всего?

–  Всего главнее, Петр Кирилыч, плоть в человеке.

–  А ведь и верно… пожалуй, - простодушно согласился Петр Кирилыч.

–  Плотен мир, Петр Кирилыч… Во-вторых же, и главнее всего, самое главное - дух!.. Только что есть плоть в человеке и что в человеке есть дух?

Петр Кирилыч так и впился в Спиридона. Спиридон же в плечах будто еще шире раздался, на лицо весь просветлел, словно невидимые руки зажгли большую лампаду, у которой стоял Спиридон, опираясь в оконный косяк, борода заходила волной, и, как у молодого, от широкой улыбки в бороде сверкнули белизной крепкие зубы.

–  Сказано бо в книге "Златые уста": "Плоть в человеке крепка и упорна, как зимний лед на реке, дух же прозрачен и чист, как вода речная под ним, бегущая по золотому песку чисел, сроков и лет!.. Растает лед на реке и сольется в виде стоялой и отяжелевшей за зиму воды с весенней веселой водою, тогда придет на землю весна и поднимет над головой высокую чашу, до края налитую светом и радостью, и из чаши Вечный Жених отопьет только глоток!.. Сотлеет упорная плоть и сольется с духом текучим, рассыпавшись прахом, смерть с дороги под окно завернет и подаянья попросит, и никто ей в куске не откажет и даст самый лучший кусок! Вот что плоть в человеке и что в человеке есть дух!"

–  Д-у-у-х!
– зачарованно передохнул Петр Кирилыч, схватившись рукой за глаза, будто больно им было от света, идущего от Спиридона.

–  Сказано бо было и то: "Человек в землю уходит, чтоб сбросить в земле истлевшую плоть и жить в плоти плоти, сиречь в нескончаемом духе, ибо дух есть - нетленная плоть, но человеку не легко расставаться с землею и с земною любовью, как и змее вылезать из старой обшарпанной кожи. Значит, дух в человеке и плоть, лед и вода, суть два закона одного естества, и оба их надо исполнить, и ни одним нельзя пренебречь".

Спиридон обмахнул лоб рукавом и замолчал.

–  Поэтому… по этой книге выходит, монахи стараются… зря?
– спрашивает Петр Кирилыч.

–  Здря… потому: лед и… вода!..

–  То есть как, Спиридон Емельяныч?
– переспросил Петр Кирилыч.

–  Да так…

Хотел Спиридон Емельяныч еще что-то прибавить, но за спиной у него чуть скрипнула дверь, Спиридон на слове запнулся и опять замолчал… Замолчал и Петр Кирилыч: в двери показалась Маша в голубом сарафане, который ей подарила Феклуша, в белой шелковой косынке на голове, на которой цвели хитрым рисунком цветочки.

Петр Кирилыч уставился на Машу и сначала глазам не поверил: уж то ли сряда на человеке такую силу имеет, то ли еще совсем не пришел в себя Петр Кирилыч, только таких девок Петр Кирилыч не видел сроду-родов… разве вот когда в первую ночь Антютик показал ему дубенское дно и у плотины ворота раскрылись… Только там было все ночью, в луну, да и… было ли в самом-то деле?.. Угораздился же сказать Спиридон: не было вроде, а… было! А тут: белый день, Машу можно за руку взять, колокольчики по подолу и спереди падают вниз по каемке, белый платок из чистого шелку, индо хрустит от него на зубах, на плечах расфуфырка, а в расфуфырках известно - девку можно понять и этак, и так, а какая она на самом-то деле?..