Чертухинский балакирь

В избе так и уставились все на Петра Кирилыча, ребятишки, мал мала меньше, даже присмирели, разглядывая невиданный кафтан на Петре Кирилыче: пошел-то Петр Кирилыч в рубахе.

"Ишь ты, - думает Мавра, сложивши руки на животе, - ишь ведь какое дело выходит!"

Петр Кирилыч стоит посереди избы и смотрит себе под ноги. Чужой ему теперь кажется братнина изба.

–  Ну, братец родимый, Петр Кирилыч, садись-ка… садись… под бога садись!..

Мавра скользнула за печку, загрохала в спехах самоварной трубой; в избе понемногу начинало темнеть; за околицей пастух играл на рожке, созывая в кружок сельское стадо.

Петр Кирилыч перекрестился на образ и сел под иконы, Аким рядом, немного поодаль.

–  На той неделе, значит, свадьбу будем играть, - в который раз повторил Мавре Аким, - ты уж пиво-то, Мавра… пиво-то вари!

–  Да что ты наладил одно и то же тридцать раз… Сварить не штука… только вот смотрю я на Петра Кирилыча и в толк никак не возьму: как это у него и по какому порядку все вышло?..

–  А и в сам деле!.. Ты бы, Петр Кирилыч, оповестил бы маленько.

–  Да что ж тут много говорить!..
– неохотно отвечает Петр Кирилыч.

–  Вот еще… теперь у воды без хлеба сидеть не будешь… легко сказать: мельник!..

–  Мельник… не диво ли, Петр Кирилыч, - хитро закинула Мавра, высунувшись из-за печки.

–  Долго рассказывать… как-нибудь опосля… да мало кто и поверит…

–  Чему ж тут не верить - ведь хвакт!
– говорит Аким, расставивши руки.

–  Да не то чтобы что, а… так, ежели рассказать все по порядку…

–  Расскажи, Петр Кирилыч, - пропела Мавра.

–  Кабы не леший… ничего бы не вышло!..

–  Ле-еший!
– протянул удивленно Аким.
– Вот оно что!..

–  Только ты, Аким, до поры не болтай… а то, говорит, попадешься на Светлом, враз утоплю!..

–  Как был балакирь, так и остался!
– говорит Мавра, вынося самовар из-за печки.
– У всех людей как у людей, а у тебя все как в прибаутке…

–  Плюнь, Петр Кирилыч, у них все так всегда… что-нибудь да неладно: нос есть, соплей нету… сопли есть, нос нехорош!

–  Ну ты, складный!..

–  Известно, недовольная порода!.. А ты вот что, Петр Кирилыч, скажи… как же это старик-то согласился? В нем ведь дурости этой накачено - на всю волость хватит!..

–  Спиридон Емельяныч хороший мужик.

–  Куды ж еще лучше: ничего не видя, а уж… архалук на плечи…

–  Рукавок вот подплатать только, - говорит заботливо Мавра, щупая на Петре Кирилыче армяк.

Уставила Мавра с самого краю к себе большой самовар, рассадила ребят по лавке кругом, вынула из стола блюдца и кумочки и первому Петру Кирилычу нацедила покрепче:

–  Кушай, братец родимый!

–  Ну, Мавра, - говорит Петр Кирилыч, первый раз за все время улыбнувшись, - приедешь, смелю мучку, будешь целовать ручку…

–  Ох, не оставь, Петр Кирилыч, - ссурьезилась Мавра.
– Спиридон всегда намелет наполовину с песком!.. Решето не берет!

Едва успели выпить по чашке, как по всем окнам забарабанили пальцы, словно град пошел; в стекла уставились тесно любопытные лица чертухинских девок и парней: неизвестно откуда вдруг разнеслась по всему Чертухину весть, что Петр Кирилыч невесту нашел.

Кто говорил, что берет он-де у гусенского дьякона, а кто даже и у самого попа Гавриила в тех же Гусенках - у того и у другого был на руках подмоченный товар: у дьякона девку звали "рупь-двадцать-пять" по причине ее весьма чудной хромоногости - идет, словно отсчитывает, а у попа родонула, и от кого родонула, совсем неизвестно… так, говорили бабы, ветром надуло!..

Вот теперь, дескать, Петр Кирилыч и будет мужичить с этой поповской лежалой кутьей.

Про Машу пока и помину никакого не было, видно, и за девку ее никто не считал.

Мавра заметила дозорщиков в окнах, поджала строго губы, встала, словно ее шкнули, и, выпятив слегка выпиравший живот, заспешила к двери. Аким с Петром Кирилычем не шевельнулись.

*****

Мавра вышла на крыльцо и громко, на все село крикнула на холостых:

–  Что вам тут, хаплюги, поселки, что ли? Чего прилипли?

Из-за угла вывалили парни, впереди косоротый Максяха, сельский заводила по девкам и дракам, за ними, закрываясь передниками и смущенно улыбаясь, -девки; глаза завистливо горят, по щекам жар пышет, видно, слухи о женитьбе Петра Кирилыча сильно всех разобрали.

–  Ну, что, голопятники, пострел вас не возьмет?
– еще раз стрельнула Мавра, держась за перильцы.

–  Говори, Мавра Силантьевна, кого Петр Кирилыч засватал?
– крикнул Максяха.

–  Да вам-то что за напасть такая?

–  Да у нас тут большой спор зашел из-за этого: кто говорит - на дьяхоновой "рупь-с-четвертаком", кто - на поповой родихе, - голосисто зазвонила из-за девок Дурнуха, вся так в стороны и расплывшись скуластым, засыпанным частыми веснушками лицом.

–  Сделай милость, Мавра Силантьевна… У нас так, гляди, до кольев дойдет, - пожимаясь, вторят парни.
– Антирес большой имеем.

–  Ишь ты!.. Уж знамо не на тебе, дурная харя, - огрызнулась Мавра на Дуньку.

–  Как бы не так… А сама на выгоне проходу не давала… Тьфу!
– доплюнула Дурнуха к самому крыльцу.

–  Из сопли не вырастет конопли!..

–  Чего разлезлась, как квашня на боку?
– заступился Максяха.

–  Не плюй у ворот, где ходит народ. Чего ей, дурному черту, надобно?

–  Ладно, ладно, Мавра Силантьевна… Ты уж беспременно нам только изложи, кого Петр Кирилыч берет… а то…

–  Што "а то"?..

–  …весь дом разнесем!..

–  Разнесем, Мавра!
– кричат за Максяхой холостые.
– Что вы украли, что ли? Эй, разнесем!

–  Хаплюжники!
– снизила голос Мавра.

"Разнесут ведь, - думает она, - косточки не оставят!.."

Подперла Мавра щеку рукой и, нехотя будто, ответила:

–  Спиридон Емельяныча дочку берет.

–  Непро-о-мы-ху!
– раскатилось в толпе вместе со смехом.
– А мы-то сдуру чуть не передрались!..

–  Грош да полушка, базарная цена!
– пропела Дунька и низко поклонилась Мавре.

–  Фуня!
– отпалила ей Мавра.

–  Ну, коли что. Мавра Силантьевна, - подошел к самому крыльцу Максяха, держа шапку в руках и отводя Дурнуху в сторону, - придем песни петь…

–  Не оставьте, милости просим!

Мавра поклонилась в пояс с широкой улыбкой.

–  Хмель в пиво, в постель крапива!
– визгнула Дурнуха, прячась за девок.

–  Милости просим… милости просим!
– еще раз Мавра поклонилась и, просиявши во все лицо, вернулась к мужикам в избу.