Черты и силуэты прошлого - правительство и общественность в царствование Николая II глазами современника

Обнаружил при этом Кривошеин и свойства крупного администратора и организатора. Выразилось это прежде всего в умелом подборе дельных и талантливых сотрудников и предоставлении им надлежащей свободы действий. Совершенно правильно ограничил он при этом свою роль по отношению к ним общими принципиальными указаниями. Умение отличать существенное от второстепенного, замысла от технического его исполнения было в высшей степени присуще Кривошеину. Не входя в мелкие подробности, предоставляя это всецело своим сотрудникам, он, однако, умел сохранить за собою и инициативу, и главные директивы. Строгий, требовательный, он умел придать своим подчиненным энергию в исполнении ими их работы, вдохнув в них увлечение преследуемыми ими задачами. Не останавливаясь перед резкими выражениями и даже крутыми мерами по отношению к лицам, не отвечающим предъявляемым им требованиям, он одновременно не скупился в похвалах и поощрении тех работников, которые умело и толково исполняли свои обязанности.

Совершенно отсутствовавшее у Плеве умение ладить с людьми и привлечь к себе их симпатии Кривошеину было в высшей степени присуще. Оставаясь у себя в ведомстве властным начальником, вне его он превращался в тонкого дипломата. Как я уже упомянул, самая трудная его задача состояла в получении необходимых весьма крупных сумм как для работ по землеустройству крестьян, так и для мероприятий, направленных к подъему техники русского сельского хозяйства. Между тем Коковцов, как известно, заботился прежде всего о сведении бездефицитных государственных бюджетов и о накоплении так называемой свободной наличности Государственного казначейства. Добыть от него при таких условиях те десятки миллионов рублей, которые при Кривошеине государство расходовало на две указанные выше цели, было нелегко и, во всяком случае, связано с постоянными трениями и пререканиями с главою правительства. Если бы Кривошеин заботился исключительно о собственных интересах и не был одушевлен стремлением принести действительную и большую пользу стране, он, конечно, не стал бы ежегодно домогаться все больших и больших ассигнований на развитие порученной его ведению отрасли народного труда. Упрекали Кривошеина, между прочим, в том, что он не упускал случая рекламировать свою деятельность, причем связано это было в некоторых случаях с значительной тратой казенных средств.

Так, при нем было издано чрезвычайно роскошно иллюстрированное описание хода работ по землеустройству крестьян и еще более роскошное описание азиатской России и всех заключающихся в ней неисчислимых богатств^[627]. Весьма интересно также иллюстрированное описание вырабатываемых в наших среднеазиатских владениях, преимущественно в Туркестане, восточных ковров. Однако все эти издания, если до известной степени и рекламировали деятельность самого Кривошеина, то рекламировали еще в большей степени Россию, тот огромный сдвиг, который происходил во всем ее земельном строе, рекламировали те неисчислимые, но еще втуне лежащие естественные богатства азиатской России, которые еще ждали разработки и использования; популяризировал он и те художественные сокровища, которые раскрывало изучение произведений, вошедших в состав империи среднеазиатских народностей.

Люди — рабы этикеток. В зависимости от того ярлыка, который наклеивается на то или другое действие, оно представляется им то достойным похвалы, то заслуживающим порицания. Так, достаточно назвать стремление Кривошеина представить деятельность управляемого им министерства в наиболее выгодном свете и широко осведомить о ней общественность рекламой, и оно приобретает характер личный и малопривлекательный. Назовите, однако, те же его действия широким осведомлением общества о проводимых государством крупных мероприятиях и готовностью подвергнуть их широкой критике, и они принимают характер правильной государственной политики, имеющей в виду облегчить дальнейшую работу в атмосфере всеобщего одобрения и моральной поддержки. Стремление приписать действиям, по существу правильным и полезным, личные низменные мотивы, увы, было неизменно присуще русской общественности, и одним из его последствий явилось огульное осуждение деятельности правительства. Так, если правительство работало втихомолку, говорили, что оно скрывает от общества все свои начинания и действия, опасаясь его критики, когда же оно широко осведомляло общественность о своей деятельности и о достигнутых им результатах, называли это саморекламированием. Что же хотели, чтобы правительство занималось самокритикой и представляло собственные действия в неблагоприятном свете?

По существу же важны не те мотивы, которые руководили Кривошеиным, а перед тем Витте, когда они стремились осведомить общество о проводимых ими реформах и получаемых от них результатах, а степень правильности такого их образа действий для достижения преследуемых ими государственных целей. Но в этом отношении сомнения быть не может: оба они избрали верный путь. Кривошеин вполне понимал, что в условиях современности достигнуть серьезных результатов в любой области без обеспечения предпринимаемым мерам сочувствия широких общественных кругов нет возможности. В этих видах он стремился установить наилучшие отношения с членами Государственной думы по возможности всех партий, с тою же целью искал он популярности среди земских кругов, в том числе и среди так называемого третьего элемента. И результаты были налицо. Государственная дума неизменно поддерживала все его представления и требования денежных ассигнований, а в 1913 г. я был свидетелем, как земские агрономы, приглашенные к участию в собранном при Главном управлении землеустройства агрономическом совещании, устами одного из них обратились к председателю совещания, товарищу Кривошеина гр. П.Н.Игнатьеву, с горячей речью, в которой выражали благодарность за предоставленную им возможность широко и свободно высказать все свои мнения и стремления. Кривошеин при этом был последователен: он не только внушал всем своим сотрудникам необходимость благожелательного отношения к общественным элементам и широкой терпимости к высказываемым ими мнениям и даже критике, но даже при выборе сотрудников искал людей, способных по присущим им свойствам привлекать общественные симпатии и смягчать неизбежно по временам возникающие трения. Кривошеин при этом, разумеется, не мог не сознавать, что некоторые делаемые им при этом уступки требованиям общественности по существу были в государственном отношении едва ли вполне правильны, например, широкое ассигнование земствам весьма значительных средств на разнообразные агрономические предприятия без уверенности, что средства эти будут повсеместно употреблены с пользою. Но он понимал при этом qu'il faut faire la part du feu^[628], что без некоторых, по существу неважных отступлений от безусловно правильного образа действий осуществить решительно ничего нельзя.

Да, достигнув власти, Кривошеин пользовался теми же методами, которые привели его к власти, но с той весьма существенной разницей, что пользовался он ими не только ради сохранения власти, но преимущественно в целях использования их для блага государства. Если бы его желания ограничились одним сохранением министерского портфеля, ему было бы гораздо проще и спокойнее не возбуждать новых вопросов, не проявлять широкой лихорадочной деятельности, вызывающей, как всякая деятельность, наряду с похвалой и одобрением ожесточенную критику и создающей многочисленных противников. Если на министерском посту Кривошеин обнаружил свойства государственного деятеля широкого размаха, смелых начинаний и тонкого политического инстинкта, то не впал он и в ошибку Витте, а именно в одностороннее поддержание лишь той отрасли народного производства, которой он сам ведал. Посодействовали этому, впрочем, и те личные связи, которые он по жениному родству имел в московских торгово-промышленных кругах^[629].

Существовала, однако, и другая причина, вследствие которой Кривошеин не замкнулся в круг вопросов, ему лично подведомственных. Действительно, по мере приобретения им влияния у государя и в определенных общественных кругах — землевладельческих и промышленных — он, несомненно, возымел желание стать во главе правительства, т. е. превратиться в председателя Совета министров. Верный своему принципу продвигаться путем создания соответственных связей, он уже в ту пору, когда влияние государыни еще совершенно не ощущалось, приложил все усилия, чтобы приблизиться к ней, и достиг он этого в полной мере, невзирая на имевшееся для него в этом отношении большое препятствие, а именно полное незнакомство с иностранными языками. Между тем хотя государыня и говорила на русском языке, но вести по-русски беседу на разнообразные темы широкого масштаба ей было не совсем легко. Во всяком случае, ей было легче выразить свою мысль во всех ее изгибах и подробностях на каком-либо западноевропейском языке. Нашел Кривошеин и способ завязать с Александрой Феодоровной постоянные деловые отношения. С этой целью он измыслил образовать специальный комитет для поощрения и развития крестьянского кустарного производства, причем председательствование в этом комитете он предложил императрице. Однако этим отнюдь не ограничивались беседы, которые он вел с государыней. Наоборот, в них он касался самых разнообразных государственных вопросов и, несомненно, сумел пленить ее ум и сердце.

Понятно, что при таких условиях влияние Кривошеина начало проявляться в самых разнообразных направлениях, между прочим и в деле выбора министров.

Так, например, гр. П.Н.Игнатьев, сменивший в должности министра народного просвещения Кассо, состоявший до того времени товарищем Кривошеина по Главному управлению землеустройства и земледелия, был проведен на эту должность Кривошеиным.

Словом, весьма скоро после возглавления правительства Коковцовым наиболее влиятельным лицом в министерской коллегии оказался А.В.Кривошеин, а в дело смены министров и назначение новых Коковцов и не решался вторгаться. Да, на посту председателя Совета министров Коковцов оставался почти исключительно министром финансов. В этой области его влияние, несомненно, возросло, но из ее пределов почти не выходило.

Но, увы, влияние это было отрицательное, скажу прямо, мертвящее, и если бы не Государственная дума, с которой ему приходилось считаться, то хозяйственное развитие страны, посколько оно зависит от финансовой и экономической политики государства, совершенно бы затормозилось, как затормозилось бы и развитие наших вооруженных сухопутных и морских сил.

Из положения безусловного охранителя интересов Государственного казначейства Коковцов никогда не выходил. Систематично накапливал он золото в казенных сундуках, и, складывая его туда, казалось, что прямо слышишь, как он говорит собранным червонцам: «Ступайте, полно вам по свету рыскать, Служа страстям и нуждам человека. Усните здесь сном силы и покоя. Как боги спят в глубоких небесах…»^[630].

Действительно, насколько основные принципы Коковцова соответствовали положению русских финансов в момент возвращения его на должность министра финансов в 1906 г. в кабинете Горемыкина, настолько они противоречили народным интересам начиная приблизительно с 1908 г.

Насколько бережливое, скажем даже скупое, расходование государственных средств и сокращение всех видов кредита вполне уместно и правильно в период экономических депрессий и даже в переживаемый Государственным казначейством период денежных затруднений (что, впрочем, обыкновенно друг с другом совпадает), иначе говоря, когда производство ценностей перерастает требования рынка, настолько, наоборот, они в корне неправильны в период мощного роста всей совокупности производительных сил страны, а не какой-либо отдельной отрасли производства. Между тем Россия в семилетие с 1907 г. по 1914 г. была именно в периоде исключительного хозяйственного подъема, что, несомненно, происходило вследствие того, что под осуществившуюся к тому времени значительную производственную силу промышленности подводилась и быстро создалась могущественная потребительская база путем увеличения роста народного благосостояния. Происходил же этот рост вследствие быстрого перехода крестьян к иным формам землеустройства, связанным с иными способами использования производительных сил почвы.

В такой период скупое расходование государственных средств, выражавшееся реально в остановке осуществления многих общеполезных начинаний, как то: незначительное проведение новых железнодорожных линий^[631], недостаточное снабжение железнодорожного хозяйства подвижным материалом (за что мы, между прочим, жестоко поплатились с самого начала возникновения войны), сооружение элеваторов, устройство приморских портов, отказ в средствах для интенсивного использования наших огромных, втуне лежащих государственных лесов и, наконец, недостаточное снабжение средствами денежного обращения, происходящего как от недостаточного выпуска в обращение денежных знаков^[632], так, в особенности, от сокращения многих видов кредита, — было крупной, весьма крупной ошибкой.