Червь
Шрифт:
— Классика, — сказал Ка. — Только жертва здесь — я. Я как раз никого не ем заживо. Поедают меня.
— Не льстите себе. Я понимаю, что когда призываешь ущемить кого-то по подозрению, то удобнее занять позицию жертвы.
— Я её не занимал, меня в неё поставили. Куда вы меня везёте?
— Домой, — ответил полицейский. — Не беспокойтесь, мы не фашисты, в отличие от… Посидите пару дней под домашним арестом, остынете…
Ка невольно засмеялся.
— Значит, закон отдаёт меня червю?
Незнакомцу это тоже показалось смешным.
— О ужас, — хихикнул он. — Страслый и ужаслый закон отдает червям людей… Разрешает их их за ужином кушать. Но Вы, доблестный, всех просто поубивали бы раньше. Не очень понимая,
— Да, — сказал Ка. — Я — совсем другое дело. Я никого не пожираю. Я просто хочу жить.
— Ну да. И для этого надо другого человека убить.
— Червя. Надо удалить червя из моего живота, — сказал Ка.
— Мда… Черви — это такой антинарод. Их только удалять из тела. Один к одному — мнение нацистов о зловредных евреях.
Надо было вцепиться в тот дорогой билет и улететь отсюда вчера, подумал Ка. Был бы сейчас в Гонконге… Ему стало дурно, и он приподнялся и ударил головой в заднее стекло. Его тут же с двух сторон рванули вниз. Перед глазами у Ка поплыли мутные пятна. Повисла тишина.
В квартире полицейские сняли с него браслеты.
— Вы кто такой? — спросил Ка улыбающегося незнакомца в цивильном.
— Адвокат, — ответил тот. — Из Союза Защиты Гражданских Прав.
И он бросил на стол визитку.
— Вы правозащитник? — сказал Ка. — Почему Вы не защищаете мои права? Почему Вам дорог только червь?
— Защищать я буду любого, что червя, что Вас. Но только когда на Вас уже нападут. Начнётся вторая стадия — звоните мне в любое время.
— Понятно, — сказал Ка. — Но когда Вы возьмётесь меня защищать, то защищать будет, скорее всего, уже некого. Так что с Вашей защиты будет толку, как с козла молока.
— Так и полиция, знаете ли, не всегда успевает. Но старается.
Адвокат пожал плечами и вышел.
Отчаяние пришло — и ушло. Самолёт в Гонконг отлетал около десяти вечера, и не всё ещё было потеряно. Ка выглянул в окно. У подъезда, конечно, дежурил полицейский. Полиция ни словом не упомянула его билет в Гонконг, и Ка надеялся, что они знают только про врача. Интересно, что ему-то за всё это будет? Как минимум лицензию отберут… Ка решил не ломать голову над вопросом, кто донёс на него и зачем. Это мог быть любой. Ка не был уверен, что и сам не донёс бы на себя, будь он не в своей шкуре, а на месте доносчика. Совсем недавно Ка разделял с анонимным стукачом это место — то сумрачное состояние рассудка, из которого его выбил червь. Может быть, и доносчику так повезёт. Ка надеялся, что судьба предоставит этому человеку шанс поумнеть.
Он решил, что в крайнем случае просто наточит нож, выпьет полбутылки водки и вырежет червя сам. А потом вызовет скорую, если сможет. И будь что будет. На этом Ка окончательно успокоился и принялся за дело. Сначала он порезал на полосы несколько простыней и импровизировал из них верёвку. От его балкона до земли было метров пятнадцать, и её длины должно было более чем хватить. Потом Ка собрал кредитные карты и все необходимые документы и рассовал их по карманам спортивной куртки. Он хотел собрать в дорогу кое-какие вещи, но передумал. Полиция могла вернуться, обнаружить подготовления к бегству — и всё, финиш. Да и бежать с чемоданом в случае чего будет трудно.
Потом ему стало нечего делать. Ка обнаружил в холодильнике шесть яиц и сделал себе большую яичницу. Он и не помнил, когда в последний раз что-то ел. Покончив с яичницей, он вымазал сковородку куском хлеба. Интересно, какой хлеб пекут в Гонконге? Какая форма у китайских буханок, какой у них вкус? Ка был согласен провести остаток жизни на новых хлебах. Он надеялся на это.
Ка
решил больше не беспокоиться. Всё или получится, или нет. Он поставил будильник на восемнадцать часов и уснул мёртвым сном, упав на неубранную постель. Выработанный годами инстинкт наёмного служащего разбудил его в 17.57, и Ка вдруг понял, что червь не шевелится.Всё словно решило получиться. Ка спокойно умылся и побрился. Он хотел даже убрать постель, но понял, что это уже чересчур. Он включил компьютер и записал на пустую дискету файл со своими рассуждениями о стремлении общества к свету всеобщих прав. Эту дискету Ка оставил на письменном столе, предварительно смахнув с него все бумаги, надел спортивную куртку и спустился во внутренний двор точно так, как запланировал.
Когда до земли оставалось три метра, узел верёвки разошёлся, и Ка пришлось спрыгнуть вниз. Во внутреннем дворе, как всегда, не было ни души. Невысокие кусты щеголяли недавней стрижкой. Меж кустов туда и сюда порхали тёмные птички — щебетали, поклёвывали червячков. Над песочницей застыли пустые качели. Ка спокойно пересёк двор и залез через открытый балкон в чью-то квартиру. Обитатели квартиры прилипли к телевизору в гостиной, и Ка даже не пришлось врать им, будто бы он забыл дома ключи. Ка миновал кухню и коридор и тихо прошёл мимо гостиной ко входной двери. Пара секунд — и он уже открывал дверь подъезда, надеясь, что полиции там нет. Он был прав.
Во время полёта Ка бодрствовал. Спящий, он был бы беззащитен. Его скорее раздражала, чем страшила мысль о том, что его бегство могут заметить, могут достать его даже с этой многомильной высоты, просто-напросто посадив где-нибудь самолёт, и отослать обратно, в пасть оставшегося позади. За прошедший день засевший в животе Ка червь перестал быть его ужаснейшим врагом. Это место заняли другие вещи — всё то, что он оставил позади, и Ка был полон решимости любыми средствами сражаться за свою жизнь против этого всего. Не будучи идиотом, он не попытался протащить на борт что-нибудь вроде железного ножа, но оставил себе тупенький пластиковый нож и вилку, которые стюардессы выдали всем вместе с ужином. С первого взгляда от этих штуковин было немного толку, но Ка помнил, как сработали пластиковые ножи в руках одной известной группы террористов. Он вставил эти тупые инструменты в плетёный карман на спинке переднего кресла, вытащив оттуда журнал и инструкцию по надеванию кислородных масок. Нож и вилка были у всех на виду и одновременно не вызывали подозрений. В случае чего он мог бы мгновенно их выхватить.
Червь всё ещё не шевелился. У Ка возникло ощущение, что паразит как-то съёжился, свернулся и втянулся в себя, как гусеница, которую из любопытства тронул палочкой ребёнок. Ка искренне надеялся, что червь притих от страха. Может быть, он почуял лёгкое прикосновение смерти… Что ж, каждому своё. Ка подумал, что они с червём поменялись местами. Настала очередь червя бороться с ужасом скорой смерти, в то время как Ка теперь отсчитывал время — до освобождения, до операции, до посадки в Гонконге… Так ползли бесконечные часы полёта, неумолимо тягучие и тянущие Ка в сон, словно прикованные к ногам якоря.
Гонконг явился в иллюминаторе внезапно. Ка рывком поднял голову, и у него перехватило дух. Ему почудилось, что некая главная часть его выпадает и прямо сквозь стекло летит вниз, упиваясь растворением в этом глубоком озере огней. Через мгновение Ка обнаружил, что всё ещё сидит в кресле, и удивился этому, а потом решил, что у него начинаются галлюцинации от недостатка сна. Ещё одно, последнее щупальце страха попыталось обвить его разум — что, если полиция уже ждёт на посадочной полосе? — но Ка решительно его обрубил. Если она там ждёт, он просто попросит в Китае политического убежища. «Меня хотят убить потому, что я человек, а не червь!» Всё когда-нибудь случается впервые.