Червонные сабли

– Помещение у тебя подходящее. Только под лежачий камень вода не течет. Идем-ка по эскадронам. Бери свою листовку - и пошли.
– Комиссар шлепнул Леньку по спине ладонью, подталкивая к двери.

3

Комсомольцы собрались под развесистой ветлой. Это было дерево-гигант, в шершавой коре, с широким дуплом и спиленным вторым стволом, от которого остался пень.

Пришли в основном новички, молодое пополнение, только что прибывшее на Волноваху. Явились и старые комсомольцы; их можно было отличить по обветренным лицам, по оружию, ловко пригнанному и ухоженному. Одни покуривали, спрятавшись в тени дерева, другие принесли чурбачки, расселись кто где и, чтобы время зря не проходило, чинили гимнастерки, точили сабли, чистили винтовки.

Великан Прошка, который тоже оказался комсомольцем, пристроился на высоком пне и побалтывал ногой, подчеркивая свою независимость.

Было объявлено, что представитель из политотдела армии прочтет лекцию о роли комсомола на фронте. А тут пришел какой-то мальчишка в красных галифе и с маузером. Прошка сразу узнал того самого юнца, который болтался возле командарма в день приезда. Почему-то он не внушал доверия, и Прошка решил осмеять «щеголя».

– О чем будет баланда?
– крикнул он, глядя на докладчика с высоты.

Ленька уловил насмешку и решил не спускать шутнику.

– Приготовь котелок и узнаешь, какая баланда.

– Мой котелок не всякую пищу принимает.

– Потому и пустой!
– крикнул кто-то из бойцов, и все засмеялись.

– Прошка, что ты там сидишь на троне и чепляешься до товарища оратора? Дай сказать человеку.

– Какой из него оратор?
– огрызнулся Прошка.
– Дите в люльке! Он еще под стол пешком ходил, когда я знал про его лекцию.

Это замечание вызвало смех, потому что сам Прошка был ненамного старше «лектора».

Казалось, Махметка оскорбился за Леньку больше, чем он сам, и решил вступиться за друга.

– Послушай, дядя, тебя как зовут по имени?
– И он взялся за рукоятку кривой сабли.

– Прохор, а что?

– Хочешь, я из тебя два Прохора сделаю?

– Убери свой обруч, не таких видали...

Мальчишка-трубач, который тоже был здесь, крикнул издалека:

– Эй, доктор, то бишь оратор! Ты в Первой Конной кем был?

– Пулеметчиком.

– А знаешь хоть, с какого конца стреляет пулемет?
– снова задал ядовитый вопрос Прошка.

Трудно было сдерживать себя, а надо. И Ленька спокойно предложил:

– Можем поспорить, кто лучше знает пулемет.

Махметка будто того и ждал. Он кинулся искать глазами пулемёт. Поблизости стояла распряженная тачанка. Махметка ухватился за дышло и подкатил ее поближе. Прошка выжидательно смотрел и болтал ногой.

Вместе с ездовым Махметка расстелил на земле брезент, снял «максим» с тачанки и повернул пулемет стволом в сторону Прошки, точно собирался скосить его с «трона». Тем временем Ленька достал из кармана красный платок, свернул его в несколько раз и стал завязывать себе глаза.

Бойцы повскакали с мест, заинтересованные тем, как разрешится спор между Прошкой и «лектором».

Когда приготовления были закончены, Махметка подвел за руку к пулемету Леньку, и тот опустился на колено, ощупал кожух, пошарил ладонью по брезенту, как бы запоминая места, куда будет складывать разрозненные части. Затем быстрыми движениями, с завязанными глазами, стал разбирать пулемет и раскладывать его части на брезенте - одни справа, другие слева. Делал он это быстро и ловко. Махметка расталкивал столпившихся вокруг бойцов:

– Не мешайся, отойди!

– Да он видит, - засомневался мальчишка-трубач.
– Как же он слепой разбирает?

– Видит?
– вскипел Махметка, сорвал с себя шапку и надвинул на глаза Леньке поверх повязки.
– Теперь тоже видит? Нет? Тогда не бреши и отойди сторонка!

Кое-кто из бойцов взобрался на тачанку, чтобы лучше видеть, как Ленька собирал пулемет. Вот он напоследок щелкнул крышкой, сорвал повязку и бросил ее Прошке.

– Твоя очередь.

– Буду я руки смазкой пачкать, - сказал Прошка, и в голосе его послышалась неуверенность.

– Ага, струсил? Гайка слаба!
– донимал Прошку Махметка.
– Тебе надо в голове дырка вертить, мозги наливать.

– Кто на что мастер, - загадочно проговорил Прошка и кивнул мальчишке-трубачу: - Матвей, дай-ка вон ту подкову.

Трубач поднес подкову, и Прошка сжал ее в своих ручищах, переломил и половинки вернул мальчишке.

– Отдай лектору, пускай склеит.

– Ну и силища у тебя, Прошка!

– Попался бы ему Врангель - наверно, в узел бы его завязал.

– И никакая Антанта не развязала бы.

Раззадоренные спором, бойцы бросились повторять Ленькин фокус, завязывали себе глаза, отталкивая друг друга, пытаясь вслепую разбирать пулемет, но выходило одно баловство.

К Леньке подошел кавалерист в английском френче и потертых кожаных галифе. Это был Павло Байда, киевский комсомолец. В дивизии имени Блинова он был командиром разведчиков. Байду любили за красивый голос, он знал много народных украинских песен и часто пел, да так, что заслушаешься. Бойцы и командиры уважали Байду за скромность и смелое сердце.

– Молодец, - сказал Байда и пожал руку Леньке. Обернувшись к своим, он по праву старшего скомандовал: - Все по местам, собрание продолжается.

Бойцы присмирели. Даже Прошка затих.

А у Леньки аж сердце заныло: куда проще в атаку ходить, чем стоять на трибуне. И вспомнился ему далекий Маныч, ряды комсомольцев, стоявших перед дулами винтовок, нацеленных в грудь. Падали товарищи под залпами врага и точно просили смертью своей: «Отомсти за нас!» Как же не сказать о них горячее слово?

– Товарищи! От Дона до Буга, от Днепра до Черного моря пылают села и города, бьют нагайками детей, отнимают хлеб и землю, угоняют молодых с винтовками... Кто пришел и мучает бедняков?..

Ленька сурово оглядел собравшихся и прочел в их глазах вопрос: «Кто же?» И он продолжал:

– То помещики и капиталисты хотят загнать освобожденный народ в подвалы и надеть на него царские кандалы. То кровавая победа богатых над бедными, торжество частной собственности над идеями Коммуны!

Снова Ленька посмотрел строго на бойцов, словно спрашивая: можно ли допустить такое, чтобы богачи издевались над бедняками и чтобы Коммуна, за которую идет битва, погибла под ударами буржуев?