Чёс (сборник)

Раз-два-три-четыре, раз-два-три. Это была, бесспорно, танцевальная музыка, почти что хаус, но хаус с изъяном, креном, заячьей губой; под него одинаково трудно было устоять на месте и танцевать. Раз-два-три-четыре. Эдди, обомлев, играл по кругу свое – хотя теперь уже не только свое – арпеджио, крутил его, как гимнастка шелковую ленту. Как ленту Мебиуса, постоянно рвущуюся и склеивающую себя заново в одном и том же месте. Как Уробороса, с каждым оборотом откусывающего еще по дольке себя. Раз-два-три. Студию перед его глазами слегка качало.

– Ю, а слова есть? – спросил в микрофон Алан.

Группа остановилась как один человек. За три года существования “Гистерезиса” этот вопрос раздался из уст Алана впервые.

– Н-нет пока, – ответил Эдди, переводя дыхание. Его глотка пересохла, губы запеклись. Пальцы правой руки горячо ныли, и только так он понял, что играл одну и ту же музыкальную фразу без вариаций минут десять. В груди, темени, в низу живота с треском искрило. Он чувствовал себя незаземленным, опасным. С опозданием он осознал и прогнал усилием мысли частичную, и без того тихо тающую эрекцию.

– Напишешь?

– Ты что, – смутился Эдди. – Давай лучше ты.

– Нет, – мотнул головой Алан. – Это твое. Давай не смешивать родительские права. Нет ничего противнее всех этих рок-мемуаров потом – Джо Шмо написал двадцать процентов музыки к историческому синглу “Ешь меня жопой”, но Лиззи Хуиззи в ответе за как минимум сорок пять процентов слов.

– Я п-попробую, – сказал Эдди.

И на этом все закончилось. Точнее, не все. Он действительно несколько раз садился писать слова, мучился, откладывал, садился снова. Долго решал, должна ли вокальная мелодия заместить собой главный рифф или как-то хитро оплести его. Пел под него чужие тексты. Читал под него монотонным полурэпом ингредиенты с коробки хлопьев – получилось неплохо, как Numb у U2. Но текст так и не пришел к нему.

Мелодия меж тем въелась всем в мозг, и еще год почти на каждой репетиции то Брет, то Алан начинали ее играть, а остальные подхватывали. Постепенно она превратилась в легкую групповую разминку (перед началом настоящей работы) или освежающий предесерт (ближе к ее концу). Иногда на концерте, в промежутке между песнями, пока Алан подстраивал гитару и жестами просил поднять вокал в мониторе, Брет – никогда не Эдди – украдкой, в двойном темпе, набрякивал на басу знакомые ноты в качестве шутки для своих. В этой фазе, как старый акробат, переквалифицировавшийся в коверного, мелодия просуществовала еще года три. Затем и такая полужизнь сошла на нет. А главное, она замолкла в голове у самого Эдди. Ее место занял дико прилипчивый сэмпл из песни Swate группы Das Racist.

* * *

– А давайте сыграем ее завтра в Чикаго, – сказал Алан, прерывая свист.

– Кого ее? – спросил с переднего сидения Тони. – In the Ghetto?

– Песню Эдди. – Алан засвистел опять.

– А! Помню, помню. Классная. Только к ней же слов нет.

– Эдди напишет.

– Я пробовал, – улыбнулся Эдди. – Сто лет назад.

– А ты не пробуй. Просто возьми и сделай. Слава говорит, что “пробовать” – понятие, лишенное смысла.

– Это не Слава, это Йода, – сказал Брет приборной панели. Эдди, по правде, подумал то же самое, но прикусил язык: насмешки над наставником Алана почему-то сходили с рук только Брету.

– Это не значит, что он не прав, – спокойно ответил Алан. – Эдди, давай. Прямо сейчас. Там немного слов нужно, строчки четыре. Это же практически танцевальный трек. Смотри, я буду свистеть, а ты на каждую первую долю произноси фразу, которая в этот момент придет тебе в голову.

Боже, что происходит, подумал Эдди, чувствуя, как чешутся от стыда щеки. Тем временем Алан уже свистел снова, громче, настойчивей. На втором круге Тони начал выхлопывать ритм ладонями по бардачку и коленям. На третьем Брет, не отрывая глаз от дороги, забубнил тубой.

Эдди пропустил четвертый оборот. Открыл рот на пятый и снова замолк, поперхнувшись слюной. Басовый бубнеж Брета приобрел злобный обертон. Наконец на седьмой:

– Мантра смирения.

Все с облегчением расхохотались, Эдди тоже.

Он понимал, что после такой долгой накрутки абсолютно все, что бы он ни сказал, вызвало бы только эту реакцию.

– Так. О’кей. О’кей. – Алан раздул щеки и с шумом выпустил воздух, избавляясь от последних остатков смеха – явно по какой-то дикушинской технологии. – Неплохое начало! Ну что, дубль два? Раз, два, три…

– А всё, – заявил Эдди. – Что еще нужно?

– Ой, – сказал Тони, – а ведь действительно.

– Ебать, ты гений, – выдохнул Брет.

Алан медлил. Повисла пауза, в которую уместился бы целый рифф.

– А главное, эти слова обязательно надо орать, – заговорил он наконец, и именно в это мгновение в репертуаре “Гистерезиса” официально появилась новая песня. – Просто орать, и все, даже не в систему, а в гитарный усилок через компрессор и фузз.

– Ну что ж. Ты хотел простоты, – заметил Тони, скалясь.

– О, ребята, смотрите, – Брет указал пальцем на шоссе. Впереди, тускло подсвеченный тремя лужицами желтого света, теплился дорожный щит с надписью “Добро пожаловать в Иллинойс, землю Линкольна”. Место второго из трех i в Illinois не вполне убедительно занимал силуэт самого Иллинойса, похожий скорее на V. Впервые с Питтсбурга настроение у всех было достаточно игривое, чтобы, как отчего-то полагается при пересечении границы между двумя штатами, на миг оторвать ноги от пола машины.

– Йе-е-е! – прокричал Брет, когда щит пронесся над ними, шлепнув ветром по крыше.

– Йа-а-а! – отозвался Тони.

– Ура, – тихо сказал Эдди, покосился на промолчавшего Алана и увидел, что тот, наморщив под челкой лоб, набирает кому-то эсэмэс. Считаные секунды спустя с легким рассыпным перезвоном, которым в мультфильмах обычно сопровождается мановение волшебной палочки, пришел ответ.

– Все супер, – поднял голову от экрана Алан. – Слава говорит – можно!

4.

Они переночевали в мотеле на Саут-сайд, сняв один номер с двумя кроватями за семьдесят пять долларов плюс налог. Город не оставлял другого выбора. Если ты спишь в микроавтобусе на природе, ты бунтарь и романтик. Если ты спишь в микроавтобусе посреди Чикаго, ты бомж, труп или в процессе превращения из первого во второе. За завтраком в польском дайнере Алан поймал чей-то беспарольный интернет и не поддающимся расшифровке тоном сообщил, что “Гритц” вывесили у себя на странице вчерашний ролик с In the Ghetto и что он собирает “интересные” комментарии. На этом группа выдвинулась в клуб, сделав туристический крюк через Стейт-стрит.