Честь Афродиты

– Я не знаю где её искать. Может, она на рынке ещё, может, заболела? – Привалившись спиной к выступу бывшего некогда моторного отсека, заметила Марго. – Я устала.

– И я не знаю. Будешь? – протягивая сигаретную пачку, отозвался Михаил.

– Нет. Я бросила. – Отказалась Марго. Действительно, если Михаил узнав о гибели друзей начал курить, то Марго, наоборот, бросила.

– Ладно. Отдохни, – разрешил Михаил. – Перекурю и продолжим. Не много осталось…

Но не продолжили. Внизу, к центру затона, прыгая на ухабах, подъехала легковая машина с жёлтым опознавательным гребнем «машины-такси» на крыше.

– О, смотри, не она ли? – опершись на поручни, обрадовано заметила Марго.

– Возможно. – Флегматично ответил Михаил глядя на машину.

Автомобиль остановился, из него вышел один человек, только один, водитель, оглянулся по сторонам.

– Так это же наш Василий! – Узнала в водителе Марго. – Васька-золотые руки, Наш, детдомовский. Мастер, механик. Васи-или-ий! – Размахивая руками, вскричала Марго. – Вася! Эй! Мы здесь, здесь.

Василий нашёл их взглядом.

Через десять минут Марго с Михаилом уже знали: бабка ничего не скажет, потому что не сможет. Её… найти ещё надо. Василий за этим и приехал. Рассказал о смерти Женьки, таком же, как и он с Марго детдомовце, несчастном парне, о гибели его подруги, случайной жертве, пересказал разговор с братьями и дедом Матвеем.

Михаил ещё больше насупился. Застыв, Марго молчала.

– Так, значит, с золотыми зубами, говоришь, с наколкой «Надя», «1997» и какой-то верёвкой на плече… – зло катая желваками, наконец, глухо переспросил Михаил.

– Наколкой. – Поправил таксист.

– Угу… Наколкой.

– Да, всё так, вроде так. Если что, Матвей ещё раз расскажет, – повторил Василий.

– Ага, расскажет, – передразнил Михаил, при этом странно глянув, – если жив останется.

– Ты что Миша, тьфу-тьфу, накаркаешь. – Испугался Василий.

– Вы же видите, они никого не оставляют в живых, – сдавленным голосом произнёс капитан. – Только чуть иногда запаздывают. Это непрофессионалы. Они опасны непредсказуемостью. Надо спешить. Нужно найти этого, с наколкой…

– Как отыскать, Миша, дорогой, подскажи, как? – Марго с мольбой смотрела на Михаила. – В городе около двух миллионов человек. Мы не сможем…

– Около двух, это, в общем. Молодых, значит, на четверть меньше.

– Всё равно это много. А если он не наш, не местный…

– Тем более… думать надо… Спешить.

Григорий Михайлович Пастухов, для Вольки дядя Гриша, отставник подполковник, бывший старший следователь следственного отдела Генеральной Прокуратуры России, теперь пенсионер, ощущал нервный подъём, драйв, как бывало когда-то на службе. Когда сложное «дело» верно шло А у него других, кстати, и не было, только сложные. Но сейчас, здесь, в Москве, к этому знакомому чувству примешивалась ещё одна «краска»: тревога и беспокойство. Хотя такое с ним и раньше случалось. Бывало. Когда «хлопковое» дело, например, раскручивали в одной из братских республик, с чемоданами компромата от «обиженных» секретарей Обкомов КПСС уходили, подпольные швейные цеха «вскрывали». Но когда это было? Давно, очень давно, до перестройки и накануне её. Хотя было. Он уже и забывать это чувство стал, а вот… Как у малоопытного парашютиста перед ответственным прыжком. Мандраж.

Придя на помощь мальчишке, Григорий Михайлович совсем не предполагал, какой клубок проблем достанется парню. Теперь ком рос прямо на глазах. Григорий Михайлович это видел, угадывал, а Волька нет. Неопытный потому что, нет ещё в нём навыка, интуиции, мальчишка ещё… Григорий Михайлович его часто сыном называл, потому что на его глазах вырос… Сыном друга был, который – дурак! – взял да и бросил семью, уехал на Север, и затерялся там. Забыл жену и сына. А Пастухов не забыл. Потому что переживал. Пользуясь служебным положением, сделал как-то пару запросов по месту прибытия друга, ему ответили: да – прописан, да – работает, у него семья, он на хорошем счету. Пастухов и махнул рукой. К тому же столько работы было… Но мальчишку жалел, а мать его любил. Любил, конечно, любил. Теперь можно и не скрывать. Безответно, правда, любил, но… рядом был. Часто помогал – негласно – и деньги от имени бывшего друга посылал, и защищал… Но скрывал. А Вольку любил. Как его не любить… такой мальчишка?! Правда на отца внешностью похож, но характер Тонин, Антонинин. Пастухов вместо отца и в армию Вольку провожал и встречал, и после рядом был, и сейчас… Потому и на выручку бросился. Из Москвы… Да хоть на Камчатку, хоть в Австралию, хоть на край Света… Парень же, мальчишка, почти сын, сын! И Волька к нему привык, «дядь Гриша и дядя Гриша», и мать его тоже, вроде… Судьба! Такова судьба. Эх… Такая жизнь…

Не жизнь, в основном дела. Как сейчас.

Получалось. Худо-бедно Волкова освободили, в Москву привезли, против его заместителя уголовное дело прокуратура открыла. Волков на своё прежнее место работы в фирме вышел. Но проявил благородство. Выгородил зачем-то своего «заказчика», на свободе оставил… Бизнес? Благородство? Нет, расчет. Так Григорий Михайлович Волкову посоветовал. Зачем? Сам Григорий Михайлович не пояснил, а Волков задавать вопросы не стал. Полностью доверился старому сыщику. Так, значит, так. Хотя непонятно.

Понятно другое. Сначала КолаНикола позвонил Пастухову из Владивостока, потом и Михаил Трубач. У них в городе, оказывается, произошло несколько убийств. Как они считают, связанных друг с другом. Рассказали. Григорий Михайлович выслушал, расстроился за Марго и Михаила, огорчился, высказал соболезнование. Не стал Михаилу выговаривать, что это он виноват в гибели Олега с Николаем. Михаил сам всё понимал, к тому же, не вернёшь… Как не вернёшь и свидетелей, тех, двоих похитителей, которые Волкова в затоне удерживали. Теперь Михаилу по материалам служебного расследования грозило в лучшем случае увольнение из органов, в худшем, статья с лишением свободы…

Волька, Волька… Хотя, причём тут Волька! Неизвестно куда бы вообще всё вышло, не потяни они с Волькой ниточку. Кстати, о смерти своего соперника, там, во-Владивостоке, Волька не знает. Зачем? Да и не соперник тот ему. Потому что Марго его Вольку не любит, и у Вольки это возрастное. Гормоны. Не любовь! Григорий Михайлович знает что такое любовь… И что такое профессиональная ненависть.

Последнее на него холодом накатывало, когда, на его взгляд, все нити сходились к Сергею Бадаевичу. К товарищу генералу. Но прямых улик не было, были только версии. А версии следовало доказательно обосновать. В данном случае это мог сделать только один человек. «Старший» или «дядя», как его назвал «Король»-Фокин. Но где этот дядя, как на него выйти, как вычислить – большой вопрос. Известно о нём мало, практически ничего: не высокий, слегка сутулый, взгляд холодный, в возрасте… Ни фамилии, ни адреса, ни телефона… Голос тихий, но твёрдый. И что? И это называется характерные отличительные черты? Да у половины страны голос сейчас тихий, люди сутулятся, зло смотрят… Правда у многих сотовые телефоны теперь в карманах. Примета века. Но не примета нужного человека. Всё что нужно было знать Пастухову, знал один человек: Сергей Бадаевич. Только он. Он и команды давал. Никитин с ним связывался, когда на Волкова и на Вольку убийц выводил. И на владивостокского Гришанкова тоже, и на двоих ублюдков похитителей. Нужно было начинать с Никитина. Пожалуй с него. И очень удачно получалось, что тот под подпиской о невыезде был, на свободе.

К Никитину Григорий Михайлович Пастухов, вместе с Волковым, приехали после 20 часов, домой. Увидев удостоверение сотрудника Генеральной прокуратуры РФ, консьерж пропустил их без звука. Пастухов только предупредил, никому ни слова. Консьерж, по виду бывший военный, молча кивнул головой. Никитин, увидев в дверной глазок своего президента, отворил дверь, Пастухов с Волковым вошли. Никитин мгновенно засуетился, бросился накрывать на стол, но Пастухов его прервал.

– Присядь, Игорь Ильич, мы не за этим пришли. Не мельтеши. Присядь, я говорю. Поговорить надо.

Присутствие непрошенных гостей Никитина заметно угнетало. Он нервно вертелся, не зная как ему сесть, к кому лицом, боялся самой причины прихода «гостей». Волков это видел, молчал.

– Вопрос короткий, и только один, Игорь Ильич, – начал Григорий Михайлович. – И мы уйдём. Беседуем с тобой неофициально, не под протокол. По мужски. Ответишь – хорошо. Не ответишь – плохо. Советую сказать правду. Это в твоих интересах. Извини, что на «ты», сам понимаешь. – Никитин в ответ машинально кивнул головой. – Настройся, Игорь Ильич. Слушай внимательно.