Честь Афродиты

Вскоре появился и Волька, но не один, с языком. А с кем же тогда? Присутствующие бесцеремонно уставились на «языка». На такого и был гость похож, ни больше, ни меньше.

– А это, познакомьтесь, Матвей Майский-Гладышев, вице-президент, сын своих древних родителей… – с усмешкой представил Волька, но гость его перебил.

– Не древних, – поправил он. – Это род у нас древний, а родители молодые.

– …Ага, – продолжил Волька, – и мелкий хулиган по совместительству. – И с острасткой замахнулся. – Как дал бы сейчас по шее!

Матвей голову в плечи втянул, но не испугался, наоборот, с ноги на ногу переступил, стесняясь протянуть взрослым руку, улыбался. На него сурово смотрели, не понимали. Лицо вроде интеллигентное, молодое полудетское, вежливый, похоже, но вид… Пфф…

– Это мой друг, – закончил Волька. – Глянцевая золотая молодёжь. Так, нет?

– Это не я, это журналисты так говорят, – вновь поправил гость и чопорно представился. – Матвей Майский-Гладышев. Очень приятно.

КолаНикола, как профессиональный журналист, тут же поинтересовался:

– А в каком это смысле – древний, молодой человек? Вы дома ведёте генеалогию? Кто? С какого столетия?

Но Пастухов прервал пресс-конференцию, его интересовало другое: где его Волька подцепил и зачем… такого… гмм… «красивого»?

Волька поведал. Даже легко вначале. «Матвей с Рублёвки, дурью мается, надоело им на глянцевых тусовках тусоваться, они придумали свою, вызовут МЧС и драпают потом в разные стороны, веселятся так». Опустив голову, вице-президент смущаясь, кивком головы подтверждал. Как пятиклассник в кабинете завуча. «А сегодня они милицию вызвали и…» Дальше Волька в повествовании начал вязнуть, ему трудно стало рассказывать, потому что сам не понимал, как такая ерунда с ними приключилась, с КолаНиколой, прокол получился, затмение. Стеснялся сказать, что испугались.

– Мы только было с дядей Колей собрались, там, на месте… как… они выскочили и… и… «менты, менты…»

– Они – это кто, и откуда? – перебил Пастухов.

– Эти! Они! – Волька кивнул головой в сторону «языка». – Их там человек двадцать таких было, в квартире. Напротив. И Матвей с ними. Вот мы и… Поняли – засада. Подумали, в смысле, «атас» и…

Присутствующие смотрели на Вольку с сочувствием, на гостя с интересом и осуждением, как на контрафактное произведение доисторического чудовища, доставленного перекупщиком на торги. Где-то так примерно менты смотрят на игрушечный детский пистолет в руках своего стажёра. Что за ерунда? Не понимали, что за игры могут быть с милицией или, например, с МЧС…

– А если вас арестуют? – спросил дядя Гриша.

– Да! – поддержал линию обвинения владивостокский главред. – Если!

– Так это почти всегда, – поспешил успокоить Майский-Гладышев. – Только они потом сразу отпускают.

– Несовершеннолетние, что ли? – хмыкнул Волков.

– Нет, просто папа или дядя позвонят, и всё. Ещё и извиняются потом… Козлы! – С высокой долей презрения, заключил сын Рублёвки.

– Вот как! – Воскликнул дядя Коля, с тонкой язвительной иронией в голосе. – И кто же у нас папа?

– Его дядя… – начал было пояснять Волька.

Но его прервали.

– Стоп! Нам без разницы, кто его дядя, – сурово отрезал Пастухов, остановил. – Нам это не интересно. Волька, пусть твой друг умоется, приведёт себя в порядок и едет домой. Накормите его, – кивнул он Волкову. Тот в дверях кухни стоял, слушал, часто отвлекаясь на сковороду на плите.

– Нет-нет, спасибо, Я не голоден. – Поспешно отказался гость. – Мне бы позвонить… – Матвей не стал распространяться на тему наличия у него сотового телефона, который он недавно обменял на сигарету с травкой, – и координаты бы…

– Пожалуйста, – сказал КолаНикола, протягивая свой телефон. – Улица «Братская». Только недолго, там денег на карточке мало.

– Ага, я быстро.

И… И позвонил, и умылся, и душ принял и… всю колбасу со сковородки с быстро приготавливаемой лапшой съел, и…

Со стороны кухни, за окном, призывно послышались резкие «крякающие» звуки. Окно выходило на подъезд. Волков, как раз пустую сковороду в раковине мыл, подскочил к окну. Прячась за кухонной занавеской, выглянул во двор, отшатнулся, пригибаясь, вбежал в комнату.

– Григорий Михайлович, нас накрыли. Они здесь! Приехали.

– Кто? – первым всполошился КолаНикола. Мы все в принципе подскочили. Вид Волкова нас мгновенно на ноги поставил.

– Милиция и… ОМОН, наверное.

Мы засуетились, один только Майский-Гладышев спокойно рукой махнул.

– Не-не, не пугайтесь, это за мной. Я же слышу. Отец машину прислал. Я же сказал куда подогнать…?!

Всё ещё прячась, мы одновременно поспешили на кухню, осторожно выглянули в окно. Да, действительно. Во дворе, там, где называется проезд, стояли три машины. Внизу, напротив окна. Весь проезд загородив. Одна – чёрный лимузин «Мерседес» представительского класса, большой, длинный, за ним, и перед ним, два квадратных джипа сопровождения, тоже большие «ящики» и тоже чёрные, немецкие «Гелендвагены». У всех машин стёкла чёрные, на джипах по две мигалки на крышах. Возле машин, ноги на ширине плеч, руки на ширинке, в позе футболистов ожидающих удар штрафного мяча, стояли четверо широкоплечих мужчин в чёрных костюмах и чёрных очках, с одинаковыми квадратными лицами и одинаковыми короткими стрижками. «Лица» беспрерывно оглядывались по сторонам. В отдалении, возле детских качелей и песочницы, поднявшись со скамеек, с любопытством на них уставились местные старушки и молодые мамаши, забыв раскачивать коляски с детьми. Так обычно встречают свадебный или похоронные процессии во дворах. «К кому это, интересно, из какой квартиры?!»

– Ну, я же говорил, это за мной. Вот… Только машины не отца, а дядины, я вижу. Отец, значит, где-то на выезде. – Из-за наших спин, облизывая вилку, заметил Майский-Гладышев.

– И правда что ли с Рублёвки? – КолаНикола вопросительно сверкнул очками в сторону вице-президента. Мы все к нему повернулись. Похоже не врёт, получается, парень, не шутит.

– Нет, – скривился Майский-Гладышев, – Волька перепутал. – И чуть смущаясь признался. – С Барвихи.

Умм… Про Рулёвку и Бравиху мы что-то такое-этакое слышали… Волков и главред «сделали» понимающие глаза, и мы вновь уставились в окно.

– Езжай давай, что стоишь, тебя же ждут. – Не поворачиваясь, бросил дядя Гриша. Время – деньги… А деньги – народные.

– Ага. Тогда я поехал. До свидания. – Попрощался Матвей Майский-Гладышев. – Спасибо за… колбасу. Вкусная очень и… – Он замялся, ещё что-то хотел сказать.

Опережая, главред рукой махнул.

– Езжай-езжай… Маме привет.

– О, а вы знаете мою маму? – отрок споткнулся на пороге.

– Нет-нет, – поторопился откреститься КолаНикола, – спасибо, не имел чести…

Волков подыграл главреду, интеллигентно усмехнулся:

– По телевизору только…

– Ааа, понятно, её иногда показывают, да, в… этой… – обрадовался было Матвей, но замялся, пояснил другое. – А вот папа с дядей не любят светиться. И я тоже.

– Ну, это естественно, – вновь тонко съязвил Волков.

– Да, потому что работа у них такая. – Пояснил Матвей. – Не публичная.

– Династическая, – подсказал главред.

– Ага, – не замечая иронии согласился гость, и церемонно раскланялся. – Ещё раз всем спасибо за внимание и приём. Мне всё понравилось и всё такое… Я поехал. Всех приглашаю в гости. Особенно тебя, Волька. Это обязательно. Отказываться нельзя. – Потребовал он.