Честь самурая

— Я так и предполагал, но все же осмелился прийти, и… — Хидэёси достал тушечницу и написал на листе бумаги:

Нет людям покоя в тревожном мире.Зверям и птицам он ведом.Неудержимы людские страсти,Призрачны улицы города.Горные тучи не знают соблазнов,Вольны они плыть на свободе.Но стоит ли уединятьсяВ тиши зеленых гор?

Он знал, что стихи получились нескладные, но они передавали его истинные чувства, поэтому он приписал еще две строки.

Куда уплывают тучи с вершины?На запад ли? На восток?

— Я уверен, что господин Хамбэй посмеется надо мной и назовет назойливым, но я хочу дождаться ответа, поскольку докучаю ему в последний раз. Если я не смогу выполнить приказ моего князя, то совершу сэппуку здесь, на болоте. Пожалуйста, попросите за меня последний раз в моей жизни.

Не чувствуя презрения к бесцеремонному посетителю, Ою пожалела его и отправилась к больному брату со стихотворным посланием. Хамбэй прочитал его, но ничего не ответил. Полдня он пролежал с закрытыми глазами. Наступил вечер, следом лунная ночь.

— Кокума, приведи корову, — внезапно сказал Хамбэй.

Ою, поняв, что Хамбэй куда-то едет, встревожилась и одела брата потеплее. Кокума вел корову за веревку. Они спустились с горы до заболоченной низины. Хамбэй издалека увидел одинокого путника, который сидел в позе буддийского монаха. Он наверняка целый день ничего не ел и не пил. Охотник сказал бы, что Хидэёси представляет собой превосходную мишень. Хамбэй подошел к нему и с поклоном опустился перед ним на колени.

— Уважаемый гость, сегодня я был неучтив с вами. Не знаю, какую пользу вы рассчитываете получить от меня, хворого, уединившегося в горах, но ваше упорство, право, взволновало меня до глубины души. Известно, что самурай готов пожертвовать жизнью ради близкого человека. Я не хочу, чтобы вы умерли понапрасну. Я прежде состоял на службе у клана Сайто и не намерен служить Нобунаге. Я готов служить вам, хотя сил у меня немного. Простите, что на протяжении стольких дней я был столь неучтив с вами.

Долгое время события развивались своим чередом, без военных конфликтов. Овари и Мино укрепляли боевую мощь. Негласное перемирие увеличило количество путников и торговцев, пересекающих границы обеих провинций. Наступил Новый год, и наконец зацвела слива. Жители Инабаямы думали, что невзгоды остались позади и хрупкий мир продлится еще лет сто.

Весеннее солнце играло на белых стенах Инабаямы, лишая крепость привычной суровости. В такие безмятежные дни горожане недоумевали, зачем замок воздвигли на непомерной высоте… Их жизнь целиком зависела от обстановки в крепости. Стоило там поселиться тревоге, как она сразу же сказывалась на повседневных заботах города. Когда в крепости было спокойно, жители тоже впадали в праздность. Любые предписания из крепости сейчас воспринимались в городе без должного внимания.

Был полдень. Журавли и утки резвились в пруду. Персиковые деревья пышно цвели. В саду за стенами крепости на вершине Инабаямы часто гулял ветер. Тацуоки, выпивший лишнего, лежал в беседке в цветущем саду.

Старшие советники Сайто Куроэмон и Нагаи Хаято разыскивали князя Инабаямы. Число прелестниц, услаждавших Тацуоки, не сравнилось бы с «тремя тысячами наложниц» из китайской легенды, но их было достаточно. Красавиц, включая хорошеньких служанок, было больше, чем персиковых деревьев в саду. Они томились в ожидании часа, когда их праздный повелитель соизволит проснуться.

— Где князь? — спросил Куроэмон.

— Господин устал и отдыхает в садовой беседке, — ответил один из оруженосцев.

— Хочешь сказать, он опять навеселе?

Куроэмон и Хаято поспешили к беседке. Тацуоки лежал в окружении красавиц. Под головой у него был маленький барабан.

— Не стоит беспокоить его, — сказал Куроэмон.

Они с Хаято хотели было удалиться, но Тацуоки оторвал голову от «подушки».

— Кто там? Я слышу мужские голоса! — Его лицо было багровым, глаза налились кровью. — Куроэмон? И ты, Хаято? Зачем явились? Мы любуемся цветами, а вам сакэ понадобилось?

Советники пришли по важному делу, но, увидев князя в таком состоянии, воздержались от доклада о новостях, которые только что получили из вражеской провинции.

— Оставим до ночи, — решили советники.

Ночью пиршество продолжилось.

— Подождем до завтра.

К полудню следующего дня веселье было в полном разгаре. Редкую неделю Тацуоки уделял хотя бы день государственным делам. Он препоручил все заботы старшим советникам. К счастью, многие его приближенные были мудрыми деятелями, которые служили клану Сайто уже в третьем поколении, и они поддерживали могущество клана в обстановке всеобщего упадка. Тацуоки предавался безудержным развлечениям, а они не знали ни минуты покоя.

Лазутчики Хаято доносили, что клан Ода извлек горький урок из прошлогодних поражений и осознал бесплодность попыток идти против судьбы.

— Нобунага, поняв, что, нападая на Мино, понапрасну теряет людей и деньги, похоже, решил отказаться от этой затеи, — решил Хаято.

Он был уверен, что Нобунага обречен на бездеятельность, потому что казна его истощилась.

Весной Нобунага пригласил в крепость мастера чайной церемонии и поэта и коротал время, совершенствуясь в искусствах. Со стороны казалось, что Нобунага, используя передышку, просто наслаждается всем, что дарит мирная жизнь.

В середине лета, после праздника Поминовения предков, гонцы со срочными предписаниями разъехались из крепости Комаки по всей Овари. Город бурлил. Ужесточилась проверка путников на заставах. Вассалы без конца приезжали в крепость, глубокими ночами в ней проходили совещания. У крестьян отобрали лошадей. Самураи торопили мастеров, которые чинили их доспехи.

— Как ведет себя Нобунага? — расспрашивал Хаято своих лазутчиков.

Они отвечали, хотя и без большой уверенности:

— В крепости все по-прежнему. До утра горят фонари, а звуки флейт и барабанов слышны за крепостным рвом.

Важные новости стали поступать ранней осенью.

— Нобунага выступил на запад с войском в десять тысяч человек! Опорным пунктом избрана Суномата! В данный момент они переправляются через Кисо!

Тацуоки, взиравший на мирские дела с полным безразличием, впал в истерику, когда его заставили выслушать это донесение. Советники пришли в смятение, потому что поздно было предпринимать ответные меры.

— Сплетни! — утешал себя Тацуоки. — Клан Ода не может выставить войско в десять тысяч воинов.

Лазутчики уверили его в том, что в войске действительно десять тысяч человек, и Тацуоки был потрясен до глубины души. Он спешно собрал испытанных советников.

— Нобунага рискует всем, а что нам делать?

Вспомнив о тех, кто не раз спасал провинцию в тяжелую годину, Тацуоки послал за троицей из Мино, которых еще вчера презирал как вздорных и отживших свой век стариков и не допускал к себе.