Честь смолоду

Весной к нам в лагери усилился приток мирных жителей. Среди беженцев находились люди, которые ходили нa принудительные фортификационные работы. Мы знали от них характер укреплений не только близких к нам участков, но и все от самой Керчи до береговой противодесантной обороны.

Ничем нельзя было пренебрегать, хотя эта муравьиная работа не всегда встречала поддержку Кожанова Переубеждать Кожанова было трудновато, так как он относился к числу офицеров, признававших тактику прямого удара и не любивших копаться в политико-моральном состоянии противостоящего ему врага.

Переброшенная на полуостров Мариула немало помогала нам в разведке. Цыганка была вездесуща. Приводил ее ко мне всегда только Кариотти и тайно провожал через наше охранение. Гаврилов не знал о приходе своей невесты в наш лагерь, и мы не говорили об этом ему.

Обычно Мариула приходила перед рассветом, сбрасывала небрежным и презрительным движением плеч плащ-палатку, которой прикрывал ее Кариотти, закуривала тонкую немецкую сигаретку и говорила:

– Бери бумажку, офицерик молодой, пиши. Мариула с каким-то особым наслаждением выполняла мои задания.

– А что делает мой милый? – блестя мелкими своими зубами, иногда спрашивала она о Гаврилове и, не ожидая ответа, тихо смеялась, раскачиваясь всем телом и играя пальцами, унизанными колечками.

Мариулу видели контрольные разведчики в бухте Правата, у сторожевых постов притиводесантной обороны, у озера Ашиголь и у озера Ачи, у Владиславовен, где был расположен крупный аэродром, в Джанторах, близ южного побережья Сиваша, на соляных промыслах у Арабатской косы, на Акмонайских позициях… Всюду звучал ее смех, звенела таборная песня, и в быстрых ее руках, унизанных кольцами, мелькали карты…

Территория, занятая противником, должна быть освобождена, и наша работа помогала этому освобождению.

Приходилось все сведения, шедшие из разных источников, тщательно перепроверять и обращать внимание на такие детали, которые обычно не всегда принимались во внимание партизанской боевой разведкой.

За каждой, даже небольшой неточностью в сведениях, передаваемых нами армии, стояли человеческие жизни, лишняя кровь. Теперь мне приходилось лично опрашивать партизан, возвращавшихся из операций, и постепенна даже скептик Кожанов вынужден был отдать должное этой кропотливой, будничной и внешне незаметной, но очень важной работе.

Сведения о противнике, группируемые теперь в нашем штабе, можно было считать исчерпывающими.

В восточной части Керченского полуострова, на местности с пересеченным рельефом, будто самой природой созданной для обороны, противник построил сильные укрепления под руководством командующего обороной Керченского полуострова командира 5-го армейского корпуса генерала Альмендингера, бывшего начальника отдела крепостных сооружений германского генерального штаба.

Противник строил свою оборону по принципу опорных пунктов, включенных в общую систему траншейной обороны.

Оборонительные рубежи переднего края от берега Азовского моря до Булганака состояли из траншей с примкнувшими к ним площадками для пулеметов и ячейками для стрелков, с проволочными заграждениями и спиралью «бруно».

– Неужели они так активно принялись укреплять Акмонайские позиции? – спросил Кожанов. – Может, демонстрация? Они любят пустить пыль в глаза.

– Сейчас они интенсивно заканчивают строительство отсечных рубежей, прикрывающих направление на юг от Керчи, и усиливают Акмонайские позиции.

Я взял цветные карандаши и стал выписывать на схематической карте систему Акмонайских укреплений.

– Здесь немцы могут надолго задержать продвижение приморцев, так как Акмонайские позиции, как видишь, протянуты в самой узкой части Керченского полуострова, от Азовского до Черного моря, и по своей оборонительной структуре похожи на Перекоп и тыловые позиции Ишуня.

Кожанов следил за моей работой и внимательно слушал.

– Нами разведана теперь вся система Акмонайских позиций, – сказал я. – Вот я наношу на карте синим карандашом ров, которым перекопан полуостров, ширина его – шесть метров, глубина – три. Сильное препятствие для танков, тем более, что совсем недавно ров наполнили водой. Три метра глубины, Кожанов. А вот второй ров еще в сорок втором году выкопали. Здесь сильно развита сеть траншей. Впереди минное трехполье и проволочные заграждения типа «фландрский забор».

– Ломали же такие под Сталинградом, Сергей?

– Ломали, конечно, но надо подумать, как взломать тылы керченской группировки, чтобы немцы скорее бросили свои рвы и «фландрские заборы» и побежали.

Я долго наносил на карту позиционные сети траншей, дзотов, жилых блиндажей, «волчьих ям» и пулеметных гнезд, расположенных позади рвов, – эту артериальную систему современных укреплений.

Глава четырнадцатая Устин Анисимович с нами

Молодежный отряд отбил у полевой жандармерии группу арестованных, перегоняемых в Севастополь.

Среди других был водолаз Михайлюк, недавно арестованный гестапо. Он должен был предотвратить взрыв портовых сооружений.

Отряд выполнил задачу, но потерял людей; в партизанском лазарете лежали тяжело раненные бойцы и среди них Дульник, напросившийся в операцию и раненный двумя пулями. Молодой врач Габриэлян не мог справиться сам, нужна была помощь опытного хирурга.

– Пришло время вытаскивать старика, – сказал отец, – Устина Анисимовича.

Лелюков, только что побывавший в госпитале, был мрачен и раздражен. Он поддержал предложение отца. Было решено вывезти Устина Анисимовича и снова перебросить обратно в город водолаза Михайлюка. Эта смелая операция была поручена Яше. Вместе с ним должны были итти Шувалов и шофером – ординарец Семилетова Донадзе.

Документы были выписаны на бланках, похищенных нашей агентурой в штабе командира румынского горнострелкового корпуса генерала Шваба, ведавшего охраной коммуникаций центрального Крыма против партизан.

Операция проводилась в строгом секрете. О ней знали немногие. Переодевание проводилось в «секретном» квадрате Джейлявы. Автомобиль осматривал сам Лелюков, как когда-то проверял моторные баркасы перед глубинной ловлей.

Водолаз Михайлюк, черноволосый плечистый украинец, должен был перерезать проводку к подготовленным к взрыву портовым сооружениям.

Задание Михайлюка усложнялось: он был известен полевой жандармерии. Михайлюк шел на большой риск, но был весел.

– У меня под водой забазированы автомашины, семьдесят штук, – говорил он, прилаживая на своей крупной голове румынский военный берет с кокардой. – Как освободим город, резиной порт будет обеспечен на три года. Полный пароход с автомашинами. Его боятся брать немцы, думают – заминирован…