Честь
Шрифт:
– Я… нет, не думаю, что можно привыкнуть, – ответила она. – Но я никогда не задерживаюсь в одном месте надолго, не вовлекаюсь, понимаешь?
Он нахмурился.
– А это хорошо?
– Дело не в том, хорошо это или плохо. Такая у нас работа.
– Ясно. – Он кивнул. – Что ж, не буду тебе мешать. Увидимся.
Смита проводила его взглядом, заметила, что он идет вприпрыжку, развернув ладони назад. Потом вернулась к экрану и продолжила читать о несчастной разрушенной жизни Мины.
Глава восьмая
Cмита стояла в лобби «Тадж-Махала»
– Привет, – раздался за ее спиной мужской голос. Смита тут же подскочила от неожиданности и обернулась так быстро, что Мохан поспешно отошел назад и поднял ладони, словно защищаясь. – Извини, извини пожалуйста. Не хотел тебя напугать.
– Что ты здесь делаешь? – Смита огляделась. – Где Нандини? С Шэннон…
– С Шэннон все в порядке, – поспешно успокоил ее Мохан. – Поднялась небольшая температура, но врач говорит, это нормально. – Он замялся и пристально посмотрел на Смиту. – Но Нандини… Как бы это получше сказать. Утром в больнице у нее случился нервный срыв. Она позвонила мне в слезах и отказалась покидать Шэннон.
– Она влюбилась в нее, что ли? – выпалила Смита и тут же об этом пожалела. Мохан поднял одну бровь.
– Нет, – ответил он. – Она просто… беспокоится за нее, только и всего.
В его голосе слышался упрек, и она покраснела. Но потом снова разозлилась.
– Прости. Я просто очень злюсь на нее. Она могла бы вчера сказать, что не поедет. За такой короткий срок трудно найти переводчика. Что если вердикт огласят уже…
– Не надо никого искать.
– Нет, надо. Я знаю хинди, но плохо говорю и не хочу сидеть за рулем до самого Бирвада, – повысив голос, ответила Смита. Мимо нее прошла женщина, постоялица, говорившая по телефону, и задела ее рукавом. Смита сердито посмотрела на нее.
– Осторожнее, – прошипела она, и женщина удивленно взглянула на нее.
– Смита, – сказал Мохан. – Я поведу машину. И я буду переводить.
– Что? Ну уж нет. Прости, но нет.
Смита заметила обиду на его лице. Открыла рот, чтобы объяснить, но он поднял левую руку, остановив ее, а правой достал телефон из кармана. Нашел номер в адресной книге.
– Вот, пожалуйста, – сказал он. В голосе слышалось нетерпение. – Поговори с Шэннон.
Он ушел, не дождавшись ее реакции.
– Алло? Мохан? – Шэннон говорила слабым, сонным голосом.
– Это я, – тихо проговорила Смита. – Прости за беспокойство.
– Смитс. Я страшно извиняюсь за это все. – Она понизила голос. – Нандини вышла за водой со льдом, поэтому буду говорить быстро. Слышишь меня?
– Да. – Ей уже начало казаться, что поездка в Бирвад с Моханом – еще одно событие в ее жизни, которое она совершенно не в силах контролировать. Шэннон вздохнула.
– Отлично. Слушай, между нами: я бы предпочла, чтобы Мохан остался со мной, а Нандини поехала с тобой. Но я ничего не могу поделать. Она закатила истерику, когда ты вчера ушла, а у меня нет сил терпеть ее цирк. К тому же она просидела со мной почти всю ночь, глаз не сомкнула. Если честно, сейчас ей лучше за руль не садиться.
– Мохан сказал, у тебя
температура.– Все у меня хорошо, – отрезала Шэннон. – На самом деле даже лучше, если в этой поездке тебя будет сопровождать мужчина. Ты едешь в очень консервативный район, к тебе отнесутся с большим уважением, если с тобой будет спутник.
– Но ты-то ездила с Нандини, – фыркнула Смита.
– Это другое. Я – толстая белая американка. Индийцы не воспринимают меня как женщину, для братьев Мины и им подобных я – третий пол. Они даже слегка меня побаиваются. Понимаешь, о чем я?
– Не очень.
– Минуту. – Смита услышала голос Нандини, потом Шэннон пробормотала «спасибо» и громко ругнулась: «Черт!» – Я здесь, – наконец сказала она. Ее голос охрип, и Смита догадалась, что боль снова усилилась. – Ну поедет с тобой Мохан и поедет, что такого? Он знает местность лучше, чем…
– Я его совсем не знаю, – шепотом сказала Смита, хотя Мохан отошел довольно далеко и вряд ли мог ее слышать.
– Да ладно тебе, Смитс, – отрезала Шэннон. – Можно подумать, ты всех сопровождающих в зарубежных командировках знаешь хорошо.
– Да, но…
– Значит, договорились, – прервала ее Шэннон. – Мы же договорились? – Она явно не желала слышать никаких возражений. – Смитс? Мы договорились?
– Да, – ответила Смита и снова поразилась тому, как умело подруге удается ею манипулировать. – Хорошо, скоро увидимся. Поправляйся.
– Спасибо, дорогая. Звони. И помни: теперь я у тебя в долгу.
Смита взглянула в зеркало заднего вида; Мохан тем временем достал кошелек и вручил несколько купюр пожилому швейцару, настоявшему на том, что именно он должен положить ее чемодан в багажник. Она попыталась прогнать его, когда он поспешил им навстречу, но Мохан неодобрительно посмотрел на нее и попросил сесть в машину. Когда он сел за руль и начал выезжать со стоянки задним ходом, она сказала:
– Один чемодан всего. Могли бы и сами справиться.
Он раздраженно щелкнул языком.
– Что прикажешь делать? Он мне в отцы годится, и наверняка ему нужны чаевые. Не хотел его обижать.
Она кивнула, пристыженная его благородством.
– А твои вещи? – спросила она. – Ты уже собрал чемоданы, или нам придется…
– Да. Моя сумка в багажнике. – Он покрутил кондиционер. – Рад, что Нандини догадалась позвонить мне утром, прежде чем я вышел из дома.
– Я тоже. – Она вдруг обрадовалась, что рядом с ней легкий в общении Мохан, а не Нандини с ее вечно кислой миной.
Они подъехали к концу аллеи, ведущей ко входу в отель, и Мохан показал на заднее сиденье.
– Если проголодаешься, у меня есть сэндвичи с омлетом. Тетя Зарина собрала, она отлично готовит.
– Твоя хозяйка готовит тебе сэндвичи по утрам? – удивилась Смита.
– Хозяйка? Она мне как вторая мама, йар. Но твоя правда. Она слишком меня балует.
– В Индии все мальчики балованные, – с улыбкой произнесла Смита и подумала о папе, который ни разу в жизни ничего не приготовил сам, пока мама была жива. Папа. Как он обрадовался, узнав, что она продлила отпуск на неделю. Ничего не заподозрил.