Честный акционер
Шрифт:
Она вздохнула:
— Хорошо, как скажешь. И мы будем снова обращаться друг к другу на «вы»?
— Желательно.
— Жаль.
Храбровицкий надел туфли и, присев на край кровати, задумчиво сказал:
— Понимаешь, ангел, иногда любовь длится годы. Иногда месяцы. А иногда — одну ночь. Но эта ночь вмещает в себя все эти годы. Одна только вспышка — и оба сгорают в ее пламени. Понимаешь, о чем я?
— Да, — сказала Лариса. — Мы с тобой сгорели.
— Я знал, что ты меня поймешь. Мы с тобой очень похожи. Если б я не понял этого сразу, я бы
Внезапно Лариса почувствовала, что он говорит правду. Она чувствовала так же, как и он. Ночь не принесла разочарования, но она опустошила обоих. Она мечтала о такой ночи. И вот эта ночь наступила. Теперь можно было жить дальше, сохранив в душе тепло. Что-то вроде тлеющих углей, которые будут согревать душу еще долгое время. Тепло воспоминаний, сладкая ностальгия.
— Мы с тобой действительно очень похожи, — проговорила Лариса. И неожиданно для себя добавила: «— Как брат с сестрой. Мы ведь можем остаться друзьями, правда?
— Правда, — ответил Храбровицкий. — Мы будем лучшими в мире друзьями. Потому что мы понимаем друг друга с полуслова.
Так оно и случилось. Во время редких встреч — в кабинете отца или в коридорах офисного здания ассоциации — они с вежливой улыбкой жали друг другу руки. Если встреча происходила наедине, весело болтали обо всем на свете, как старые друзья. Но никогда больше они не позволяли себе перейти границу простой дружбы, ни словом, ни намеком не упоминая о той волшебной ночи, которая связала их друг с другом крепче любой веревки.
Иногда Ларисе было приятно вспомнить ту ночь, и сердцу ее становилось тепло от этого воспоминания, как от воспоминаний детства и юности. Лариса по-прежнему отклоняла ухаживания однокурсников, но вовсе не потому, что берегла себя для Храбровицкого. Ей просто не хотелось, вот и все.
Так продолжалось полгода, пока однажды она не встретила его.
5
С первого взгляда Евгений Бабаев ей не понравился. Он был высокий, но какой-то неуклюжий и угловатый, лишенный какого бы то ни было изящества. При знакомстве (они познакомились в кабинете отца) он пожал ей руку, да так сильно, что она едва не вскрикнула от боли. Но Бабаев этого даже не заметил.
«Чертов медведь!» — подумала о нем тогда Лариса.
Потом он беседовал с отцом, обсуждая с ним проблемы инвалидов, а Лариса сидела в кресле в углу и читала журнал. Время от времени ей казалось, что Евгений смотрит на нее. Но как бы резко она ни поднимала голову, она ни разу не перехватила его взгляд.
«Может, мне мерещится?» — усмехнулась Лариса.
Но нет, ей не мерещилось. Евгений действительно смотрел на нее. Но он слишком быстро отводил взгляд (он вообще не любил встречаться с кем-то глазами, зная, что людей коробит от его взгляда). Отчасти в этом помогал и длинный чуб, нависший на лоб и бросающий тень на его карие глаза.
Вскоре он распрощался с отцом, кивнул Ларисе и вышел из кабинета.
— Странный тип, —
сказала Лариса отцу.Павел Петрович пожал плечами:
— Не знаю, не заметил. И в чем, на твой взгляд, заключается его странность?
Лариса наморщила лоб и задумчиво проговорила:
— Он похож на снежного человека. Или на дикого самца гориллы. Да, пожалуй, это сравнение будет точнее.
Отец удивленно на нее посмотрел, затем тряхнул головой и рассмеялся.
— Слышал бы Женя твои слова!
— Не дай бог, — усмехнулась в ответ Лариса. — Он бы просто сломал мне шею! Это было бы в его характере!
— Не перегибай. Женя славный парень.
— А я и не спорю, — отозвалась Лариса. — Чем он сейчас занимается?
— Он только что демобилизовался. Теперь устраивается на работу.
Лариса усмехнулась:
— Мясником? Или киллером?
— Почему мясником? — удивился отец. — Спасателем в МЧС.
— Ясно. Ладно, пап, я пойду покурю. Если понадоблюсь — найдешь меня на площадке, возле окна.
Лариса подошла к площадке и вздрогнула от неожиданности:
— Вы?
Евгений мрачно (как показалось Ларисе) посмотрел на нее и ответил:
— Я. Вы удивлены?
— Я думала, вы уже ушли, — сказала Лариса.
— Хотел. Но сперва решил покурить. — Бабаев поднял правую руку и показал ей дымящуюся сигарету, зажатую в толстых, грубых пальцах. — Никак не могу бросить. Хотя врачи настаивают.
— Врачи? — Лариса прищурилась. — А что с вами? Вы больны?
— Контузия, — объяснил Бабаев. — Вот, смотрите.
Он взял в пригоршню свой густой чуб и откинул его
со лба. Лариса увидела багровый, испещренный шрамами лоб.
— Откуда это у вас? — нахмурившись, спросила она.
— Задело, — нехотя ответил Бабаев. И, усмехнувшись, добавил: — Плохо прятался, вот и получил… на орехи.
— Так вас демобилизовали из-за этой контузии? — спросила Лариса.
— Угу. Несколько месяцев провалялся в госпитале.
— И как?
— Что — как?
— Контузия все еще вас тревожит?
Бабаев вздохнул — хрипло, тяжело — и ответил:
— Иногда. Бессонница мучает. А то вдруг ни с того ни с сего накатит паника. — Он блеснул на Ларису глазами и быстро пояснил: — Хотя я никогда не был трусом. Сам не знаю, откуда это берется.
Лариса вгляделась в лицо Бабаева и мягко улыбнулась. Ее подкупила откровенность, с которой этот медведь, этот снежный человек, спустившийся с гор, отвечал на ее вопросы.
— Вы так на меня смотрите… — проговорил он.
— Как?
Бабаев криво ухмыльнулся:
— Как красавица смотрела на чудовище. Я кажусь вам таким страшным?
— Страшным? — Лариса фыркнула. — С какой стати?
— У меня ведь изуродовано лицо, — напомнил он.
— Во-первых, не лицо, а только лоб. А во-вторых, шрамы украшают мужчину. И вообще, чем задавать глупые вопросы, лучше дайте огоньку.
— Да, конечно. — Бабаев достал из кармана зажигалку, крутанул колесико и поднес пламя к сигарете Ларисы.