Четверги с прокурором
Шрифт:
– Почему?
– Потому что теперь мне поручено устранить тебя.
Густав в одну секунду протрезвел.
– Прости, – смешался Шпицхирн, – вероятно, мне следовало как-то по-другому сообщить тебе об этом. Прости, что огорошил тебя. Не рассчитывал, что ты будешь выпивши.
Густав, держась за спинку тахты, присел в кресло.
– Ты должен убить меня?
– Не дергайся, я все рассчитал. Не это меня сейчас волнует. Сам пойми: в один прекрасный день Менле опостылят эти игры, он подаст на развод, и мы снова окажемся на бобах. Видео, где Беатрикс с бокалом шампанского в руке скидывает с себя одежду… Впрочем, что мне тебе
– Восемнадцать раз?! – не поверил Густав.
– Восемнадцать.
– Это уже извращение, – вздохнул Густав.
– Ну, знаешь, никто не гарантирован от сумасшествия, в том числе и строительный воротила.
Густав вздрогнул:
– Сумасшествия? Так ты не шутил, когда сказал, что должен меня завалить?
– Ты вполне протрезвел?
– Я как стеклышко.
– Так вот: я должен тебя ликвидировать.
Густав судорожно сглотнул.
– Миллион, – полушепотом произнес частный детектив.
Густав сглотнул еще раз, потом другой, третий. И пожелтел, как лимон.
– Наличными, – уточнил Шпицхирн.
Теперь физиономия Густава приобрела зеленоватый оттенок.
– И никакого налогообложения – черный нал! Густав посерел.
– Нет на свете ни одного человека, сказал он мне, которого он бы так ненавидел – это глубокая, ни с чем не сравнимая, жуткая ненависть к тебе. Он не может от нее избавиться, день и ночь она терзает его. Он встает ночью, прочитывает отчет за отчетом, потом включает видеомагнитофон. Потом возвращается в спальню, весь в поту, смотрит, как его Беатрикс безмятежно спит…
– А ее он, случаем, не собирается укокошить?
– Нет, ее нет. Тебя. Он мечтает разорвать тебя на куски.
– Вот оно как – разорвать на куски…
– Разорвать на куски.
– Он мне сказал, что, мол, если ему самому заняться этим, то придется остаток жизни провести за решеткой. Но он человек ответственный, у него такое огромное предприятие, столько рабочих мест и так далее.
– Сейчас расплачусь от умиления.
– И предложил мне мил пион.
Густав вперил остекленевший взор в Шпицхирна.
– И ты согласился?
– Нет.
Густав схватил частного детектива за грудки.
– Ты согласился! Еще бы – за миллион! Нет на свете таких, кто устоит перед миллионом.
– Отпусти ты меня! Я не…
И тут Шпицхирн ловким приемом усадил Густава в кресло.
– Я не согласился. А вот ты на моем месте точно согласился бы. Сам проговорился. Эх ты, друг, называется.
– Прости, я не хотел…
– Ладно, чего уж там. Так вот, я не согласился. И ни секунды не раздумывая…
Шпицхирн осекся.
– Ну?
– Ни минуты не раздумывая.
– Значит, все-таки на пару секунд задумался? Так я тебя понял? – с издевкой спросил Густав.
– Признаюсь. Было. Человек слаб. И потом – миллион. Это большие деньги. И никаких тебе налогов. Выгоднее некуда. А ты бы на моем месте? Ты бы точно призадумался.
Рука Густава заметно дрожала, когда он наливал виски себе и Шпицхирну.
– Ганс, ты…
– Слушаю, слушаю.
– Твое здоровье.
– Твое, Густав.
– Понимаешь, меня не покидает
чувство, что нам следует как-то воспользоваться этим.– То есть я должен на самом деле убрать тебя?
– Нет, конечно, нет. Но тебе точно должно прийти что-нибудь стоящее в голову.
– Мне?
– Тебе. Или нам.
– Возможно. Только что-то ничего не приходит.
– Да нет, если все как следует обдумать, обязательно придет, – не согласился Густав. – Так ты окончательно отказался?
– Да. То есть нет, не совсем. Я хотел сказать…
– Положи нож! – вдруг завопил Густав.
– Какой нож? – не понял частный детектив.
– Прости, – задыхаясь произнес Густав. – Сам не знаю, что на меня нашло. Так ты… точно не согласился?
– Н-ну, в общем…
– Да или нет?
– Я подумал, что сначала это необходимо обсудить с тобой.
– Вообще-то ты верно поступил. Я имею в виду, что не отказался окончательно. Иначе он поручил бы это кому-нибудь еще. Тому, кого я не знаю.
– Именно, – ответил Шпицхирн.
Вот до этого места я дошел, мои дорогие слушатели, на тот момент, когда услышал объявление о прибытии на станцию моей пересадки, в результате чего книга осталась лежать, если можно так выразиться, лицом вниз на вагонной скамье.
В тот четверг о музицировании нечего было и думать. Вечер затянулся, наступила ночь, однако все продолжали сидеть, предлагая каждый свой вариант дальнейшего развития событий. Дискуссия стала уже переходить в ожесточенный спор и наверняка перешла бы, если бы не хозяйка дома, призвавшая своих гостей оставаться в рамках приличий. Гости предлагали все новые и новые сценарии. Но решение, кого именно увенчать лаврами или, если хотите, короной, было перенесено на следующий четверг. Который так и не наступил. Печальное событие, не имевшее отношения ни к рассказанной герром Гальцингом истории, ни к Густаву со Шпицхирном, ни к четвергам вообще, помешало гостям вновь…
Я осталась в доме одна. К моему великому изумлению, меня оставили в одиночестве именно в четверг. И мой брат Борис тоже… Так сказать… ну, что ли… отправился на гулянку. И у меня было достаточно времени задуматься не только о своем тайном имени, но и о том, кто мог вырвать последнюю страницу книги.
…собраться. Так и рухнула традиция собираться по четвергам. Достаточно ведь один раз нарушить традицию, и ее как не бывало. Так что никаких четвергов. Однако разумным будет все же привести варианты, предложенные гостями.
– Я лично за хороший финал с примирением. Это может показаться детским, сентиментальным, вероятно, чисто женским стремлением. Женщина дарует жизнь, знает, насколько нелегко даровать ее, – думаю, присутствующие простят мне чуточку патетики. Так что я за хеппи-энд.
– Вопрос только в том, – полюбопытствовал профессор Момзен, – для кого хеппи-энд? Хеппи-энд сразу для всех персонажей немыслим.
– Думаю, все-таки он возможен, – не согласилась хозяйка дома. – Так что дайте мне возможность изложить свою версию до конца. Густав, как нам известно, охладел к своей бывшей возлюбленной. Деньги Менле, я имею в виду огромные суммы, передаваемые им этому Шпицхирну, были просажены, другого термина я, к сожалению, подобрать не могу…