Четверо в каменном веке. Том 2
Шрифт:
Чуть не переругавшись, вернулись к подготовке экспедиции. За день Михаил собрал вторые сани и даже подготовил крепление их между собой.
Собрались вечером за столом: доложить уже сделанное и установить очерёдность решения задач. Девушки обсуждали, что удобнее надеть в походе, а Михаил бездумно листал отрывной календарь. Очередной листок ворвался в мозг ярко-красным. Единственный цвет, кроме чёрного, который использовали при печати, оказался именно красный. И вот сейчас на рисунке почти не осталось места, кроме этого самого красного. Мужчина уставился на алый флаг. Взрыв воспоминаний: он, маленький, на плечах у папы плывёт по морю из красных флагов,
– Алё, гараж! Орбита, Орбита! Это Земля, ответьте!
Слова лились где-то на периферии, не задевая сознание. Что-то мягкое коснулось губ, закрыло рот, не давая дышать. Михаил пришёл в себя и резко вздохнул, возвращая контроль над телом.
– О! Заколдованный лягух очнулся.
Прояснившимся сознанием он отметил наличие перед глазами двух любимых организмов, оценил и наряды сидящих перед ним жён.
– А чего это вы... топлесс?
– Да вот, некоторые заимели дурную привычку: пугать ни в чём неповинных девушек. – Хмыкнула старшая.
Ира пояснила:
– Ты уже полчаса сидишь и ни на что не реагируешь. Ольга тебя уже титьками по щекам отходила, а ты ноль реакции.
Михаил задумчиво оглядел жену. Та пожала плечиками и... Немного покраснела.
– О чём ты хоть задумался?
– Сейчас...
Он зарылся в записную книжку с таблицей старого и нового календарей.
– Точно! Вот!
И показал картинку с флагом, которая сбила его с панталыки.
– «День седьмого ноября – Красный день календаря!» – Вспомнила Ольга детский стишок.
– Вот именно!
– А чего так затупил?
Михаил смог только пожать плечами:
– Не знаю. Просто вспомнилось детство, как я ходил на демонстрации. Когда всё это казалось правильным, нужным. Что мы построим коммунизм.
– А теперь? Считаешь всё это неправильным и ненужным? – Спросила Ирина.
– Почему же? Считаю так же. По крайней мере, до сих пор считаю, что коммунизм – справедливый строй. Но у нас отобрали веру в будущее. В то, что мы придём к этому самому коммунизму. Почти тридцать лет после известных событий народ не жил, а выживал. Да и сейчас продолжает, наверно. А чем это кончится – мы никогда не узнаем.
– Но как же свобода слова и всё прочее?
– А что «прочее»? Нет, сначала о свободе слова. Гласность, хозрасчёт и ещё некоторые моменты – это отлично начато партией в Перестройку. Ну, так и пусть продолжалось бы. Были бы кооперативы, фермеры и прочее. И советский строй. Думали ведь, что новый НЭП будет... Тавтология, да-а-а...
Он махнул рукой:
– Так ведь нет – стоило ослабить поводок, как сначала порушили страну. Державу развалили. И в этом не Мишка «меченый» виноват, а «беспалый». А потом началось разбазаривание: тотальная приватизация, передача крупных предприятий в частные руки.
Михаил закашлялся, жадно глотнул компота из сушёных ягод.
– Вот в этом и вижу... Даже не ошибку – целенаправленную диверсию. Целая система, рассчитанная на взаимное производство между предприятиями по всей стране, оказалась похерена. Все предприятия внезапно стали частными. При этом владельцами стали не те, кто заинтересован в развитии этих предприятий, а какие-то левые люди. Планы реконструкции – побоку, потому что дорого. Уволить «лишних». Зарплату урезать и не платить по полгода. С уходом заинтересованных людей пропали и связи между предприятиями. И кто первый подсуетился? Правильно! Иностранный капитал. Им надо было всобачить свой
товар, они и всобачили. Привыкли они работать быстрее. А наши всё телятся.– Но ведь всем известно, что плановая экономика – тупик. Что в США, в Европе – рыночные отношение
– Как эту сказку нам напели в конце восьмидесятых, так и верят. Где рыночные отношения? В США, где существует план госзакупок продовольствия у фермеров? И план дотаций некоторых производств, фермеров, опять же, школ. Всё как в Советском Союзе.
Ира нахмурилась.
– А репрессии? Уничтожено150 миллионов.
– Девочка моя, вот эту цифру больше не повторяй. Просто посчитаем, да? Ты математик, я математик. Я не помню точные цифры – склероз, однако. Но вот что запомнилось из одной статьи. По переписи 1913 года в Российской Империи проживало порядка 150 миллионов. Чуть больше или чуть меньше – не суть. По переписи... Она, кажется, в шестидесятом была – жило около 200 миллионов. Теперь скажи, сколько бабам надо было бы рожать, чтобы сначала могли это 150 миллионов грохнуть в тридцать восьмом, а потом снова нарастить до двухсот. При этом потери в Первую Мировую и Гражданскую сопоставимы с потерями в Великую Отечественную. То есть, надо добавить ещё около 50 миллионов в мертвецы.
Ирина немного зависла.
– Допустим, женщин половина...
– Уже неправильно. Не женщин – а женского пола. Среди них девочки и старухи.
– Не сбивай!.. Ладно, четверть от 150... Можно 160? Так быстрее.
– Можно! – Михаил великодушно махнул рукой, занятый компотом – горло снова пересохло.
– Сорок тысяч должны родить... По четыре ребёнка?
– А лучше пять. Все поголовно, без исключений. И всё это где-то до двадцатого года. Просто тогда после расстрелов в 1938 может не остаться взрослого населения. Не детей же расстреливали? А потом такой же подвиг повторит новое поколение женщин и родит по 4-5 детей в годы войны. Нормально, да?
Ирина нахмурилась – рушилась вся её картина жизни.
– Но по телевизору же говорили... И не кто попало, а из правительства.
– Что и бесит. Реальные цифры были известны ещё после первых исследований архивов – в конце восьмидесятых и начале девяностых. Но они слишком малы, это не выгодно дерм... нынешней власти. Тридцать лет планомерно топят хорошие воспоминания об СССР. Уже новое поколение выросло, которое априори считает, что социализм – плохо, а капитализм – единственно возможный экономический строй.
Ольга тоже решила поучаствовать:
– Но ведь репрессии были! Это ты отрицать не будешь?
– Не буду... Слушай, мать. Разговор пошёл такой... Специфический. Смазку бы. Для взаимопонимания.
– Решил напоить девочку, чтобы отрубилась и не спорила?
– Какое «напоить»? Вам нельзя. Компот свой пейте. А мне так слова лучше в голову приходят... Эх! – Он мечтательно закинул руки за голову. – Иметь бы возможность в молодые годы дерябнуть для смазки языка – я бы все устные экзамены сдавал на пять.
– Угу, школьнику-то дерябнуть. – Хмыкнула Ольга.
– Вот и я о чём. Нельзя. Да и не думал даже о таком. Впрочем, не буду сегодня. Чувствую, что твой компотик не хуже языки развязывает.
– Так были ведь репрессии? – Напомнила тему младшая.
– О том, что репрессий не было, говорить не буду. Были. Но ты как-то болезненно к этой теме подходишь...
– Прадеда у меня «раскулачили».
– Мда... Как понимаю, это именно он попал на Камчатку?
– Ну, да. Мама рассказывала, что из её дядек и тёток выжили только двое. Она и её сестра – тётя Глаша.