Четверо в тельняшках
Шрифт:
Насилу папа выбрал момент и сказал:
— Мы не на такси, мы прикатили тележку.
— Такси в городе нет, мы прикатили для вас отличную тележку, — повторил почтальон.
— Фи! — сразу остановилась Дама. — Так я и знала! Мы попали в ужасную глушь. — Но тут же опомнилась и начала командовать: — Мика, Ника, успокойтесь! Носильщики, выносите вещи, что же вы встали?
Папа с почтальоном переглянулись: «Вот здорово! То за таксистов нас принимают, то за носильщиков», — и потащили пакеты, коробки, кульки на улицу.
Там
— Если дети больны, их можно посадить наверх, — любезно предложил папа.
— Нет, нет, что вы! На этой колымаге бедняжек растрясёт.
— А мы сядем. А у нас болят зубы. И мы пешком не пойдём, — заявили Мика с Никой. Они распихали пакеты по сторонам и взгромоздились на тележку.
Папа с Ладушкиным взялись за оглобельки, тележка покатилась.
Когда выехали на Сапожную улицу, вымощенную камнем, экипаж затрясло. Но Мика с Никой ухватились за края, реветь не стали, только принялись жалобно охать.
В сапожных мастерских раздавались голоса:
— Что это за оханье? Что это там за клохтанье на улице? А ну, тот, кто сидит у окошка, выгляни да посмотри — не больную ли курицу к ветеринару везут?
Тот, кто сидит у окошка, выглядывал, отвечал:
— Нет, не курицу. Это какие-то зарёванные ребята на тележке едут!
Сапожники принимались хохотать, но Дама на этот смех и внимания не обращала. Она рассказывала папе, какие Мика с Никой слабенькие, какие нервненькие и почему она привезла их в Даль-городок.
— Вы знаете, они всё время плачут. Вы понимаете, они всё время рыдают. А у вас в городке топлёное молоко, от которого дети улыбаются. Правда, в городке такое молоко?
— Правда, только его надо пить прямо с огня, горячим, — отвечал папа.
— А ещё лучше холодным, прямо из погреба! — вторил почтальон.
Шурка слушал этот разговор и думал: «Напрасно я обиделся на больных людей».
Но вот улица Сапожная кончилась, тележка свернула за угол. Впереди показался высокий тын с воротами. На жёрдочках тына висели вверх дном пустые кринки, а дальше, за тыном, стояла большая изба.
Из ворот выглянула весёлая молочница, закивала, приглашая войти:
— Милости просим, заходите, заходите. По вашему заказу молоко стоит в печке, но есть и в погребе на льду. Пейте, какое хочется!
— Прекрасно. Мы будем пить и то и другое, — ответила Дама, раскрыла кошелёк и зашуршала бумажками. — Сколько с меня за перевозку?
Папа даже покраснел.
— Нисколько! Мы ведь не за деньги, мы просто так. Мы очень любим синеморцев.
Папа почесал трубкой лысину и смущённо добавил: — Мы сами некоторым образом приморские жители. У нас тоже есть море, Цветочное. Только мы сомневаемся: схоже оно с настоящим или не схоже. Вот бы вы пришли да и посоветовали нам что-нибудь, а? — ласково посмотрел он в розовое лицо Дамы.
— Да,
да! — подхватил почтальон Ладушкин. — У них есть Цветочное море! Пожалуйста, сходите посмотрите.— Ладно, — согласилась Дама. — Вот Мика с Никой напьются молока, так и быть, посмотрим. Но за перевозку надо рассчитаться.
Она взяла самый большой кулёк и вынула целую горсть конфет с фантиками и без фантиков. Шурка подставил подол майки. А пальцы Дамы начали почему-то разжиматься, разжиматься, конфеты с фантиками стали падать обратно в кулёк, и щедрая горсть превратилась в щепотку.
— Угощайтесь! — сунула Дама в Шуркин подол три слипшихся леденца. Сунула, подхватила пакеты и повела Мику с Никой в избу.
А почтальон Ладушкин достал карманные часы, приложил их к правому уху, послушал, встряхнул и приложил к левому уху…
Прикладывал, прикладывал, слушал, слушал, посмотрел на высокое солнышко, сказал: «Ого!» — и помчался разносить письма.
Глава четвертая
ЧУДЕСНЫЕ СЕМЕЧКИ
В красном домике поднялся переполох.
Шурке мама сказала:
— Намочи вихры, причешись как следует. Да не забудь умыться, не то гости подумают, что ты с цыплятами клевал, — а сама включила утюг и принялась гладить новое платье с вышитыми корабликами.
— Только бы не осрамиться. Где папа? Пусть наденет праздничный костюм в клеточку.
Папа бегал по цветочным берегам, поправлял каждый лепесток, каждый листик.
Воробьи, которые жили за карнизом крыши, и те волновались. Они прыгали вокруг папы, помогали как могли. Два воробья хватали с разных концов одну травинку, тянули в разные стороны. Толку от этого было мало, но зато шуму — хоть отбавляй.
И вот, когда все насуетились до упаду, в калитку вошли Мика, Ника и Розовая Дама.
— Добрый день! — выбежала мама навстречу. Она пропустила гостей вперёд, сняла колпак и принялась теребить помпон, как ромашку: понравится — не понравится, понравится — не понравится…
Папа от переживания вздохнул и показал на цветочные волны:
— Вот это и есть наше море. Проходите, смотрите, не стесняйтесь.
— Да мы и не стесняемся! — ответила Дама и принялась нюхать цветы.
А Мика с Никой пораскрывали рты.
И не произнесли ни звука.
Они уставились на зелёный пароход, захлопали ресницами.
Тут над волнами пролетел ветерок, чайки закачались, пароход словно бы поплыл.
Братья переглянулись.
Мама шепнула Шурке:
— Нравится! Наше море им нравится.
А Розовая Дама всё ниже нагибалась к цветам, всё нюхала, всё ворковала:
— Ух, какой дух! Лучше, чем в парикмахерской! — Кончик носа у Дамы был в цветочной пыльце.
Но вот посреди волн Дама увидела свободное место и спросила:
— А почему здесь ничего не растёт?
— Это так надо, это специально, — весело ответил папа. Он совсем успокоился, трубка у него посвистывала опять, как птичка.
Папа сказал:
— Это место приготовлено вот для чего… — И медленно расстегнул пиджак. И медленно, так, чтобы все успели увидеть, вынул бумажный пакетик.