Четвертая власть

— Ты ненавидел меня и всегда мне завидовал! — продолжал горячиться Алексей. — Поэтому ты решил меня сдать, а вместе со мной еще и Володьку!

— Да, ты никогда мне не нравился! Я этого не скрываю! Но я не буду сдавать своих коллег! — перешел на крик Геннадий. — За кого ты меня принимаешь? Я работаю здесь уже много лет и никто, слышишь, никто не мог усомниться в моей порядочности! Так что поумерь свой пыл и хорошенько подумай, прежде чем бросаться ничем не подкрепленными обвинениями!

— И правда, Леш, успокойся, — сказал Серов, разнимая двух спорящих. — Среди нас не может быть стукача. Мы здесь все работаем не один год и знаем друг друга как облупленные!

— Тогда кто он? Кто? Ведь он точно есть!

— Откуда мне знать? Но готов биться об заклад, его нет в этой комнате! Мы вместе не один пуд соли съели! В стольких переделках побывали! Опомнись, Леша!

— Ладно, ладно, — сказал Дмитриев, слегка успокоившись. — Ген, извини. Я бы не прав. Но черт возьми, все так совпало! Ты занимаешься политикой, ты спрашивал адрес Володьки…

— Я правда никого не сдавал, — ответил Зотов, — и мне очень жаль, что ты мог обо мне такое подумать.

— Черт, ну где же прячется эта крыса? Кто сливает про нас информацию?

***

Священник посоветовал ему разобраться в себе. Но как это сделать? Как найти покой в этом удушливом мире? А чего он хочет на самом деле, к чему стремится? К власти? К деньгам? К славе? Нет, черт возьми. Больше всего он хочет быть рядом с Оксаной…Да, эта бредовая на первый взгляд мысль никак не выветривалась из головы, не исчезала. Что общего может быть у него и у этой девочки с пластмассовыми бусами и розовыми фенечками? Он годится ей в отцы, но никак не в любовники. Хотя…

Хотя ему хотелось взять ее и бросить на обеденный стол, побросав с него все предметы. Услышать звон разбитых тарелок и стаканов, вазы и чайного сервиза…. Как показывают в кино, когда обезумившие от любви люди бросаются друг на друга. Порвать всю ее одежду и расхерачить стол, да что там стол — всю квартиру. Он хочет, чтобы мебель дребезжала и ходила ходуном. Он хочет упиваться любовью и крушить все вокруг. Но ведь так только показывают в фильмах. Так не бывает в жизни… Где вы видели пару, в порыве страсти уничтожающую собственную обитель? Нет! Даже во время секса они задумаются, во сколько им это встанет! Задумаются о том, где им купить эти чертовы тарелки по сходной цене. Они играют в расчет. Они не могут обезуметь, потому что на следующий день будут сидеть за столом и с калькулятором подсчитывать ущерб! Эти люди не способны на безумства, они вообще не способны любить!

У них секс значится по плану и расписан по часам! У них для любви отводится отдельное место в их гребаном графике! Но черт возьми, как хочется безумства! Как хочется сходить с ума вместе с этой наивной школьницей! Как хочется разнести все вдребезги и не думать о последствиях! Как хочется начхать на мораль и гнусное общество, что в осуждающих плакатах и обличительных заметках не знает себе равных! Он жаждет, чтобы в порыве страсти Оксана разодрала его рубаху и искусала его до крови! Чтоб сосед, отвернувшийся от жены, завистливо подрачивал на их счастье за стенкой! Чтоб все люди вокруг, придумавшие себе правила и обычаи и воздвигшие их в абсолют, чтоб все они набрали в рот побольше воздуха и кричали. Кричали от зависти. И плевать на все! На побитую посуду, на расхераченный стол и кровавые засосы на шее!

Из сладкого забытья Соловьева вывел телефонный звонок. Мысленно обрушившись на звонящего с проклятиями, Александр нехотя снял трубку.

— Алло, — ответил Соловьев.

— Это Ладыгин. Ты на месте?

— Ну да.

— Я сейчас зайду.

Это не было похоже на Василия Ивановича. Обычно он никогда не расхаживал по кабинетам, предпочитая в случае необходимости приглашать всех к себе. Таков уж был его статус — когда Красницкого не было на месте, всеми делами обычно заправлял именно Ладыгин. И чего это он решил зайти? Неужели что–то произошло?…

— Саша, у нас ЧП, — огорошил его Василий, едва появившись в дверях.

— Да что стряслось?

— В Кремле все переиграли. Мы не можем сегодня выйти с программой про губернатора.

— Что!!! — вскричал Соловьев, — да вы в своем уме! У меня анонсы уже идут! Вы хоть представляете, о чем говорите!

— Представляю Саша. Поэтому и пришел сообщить лично. Это не обсуждается. Материал нужно убирать.

— Но вы ведь общались с Кремлем. Там дали добро! Почему все изменилось?

— Человек, с которым я этот вопрос согласовывал, только что мне звонил. На него надавили очень влиятельные люди.

— Что за люди! Кто на него надавил?

— Я договаривался с заместителем министра печати. Думаю, ты можешь представить, кто с ним связался, если такой серьезный и уважаемый человек разговаривал со мной дрожащим голосом и был напуган, словно пятилетний ребенок.

— Но почему за два часа до эфира! Где это видано, чтоб так вопросы решались!

— Я не знаю. Это уже не от меня зависит.

— Что о нас зрители подумают? Это же такая грандиозная подстава! Если бы у меня был хотя бы день! Но что можно решить за пару часов!

— Это нужно решить, Саша. У нас нет другого выхода.

Соловьев понял, что это катастрофа. Зритель не простит подобного обмана и будет убежден, что в последний момент ЛТН струсил, включил задний ход. Разве подумает он о приказе Кремля и об этих чиновничьих интрижках? Нет! Зритель будет убежден, что во всем виноват именно их канал. К ЛТН резко упадет доверие, а вместе с ним упадут и рейтинги. На то, чтобы восстановить пошатнувшееся реноме уйдут даже не месяцы — годы. Это будет страшный удар…

Можно ли нарушить приказ? — Нет. Такая неслыханная дерзость приведет к закрытию канала. Чиновники не любят шутить. Но если приказ нельзя отменить, может, попытаться его исправить? Красницкий. Вот кто может еще что–то сделать в сложившейся ситуации. У него есть связи на самом верху. Он на короткой ноге со многими крупными политиками, несколько раз Красницкого принимал у себя даже первый помощник президента. Возможно, он сможет повлиять на ситуацию или во всяком случае попытаться это сделать. В конце концов, ему принадлежит канал, и падение рейтингов вряд ли его устроит. Конечно, звонить очень не хотелось. Соловьев презирал Красницкого, пожалуй, даже ненавидел. Но профессиональное пересилило в нем личное. Александр искренне переживал за судьбу ЛТН и в данный момент думал только об этом.

— Анатолий Аркадьевич, здравствуйте, — сказал Александр, набрав номер своего босса. — Тут у нас такое ЧП возникло…

— Все понял, Саша. Пока ничего не отменяй. Постараюсь разобраться.

Положив трубку, Соловьев перевел дух. Теперь от него уже ничего не зависело.

***

Ладыгин сидел в своем кабинете, когда ему вновь позвонил заместитель министра печати Сергей Альбертович Куканов. После их последнего разговора минуло не более получаса, и Ладыгин очень удивился, услышав взволнованный голос куратора ЛТН в Кремле.