Четвертое измерение
Шрифт:
– О, смотрите, и Никитин живой!- воскликнул из рубки, радостный боцман.
Немцев, после шквального огня двуствольного зенитного ДШК, выжило около десятка, плавающие сейчас вокруг посудины. Самого Никитина я опознал, по матроской куртке. Испуганно оглядываясь на нас, он держась за спасательный круг, судорожно греб к берегу.
– Сдавайтесь. Это, как его? А, хенде хох.- Крикнул немцам боцман.
– Боцман, а они тебе нужны?- спросил я однофамильца.
– Да нет вообще-то. Информация разве что!
– Да на хрена они тогда нам сдались!!! Вон офицерик плавает, его и возьмем. Остальных в расход,-
– По немецко-фашистским захватчикам! А-агонь!
Матросы с трофейным пулеметом короткими очередями пересекли несколько плавающих голов рядом. Корма подбитого катера полностью ушла под воду. На поверхности остался только нос, за который держалось пара немцев, прося у нас пощады. Прицелившись в крайнего, я выстрелил ему в грудь, второй, тот офицер, смотревший на нас с круглыми от испуга глазами, ждал выстрела. Крикнув, чтобы плыл к нам, и пообещав, что я пальцем его не трону, стал ждать. Матросы подняли из воды мокрого немецкого лейтенанта, связав, оставили на палубе.
– Боцман. Этого, сам не хочешь снять?- Кивнул я на Никитина, удалившегося от нас на сотню метров.
– Давай!- Отдав ему свой карабин, с интересом, и комментариями, стал следить за отстрелом предателя.
– Мимо. О, почти рядом. Мазила.- Дождавшись когда у боцмана кончаться патроны, дал ему запасную обойму.
– На полную. Может все-таки, поближе подойдем, уже сто пятьдесят метров, да и качка еще.
– Томилин. Давай малый вперед!
Жалеть предателя никто не стал. Подойдя к нему поближе, боцман почти в упор всадил в скулящего от страха подонка оставшиеся в карабине три пули.
– Бойцы, пленного на нос катера.- Крикнул я матросам, стоящим рядом с пленным офицером. После чего последовал за ними, сказав боцману, что пока допрошу его.
– Ну что он рассказал?- спросил у меня боцман, вытирая лоб грязной тряпкой. Услышав за спиной шум сброшенного в воду тела, я спокойно сказал:
– Смоленск они взяли. Могилев еще держится, но не сегодня-завтра их вышибут. Как смотришь на то чтобы помочь? Да и наш берег еще не весь занят, хотя попытки переправиться были.
– До Смоленска идти часа три. До Могилева ближе. Горючки только полбака, до города хватит, а там встанем, и придем мы туда, когда стемнеет. Вечер же уже. Да и боеприпасов с гулькин нос.
– Старшина..!
– Главстаршина, товарищ капитан!
– Пусть так!- Я согласно кивнул головой, продолжив:
– Идем в Могилев. По пути может чем прибарахлимся. Командуй.
– Товарищ капитан, но Могилев же, глубоко в тылу у немцев!
– Главстаршина, там в окружении бьются три наши дивизии. Не знаю как ты, а я себе не прощу, если не помогу им. Понял?
– Да, товарищ капитан, понял.
– Нужно избавиться от раненых. Да не смотри ты так на меня. Я в переносном смысле. В Могилев же их не возьмешь. Ладно, идем на наш берег, только осторожно, а то еще наши подстрелят.
Встав на корме около зенитного пулемета, я смотрел на струю воды вырывающуюся из-под кормы нашего бронекатера. Слева была видна удаляющаяся спина мертвого немецкого офицера, плавающая в воде лицом вниз. Я выполнил свое обещание, даже пальцем его не тронул. За меня все сделал здоровенный матрос с симпатичной фамилией Красавчик. Когда он мне представился,
я сперва подумал, что он надо мной издевается, однако, спросив боцмана, выяснил, что нет, действительно Красавчик Вадим Вячеславович, старший матрос.– Товарищ капитан, на берегу видны машины.- Услышал я крик боцмана.
– К бою.
От места боя мы успели отдалиться на пару сотню метров, когда боцман в морской бинокль узрел несколько грузовиков на берегу. Противоположный берег, к которому мы так стремились, скрывался вдали за небольшим туманом. Взяв у боцмана бинокль, я всмотрелся в грузовики, которые сразу определил как немецкие. Что-то в них мне сразу не понравилось. Всмотревшись, крикнул, не отрываясь от бинокля:
– Сержанта Марьину ко мне!- Мой приказ сразу же предали по цепочке вовнутрь катера.
– Боцман, катер тормози!
– Томилин, стоп машина.- Спокойно сказал боцман.
– Товарищ капитан по ваше…
– Сержант.- Прервал я ее.- Напомните мне рассказ вашего санитара, который видел грузовики набитые нашими солдатами.
– Он сказал, что видел три машины полные бойцов в советской форме.
– Три?
– Да, товарищ капитан. Он говорил три.
– Хм, хорошо. Вернитесь на свое место.
Слушая удаляющийся перестук каблуков, я смотрел на три грузовика накренившихся в разные стороны у самой кромки воды. Они стояли без колес и со снятыми тентами. Разбортированные колеса я обнаружил рядом.
– Похоже, что они использовали камеры для плотов. Жаль, противоположного берега не видим. Уверен, они лежат на берегу.
– Кто лежат, товарищ капитан?
– Плоты. Давай-ка ты потихонечку к берегу, хочу осмотреть машины. Сдается мне, что у крайней машины лежит человек.
Дождавшись пока боцман раздаст команды, сжато рассказал ему последние два дня наших приключений. Включив сюда и рассказ девушек.
– Так кто все-таки напал на лагерь, товарищ капитан?- С интересом спросил у меня боцман. Опустив бинокль и протерев заслезившиеся глаза, спокойно сказал:
– Не знаю, боцман. Свидетелей я еще не встречал.
Катер ткнулся носом к берегу, метров в ста от машин. Оно показалось боцману нормальным для причаливания. Скинув сапоги, я с шумом обрушился в воду, держа карабин над головой. Следующим, прыгнул в воду матрос Красавчик, с пулеметом Дегтярева наперевес. Внимательно осматривая ближайшие заросли, я направился к машинам, под прикрытием пушки, с сидящим на месте наводчика, оставшимся на катере Сурковым. Перешагнув покрышку, подошел к крайнему Опелю. Я не ошибся, у заднего борта действительно лежал боец, и он умирал. Даже я понял, что жить ему осталось недолго, максимум пара минут. Быстро подойдя к нему и упав на колени громко, спросил:
– Боец. Ты меня слышишь?
С трудом сфокусировав на мне блуждающий взгляд, красноармеец, с хорошо различимыми следами треугольников на петлицах, что-то просипел:
– Что?- переспросил я его.
– ..о..ды.
– Красавчик, воды живо!
Поднеся ко рту раненого в живот сержанта, бескозырку с водой, стал потихонечку вливать ее в открытый рот. Сделав несколько судорожных глотков, он в устало прикрыл глаза. Дрожь пробегающая по его телу, казалось усилилась. Да я знаю, что раненому в живот нельзя давать пить, но мне надо было его расспросить.