Четвертый кодекс

Это была вполне зримая космогоническая модель Марса и его места в Солнечной системе до Дня гнева. И еще – обсерватория и святилище солнечного культа, в центре которого находился конечный путь их паломничества, великий лик Аади-Иаасси, Объединителя, Сына Аделинаам.

Кромлеха, как историка, поражало, насколько хорошо эгроси помнили свое прошлое – несмотря на гигантскую даже по их меркам толщу веков и то, что в Гротах совершенно не развита была археология поверхности. Доставлять оттуда любые предметы считалось кощунством, а те немногие, кто этим занимался, презирались всеми. Но все равно в Гротах прекрасно знали о том, что происходило десятки миллионов лет назад. Любой головастик-школьник мог в подробностях рассказать о долгой, трагической и славной жизни первого императора, воссевшего на алмазный трон в Аделин-виири, о его удачах, трагедиях и жестокости, завоевательных походах, победе над королевством Гриизийя, возведенном в память павших огромном мемориальном комплексе на месте последней, самой ужасной битвы. И об еще более величественном памятнике во славу великого властителя в самой столице, который начал строиться при его жизни, и возводился несколькими поколениями правителей после, пока не приобрел вид совершенный. А вскоре пришел День гнева.

Остались эти развалины, сохранявшие древнюю гармонию – то ли планетарные часы, то ли секстант. Тени от культовых зданий и обработанных скал и холмов в разные дни года падали на строения, символизирующие многочисленные праздники. На Земле похожие функции выполнял Стоунхендж, однако древнебританский каменный круг по сравнению с этим городом был словно дачный домик перед Зимним дворцом.

Пройдя центр города, паломники вышли на огромное поле, бывшее в древности плац-парадом для толп эгросимооа, собиравшихся здесь во время ежегодных общеимперских торжеств – летнего и зимнего солнцестояний, Нового года, Дня Владыки. Слева виднелся массивный угрюмый замок, в древности защищавший город от врагов с моря, справа – высокий холм, на вершине которого древние изваяли один из спутников Эгроссимойона, который они представляли в виде проказливого агри. А дальше возвышалась великая пирамида. Она была в несколько раз выше пирамиды Хуфу и куда более вытянута, напоминая нацеленный в небо каменный кинжал. И еще отличалась от земных пирамид тем, что была пятигранна. На фоне марсианского пейзажа и мертвенного неба это производило впечатление воплощенной в реальности картины Кирико.

Благой знал, что четырехгранные пирамиды на планете тоже были – например, на том же острове Гриизийя. Но пятигранники были чисто имперским атрибутом. И тот, который они сейчас созерцали, называвшийся Палец Эгроссимойона, был величайшим. В древности он служил главным гномоном – «стрелкой» солнечных часов. В момент зимнего солнцестояния его огромная тень ложилась на Лик, и тот медленно выходил из нее, зримо являя народу рождение в пустоте нового Аделинаам, слившегося с образом отца Солнечной империи.

Конечно, за прошедшие сотни тысячелетий положение планеты и ее окружения настолько изменилось, что часы «сломались» и точность движения теней была нарушена. Но по-прежнему суровый Аади-Иаасси, половина лица которого была изображена в виде лишенного плоти черепа, взирал на отца своего Аделинаам, источая вечную мысль-мольбу: «Боже мой! Боже мой! Для чего наказал нас?»

Паломники в развевающихся от пронизывающего ветра ярких праздничных одеждах и высоких ритуальных тиарах поверх доспехов-скафандров остановились. Отсюда Лик представлялся им широким плоским курганом. Лицо императора во всем его великолепии можно было увидеть, лишь поднявшись над ним. «На Земле его потом тоже увидят», - вспомнил вдруг Кромлех те самые сенсационные фото со спутника, хотя «лицо Марса» тогда был официально объявлено обманом зрения, парейдолией.

Но и стоящие на равнине наблюдатели, созерцая прихотливо изрезанный гребень кургана, видели в нем четкий профиль эгроси, хоть и сильно обгрызенный временем. «Из полустертых черт сквозит надменный пламень, / Желанье заставлять весь мир себе служить», - вспыхнули в памяти Евгения странно, но удивительно верно прозвучавшие сейчас земные строчки. Его спутники, выражавшие свое благоговейное изумление обычными у эгроси экспансивными жестами, уловили мысль Благого и замерли, осознав ее точное соответствие моменту.

И тут Кромлех услышал позади звук... Или это был не звук, и сработал не слух, а какое-то иное чувство, побудившее его резко развернуться.

Это был... сарай. Из всего странного и чудесного, что Благой видел сегодня, это зрелище потрясло его больше всего – обычный земной сарай на каменном основании из больших валунов и дощатыми стенами со щелями. На вид довольно старый сарай, и... знакомый, очень знакомый, но Евгений не успел понять, почему. И из приоткрывшейся его двери кто-то явно собирался выйти...

Впрочем, видение тут же исчезло и Благой понял, что просто пережил мгновенную галлюцинацию. «Сначала Шелли, теперь это... Земля зовет», - подумал он, широко зевая от пережитого изумления. Но тут его спутники приступили к последнему этапу паломничества, и Евгений отправился за ними, вновь влившись в общую ауру мысленного псалма владыке Аделинаам, сыну его Аади-Иаасси и духам этого места.

Последнее, похоже, не было мистической абстракцией – уже некоторое время Благой ощущал в общей молитве некое постороннее вмешательство, с каждым шагом к Лику Императора становившееся все более настойчивым. Словно навязчивый шепот в голове психически нездорового человека – сначала невнятный, но скоро обретающий непреклонность приказа.

«Ты пришел... Иди, иди сюда... Иди к нам, будь с нами... Мы ждем...»

Откуда-то Кромлех понимал, что этот приказной шепот адресован именно ему. Понимали это и его спутники, и, кажется, даже знали, что так и дОлжно.

Евгению стало жутко, он попытался не слышать шепот, но не в состоянии был вырваться из общей ауры.

Так паломники подошли к кургану и стали подниматься на него по едва заметной тропинке, кое-где оснащенной стершимися ступенями. Их путь лежал в самый центр Лика – во впадину, обозначавшую рот государя. Это был храм без крыши, под которым пребывал в несокрушимом покое выдолбленный из цельного алмазного метеорита саркофаг Аади-Иаасси с его мумией и всеми сокровищами. Будь это на Земле, гробницу разграбили бы еще десятки миллионов лет назад. Но на Эгроссимойоне такое было немыслимо.

«Иди... иди, - продолжали шептать бесплотные голоса. – Ты пришел... Ты наш... Мы будем вместе...»

Эгрегор группы стал настолько плотным и сильным, что паломники один за другим теряли свою самость, растворяясь в нем. Но Кромлех еще держался – несмотря на все более настойчивый шепот, и на то, что безмолвная молитва стала приобретать жестокие, агрессивные тона. Евгений с ужасом осознавал, к чему идет дело, но не имел воли, никак не мог противостоять тому, что должно было случиться.

Они спустились в пасть храма. Это было длинное помещение, мини-каньон с крутыми стенами. Неяркий свет марсианского дня едва проникал сюда, однако в его свете было видно, что храм почти пуст. Лишь со стен смотрели скорбные лики богов, а в центре, там, где у живого эгроси находится основание двух языков – коммуникативного и боевого – возвышался короткий раздвоенный столбик. Для культуры эгроси это был откровенно фаллический символ.

Все так же пребывая в тисках общего моления, они окружили столбик – Кромлех понимал, что это жертвенник. И он, с ужасом зевая, увидел, что Леэнмиин сбросила одежды и стала расстегивать застежки скафандра.

С Леэнмиин – единственной из группы – у Евгения установилось что-то вроде дружеских отношений. На привалах они часто ментально болтали о всякой всячине. И все это время она знала, куда идет и чем закончится для нее хадж – жертвенным камнем... «Почему?!» - пытался спросить ее Благой, но теперь ее душа жила только внутри эгрегора, и он не смог пробиться к ней. А она даже не повернула головы в его сторону.

В который раз Кромлех подумал, что никогда не поймет внутренний мир этих существ.

– Аделинаам-бог, Аделинаам – яркий взор, свет ослепительный Аделинаам, благой наш убийца, возьми кровь, возьми плоть, возьми жизнь! – пульсировала в жутком помещении немая молитва.

Евгений одновременно воспринимал и ее, и со всех сторон обволакивающий шепот неведомых тварей, обитающих в этом месте:

– Пришел к нам, пришел Благой, будь с нами, развоплотись, придет другой, здесь покой, останься здесь, смерти нет, жизнь – не жизнь, смерть – не смерть, не бойся, с нами соединись...