Четвертый поросенок

— «Да… машу… на… в…», — кажется, командир «синих» явно не в восторге от невесть откуда взявшегося подкрепления, но быстро берёт себя в руки: — «Так, вижу где вы. Занимайте позицию на левом клыке — будете нашими глазами. Себя ничем не выдавать. Это приказ».

— «Выполняем» — Пошли ребятки… — Хранительница без видимого усилия, как будто обычное ружье, забрасывает на плечо ремень «Корда» и легко скачет по камням в сторону выхода из ущелья. А вот на Антиса переговоры влияют как-то странно, мальчишка заметно побледнел, а кулаки на ремне автомата сжал так, что костяшки побелели. Приходится его слегка встряхнуть приобняв за плечи: «Ты как?», — мальчик в ответ прикусывает губу, но кивает уверенно: «В порядке!» — и пристраивается следом за ведущей. Фёдор с сомнением смотрит ему в спину — кажется до напарника только сейчас стала доходить вся «реальность» происходящего вокруг — и, выдержав положенную дистанцию, движется замыкающим. По дороге с интересом поглядывал на крепкую фигуру, несущую совершенно неподъемный вес, и припоминал голос, произносивший столь заковыристые обороты и команды — он тоже был женским. Или всё же померещилось? Эмансипация на марше, блин.

Не выдержав несправедливости картины мира, на следующем привале Нах-нах снова не сдержал язык за зубами:

— Скажи честно — ты человек?

В ответ Хранительница звонко рассмеялась и, прижав мальчика к себе, взъерошила ему волосы:

— Вот Нечистью меня ещё не называли.

Федька почувствовал, как к щекам (и не только) приливает кровь. Обтягивающая выдающуюся грудь ткань пахла пылью и солнцем, разжимать объятия не хотелось, а называть Хранительницу «имитирующей поведение персонажа программой» он совсем не хотел. Неудобно получилось.

Сверху вновь хмыкнули, потрепали ему волосы, не забыв почесать за ухом, и напоследок поцеловали в затылок.

— Значит так, парни. Я чуток возвращаюсь и ползу вверх — там есть хорошая позиция для пулемёта, а вы тащите свои задницы по карнизу и располагайтесь на выступе. Снизу вас заметить не смогут, но заворачивайтесь в накидки на совесть и не высовывайтесь над краем. Успеха, малыши.

Их вдвоем вместе с возмущенно пискнувшим одноруким впечатало в теплое и мягкое, с которым совсем не хотелось расставаться. Увы, ненадолго — взгромоздив на плечо два с половиной пуда, Хранительница козочкой запрыгала по уступам, а они поползли, стараясь держатся как можно дальше от края обрыва, находившегося от локтя в двух ладонях.

Расположились по всем правилам — завернувшись на манер гусениц в маскировочные накидки и натянув респираторы. Перед собой на телескопических прутиках растянули еще один полог для создания эффекта «тюлевой завесы», ну и на случай, если придётся стрелять. Чего сильно не хотелось. Камеры на верхних торцах «прутиков» показывали резерв противника — с десяток пятнистых фигур расположились чуть больше чем за километр от входа в ущелье. Этого самого, где на верхушке одного из утесов они и обосновались.

Достать до этого то ли резерва, то ли штаба, из автомата — не стоит и надеяться, а вот пулемет Хранительницы мог вполне. Оглянувшись, Нах-нах полюбовался на занавешенную накидкой щель под еще одним скальным карнизом выше по склону. Хорошо устроилась командир, со знанием дела. Её даже сверху не достать — практически готовый дот. Вот только, если действительно придется стрелять и их обнаружат… Чересчур хорошее воображение мигом нарисовало, как очередь из гауссовой пушки входит в скалу ниже того места, где они лежат, и вся плита разом отламывается и летит в пропасть…

От подобных размышлений даже пальцы на ногах поджимались. Но постепенно такое завершение сегодняшней эпопеи становилось чуть ли не более желанным нежели всё длящееся и длящееся ожидание.

Ведь дальше, в глубине ущелья, в каменном лабиринте шёл самый настоящий бой. Не яростный — с героическими атаками и прорывами, а вялый, похожий на шахматы. Но вот только фигуры на этой доске были живыми, и каждый их «шаг» оказывался связанным с нешуточным риском и преодолением. Напряженность происходящего выдавал эфир, заполненный тяжелым дыханием и разговорами на «военно-уставном». Изредка связь доносила невольно вырвавшийся стон: «Зацепили с-с…», — после чего радиоомен взрывался матерными командами, а горное эхо — интенсивной стрельбой. Гасли метки на экране, как правило, беззвучно.

Видеть эту картину, на которой шесть десятков «красных» неспешно пытались сломать сопротивление восьми, а теперь уже шести, «синих», отжимаемых всё дальше и дальше по направлению к каменному мешку одного из отнорков ущелья, было просто физически невыносимо. От вмешательства удерживало лишь понимание его полной бесполезности — пока они по всей этой верхотуре через каменные гребни и расселины доберутся до места событий, победители успеют не только поделить трофеи, но и сесть в эвакуационный транспорт. В горах расстояния меряется совсем по другому тарифу. Три километра по карте тут могут потребовать и полдня пути. Атаковать же резерв не менее глупо — никакой помощи они обороняющимся этим не окажут, слишком далеко он от центра событий. Только, если резерв двинется вглубь ущелья, вот тогда… Но пока атакующие прекрасно справлялись и без резерва.

Всё изменилось в один миг.

— Воздух! — рявкнула в канал Хранительница, опередив на пару судорожных ударов сердца захлебывающуюся дробь разрывов кассетных бомб, которые ощущались почему-то не ушами, а ладонями. Две синих и почти с полтора десятка красных меток погасли под всплеск непередаваемого мата и проклятий косоруким штурмовикам и подлому противнику, умудрившемуся перенаправить удар собственной авиации.

— Цель скоростная, низколетящая. Военный транспорт, есть сброс десанта. Три коробочки где-то полвзвода тяжелой пехоты… — скороговоркой дублировала тактический канал Хранительница. — Поправка — одна коробочка — недолёт два километра до входа в дефиле. Точки приземления остальных…

— Вот и приплыли, а вершина была так близка… — сказал в ответ голос, от интонацй которого у Федьки по хребту пробежали мурашки. — «Эн-пэ», в бой не ввязываться, сейчас здорово тряхнет, потом под шумок хватаешь своих сосунков подмышки. Вот вам маршрут отхода. Ты, понятно, прикрываешь, и удачи вам!

— Есть! — отозвалась Хранительница.

На карте пунктиром обозначился извилистый, уводящий в сторону проход. А Нах-нах неотрывно смотрел, как красные метки исчезали внутри «коробочек» сброшенной транспортом бронетехники, а на их место в атакующих порядках вставала тяжелая пехота в своих экзоскелетах, позволяющих стать неуязвимыми для стрелкового вооружения. Наконец перестроение было окончено, и атакующие мощно двинулись вперед. Попытки сдержать их продвижение заполошными очередями крупнокалиберного пулемета, похоже, успеха не принесли — вал наступающих неудержимо катил вперед.

— Ребятки, держимся зубами за воздух. Сейчас будет здорово трясти! — от Хранительницы и: «Вправо на три часа по стене стекает туман!», — по перехвату связи противника — прозвучали практически одновременно.

«Туман? В горах это обычное явление, зачем о нем докладывать? Может, это дымовая завеса? Рассчитывают в дыму оторваться? Но для начинки „коробочек“ это слабое препятствие» — только и успел подумать Фёдор, как его кошмар стал реальностью.

Карниз, на котором они лежали, разом ухнул вниз, заполняя душу безрассудным страхом падения с высоты, а потом резко прыгнул назад и вверх, «поймав» только начавшие лететь вниз визжащие от ужаса тела — как ракетка шарик для пинг-понга — ровно на половине движения. Затем твердая миг назад скала превратилась в бьющуюся в судорогах шкуру неизвестного животного, стараясь, если не сбросить раздражающие её комки протоплазмы, то хотя бы вытрясти из них всю душу.

Неистовый рёв, терзавший уши, прошёл ничего не значащим рефреном на фоне сотрясений взбесившейся поверхности. Когда всё закончилось — никто из ребят, кажется, даже и не понял. Но команда: «Отходим быстро!», — заставила вскочить, а потом инстинктивно рухнуть на четвереньки. Они ведь находились в зоне видимости противника.

И если стены ущелья превратилось в берега реки, в которой вместо воды была пыль, то со стороны устья прекрасно просматривался резерв, спешно занимавший места на броне последней коробочки. Федька кинул взгляд на тактическую карту — почти все «красные» отметки погасли, а рядом с теми, что ещё остались, появились «часики» со стремительно перемещающимися стрелками. Насколько он помнил, такой символ обозначает, что состояние раненого критическое и времени на оказание медицинской помощи очень мало. Синих меток осталось четыре, не считая, разумеется, тех трёх, что застряли на вершине утеса. «Часиков» ни у кого из них не было, но общий набор медицинских символов возле отметок оптимизма не добавлял.