Четыре года падал снег
Шрифт:
– Да, так принято, впрочем, я никогда не обращал на это внимания, вам это кажется странным?
– Нет, просто немного непривычно. Смотрите, приехали.
– А не поздно ли вы собрались в Сад? – спросил водитель, останавливая машину. – Он сейчас, наверняка, закрыт.
– Ничего, я знаю, как туда попасть, – рассмеялась Ольга.
Выйдя из автомобиля, она уже привычно взяла Голодева под руку и повела вдоль высокой литой ограды.
– Здесь есть лазейка, – сказала девушка, – я иногда пробиралась через нее, когда хотела погулять в Саду вечерком, вот она.
В ограде действительно оказался небольшой,
– Здесь земля, вы испортите туфли, – сказал Сергей и вдруг подхватил ее на руки. От неожиданности Ольга охнула, обняв его за плечи. Сергей вынес девушку на дорожку.
– Спасибо, – тихо сказала она. – Идемте, покажу вам статуи.
Неторопливо они направились по дороге, уводящей в глубь Сада. Белая ночь голубоватым молоком заливала неподвижные деревья, и Голодеву казалось, что он пребывает в своих оживших фантазиях…
– Как здесь красиво, – выдохнул он. – Как необыкновенно!
– Я была уверена, что вам понравится, это мой любимый парк, я часто здесь бываю.
Они остановились у круглой цветущей клумбы.
– Как странно, – сказал Голодев, – мы здесь совсем одни, – он посмотрел на Ольгу, – в этом сумраке, среди этих деревьев… если бы вы знали, как вы прекрасны… Наверное, вам покажется глупым и странным, но я полюбил вас, Ольга Александровна… Оля…
– А… – она растерялась.
– Прошу вас, не говорите ничего, – остановил ее Голодев, – я знаю, что не должен так поступать. Я не знаю ваших нравов и обычаев, но я просто хотел, чтобы вы знали…
– Да, я, наверное, тоже не должна так поступать, – сказала она и, обняв Сергея, поцеловала его.
Барон фон Штофф не спал. Он мерил шагами номер, смотрел на часы и нервничал. Его разбушевавшаяся фантазия рисовала всякие ужасы.
– Что же делать, что же делать? – вслух размышлял он. – Это плохо кончится, непременно плохо…
Устав нервничать, он позвонил коридорному и попросил принести вина и сигар. Когда заказ доставили, пребывать в одиночестве фон Штоффу стало немного легче. Карл переживал за Голодева, думал о его супруге и о последствиях, ожидавших Сергея, если он и в самом деле влюбился в земную девушку.
– Бедный мой друг, – вздыхал барон, попивая вино, – кто бы мог подумать, что все так обернется…
Перевалило за полночь, барон допивал вторую бутылку, когда послышались шаги Голодева. Карл вскочил с кресла и распахнул двери.
– Сергей Николаевич! – зашипел он. – Что происходит, в конце концов? Неужели у вас не осталось ни капли здравого рассудка?!
– Тише, перебудите соседей, – Голодев вошел в номер и закрыл двери. – Чего вы так волнуетесь? Что дурного в том, что я встретил необыкновенную девушку и полюбил ее?
– Опять вы за свое? Где вас столько времени носило?
– Мы гуляли в Летнем Саду, я признался ей в любви, и Ольга сказала, что тоже любит меня.
– Боже мой! – схватился за голову барон. – Что за абсурд? Вы знакомы всего несколько дней, какая может быть любовь?!
– Иногда можно жить с человеком долгие годы, но так и не узнать его. Мне не требуется времени, чтобы понять – я действительно люблю ее.
– Да, тем
более что времени у вас нет! Послезавтра мы улетаем домой! – выкрикнул барон. – Вы совершенно об этом забыли, не так ли?!– Да, – сник граф, – действительно забыл… Но, что же делать?
– Надо было раньше думать! Я пытался вас остановить, но вы упорно не желали меня слушать!
– Мы должны что-нибудь придумать. Как же я, вот так исчезну, что она обо мне подумает?
– Что вы очередной проходимец, морочивший ей голову!
– Но я не хочу, чтобы так все так нелепо закончилось. Я… я готов рассказать ей правду, не хочу оставлять в ее душе плохие воспоминания обо мне.
– Что? – рассмеялся барон. – Рассказать? А, может, еще и наш корабль покажем? Могу вообразить самочувствие бедной девушки, когда она узнает, что ее великолепный возлюбленный не только граф, но еще и инопланетянин!
Барон приставил к своей голове два пальца «рожками» и пошевелил ими.
– Вы станете носить ей розы в психиатрическую клинику?
– Да, вы правы, – Голодев присел в кресло и налил себе вина. – Что же делать?
– Я пытался предотвратить этот разговор, но вы, как всегда, делали то, что считали нужным, вот теперь и расхлебывайте. Испортили жизнь и себе, и ей, да и мне тоже!
– Если бы я мог взять ее с собой…
– Блестящая идея, – кивнул барон. – Познакомьте ее с супругой и дочкой, уж они-то обрадуются, будьте уверены.
– Друг мой, ну посоветуйте, как поступить?
– Исчезните и все, просто исчезните, пускай она лучше думает о вас, как о проходимце, чем как о ненормальном, который станет что-то бредить про другие планеты.
– Она пригласила нас в гости. Меня и вас. Завтра, – бесцветным голосом произнес Голодев. – Я должен пойти, хотя бы для того, чтобы попрощаться.
– Вот это мило, – одобрил Карл. – Пойдем вместе, и вы сообщите, что внезапно уезжаете, попрощаетесь, пообещаете писать письма…
– Но ведь я не смогу сдержать обещания.
– Главное успокоить девушку, дать ей надежду.
– Это жестоко, – Голодев устало потер лоб. – Вы были правы, я не должен был так поступать, но это было нечто сильнее меня, намного сильнее. Спокойной ночи, Карл.
– Спокойной ночи. – Барон проводил его печальным взглядом. Когда за графом закрылась дверь, он в сердцах выругался, чего не делал с молодых лет.
Утром Голодев чувствовал себя совершенно разбитым. Он оделся и причесался с особой тщательностью, оттягивая каждую минуту, приближающую к прощанию с Ольгой. Он знал, что ночного Летнего Сада, ее глаз, губ, прикосновения ее волос к своему лицу, он не забудет никогда.
– Что ж, – вслух сказал он своему отражению, – все и без того казалось сном, сном пускай и остаётся. Все сны заканчиваются рано и ли поздно.
В двери постучали.
– Входите, не заперто.
– Доброе утро, – Карл был полностью одет и готов идти в гости. – Когда выходим?
– Сейчас, – вздохнул Голодев, – только надо купить цветов… ну и все остальное.
– Безусловно, – Барон был расстроен и зол. Отчего-то во всей сложившейся ситуации обвинял исключительно себя и глупого пёсика Чарли. «А ведь еще напросился лететь с Сергеем, чтобы присматривать за ним! – думал он. – Чтобы в беду не попал! Хорошо присмотрел, нечего сказать!»