Четыре пера
Шрифт:
— Благодарю вас, Этни, — улыбаясь, он взял ее руку и пожал.
Других вопросов не последовало, и Этни посчитала, что его подозрения улеглись. В этот момент в комнату осторожно вошла миссис Адер.
У нее хватило такта поприветствовать Дюрранса, будто они расстались неделю назад и с ним ничего не произошло.
— Полагаю, Этни уже посвятила вас в наш план? — спросила она, принимая из рук подруги чай.
— Нет, пока нет, — ответила Этни.
— Какой план? — спросил Дюрранс.
— Мы все устроили, — сказала миссис Адер. — Вы захотите поехать домой, в Девоншир. Я ваша соседка —
— Вы очень добры, — воскликнул Дюрранс, — конечно, понадобится некоторое время.
— Без сомнения, недолгое, — ответила миссис Адер.
— Что ж, дело обстоит так. Если есть шанс, что я могу восстановить зрение, то лучше бы мне заняться этим немедленно. Время много значит в таких случаях.
— Значит, шанс есть? — воскликнула Этни.
— Завтра я покажусь специалисту. И, конечно, есть еще окулист в Висбадене, но, может, не понадобится ехать так далеко. Думаю, я смогу оставаться в Гессенсе и приезжать в Лондон по необходимости. Благодарю вас от всего сердца, миссис Адер. Отличный план. С моей точки зрения, не может быть ничего лучше, — медленно добавил он.
Этни смотрела, как Дюрранс уезжает на свою старую квартиру на Сент-Джеймс-стрит, стоя у окна в той же задумчивой позе. Только теперь экипажи возвращались из парка, а опасения Этни обрели более отчетливую форму.
Она не слышала разговора с Колдером и считала, что на время успокоила Дюрранса. Она не знала, что он не верит в излечение, и понятия не имела, что возможность исцеления — лишь предлог. И все же ей было неспокойно. Дюрранс стал более проницательным. Он отточил не только чувства, как того можно было ожидать, но и ум. Она поняла, что вступает в состязание, и боялась проиграть. «Из-за меня не должны быть испорчены две жизни», — повторила она, но теперь это была скорее мольба, чем решимость: она совершенно ясно поняла, что ослепший Дюрранс видит куда яснее, чем раньше.
Глава четырнадцатая
Прошел июль и август, опасения Этни все росли, и наконец она высказала их вслух.
— Я боюсь, — сказала она, стоя солнечным утром у открытого окна в доме миссис Адер, и та улыбнулась.
— Чего? Что вчера в Лондоне с полковником что-то случилось?
— Нет, не этого, — медленно ответила Этни. — Потому что он как раз направляется к нам через лужайку.
Миссис Адер снова улыбнулась, не отрывая взгляд от книги. Возможно, ее просто удивили или позабавили какие-то строки.
— Я так и думала, — сказала она так тихо, что ее слова едва достигли ушей Этни, но, по всей видимости, не проникли в ее сознание, поскольку, глядя на вымощенную камнем террасу и широкие ступени, спускающиеся на лужайку, она вдруг спросила:
— Вы думаете, есть надежда, что зрение к нему вернется?
Этот вопрос не приходил в голову миссис Адер, и она не придала ему значения.
— Разве иначе стал бы он так часто ездить к своему окулисту? Конечно, он надеется.
— Я боюсь, — повторила Этни, внезапно повернувшись к подруге. — Вы не заметили, каким он
становится? Как быстро интерпретирует молчание, как по вашим словам догадывается, о чем вы не сказали, как заставляет ваши движения дополнять слова? Лаура, вы заметили это? Иногда я думаю, что ему открыты мои самые сокровенные мысли. Он читает меня как детскую книжку.— Да, — ответила миссис Адер, — вы в невыгодном положении. У вас больше нет лица, чтобы скрывать мысли.
— А его глаза мне больше ничего не говорят, — добавила Этни.
Оба замечания были справедливы. Пока Дюрранс видел перед собой лицо Этни, ее искренние серые глаза, он едва ли мог отстраненно взвешивать паузы и оценивать движения. С другой стороны, раньше ее никогда не терзали сомнения в смысле его слов или намерений, а теперь она часто блуждала впотьмах. В общем, слепота Дюрранса возымела эффект, совершенно противоположный ожидаемому. Они поменялись местами.
Однако миссис Адер больше заинтересовала внезапная вспышка откровенности Этни. Она отметила про себя, что девушка, всегда отличавшаяся спокойной искренностью в словах и поведении, превращается в тревожное, беспокойное существо.
— Значит, от него необходимо что-то скрыть? — тихо спросила она.
— Да.
— Что-то очень важное?
— Нечто такое, что я должна скрывать изо всех сил, — ответила Этни, не будучи уверенной в том, что Дюрранс еще не раскрыл ее тайну.
Она переступила через порог, на террасу. Лужайку перед домом обрамляла живая изгородь, за ней мягкими волнами простирались поросшие травой поля, а за ними, среди деревьев, Этни видела дымок из трубы дома полковника Дюрранса. Она немного постояла на террасе в сомнении. Слева от лужайки, вдоль берега реки, тянулась полоса высоких дубов и буков. Сквозь широкие просветы между ними виднелись блики солнечного света на воде, лесистый склон на другом берегу и парусник вдали, медленно скользящий на лёгком ветерке.
Этни оглядывалась, словно собираясь с силами и, возможно, выбирала слова для мужчины, неуклонно приближавшегося к ней по этой лужайке. Если у неё и имелись какие-то сомнения, она видела — у этого слепого человека их нет, совсем нет. Казалось, его глаза помогают ногам выбрать путь, а трость которой он хлестал острые лезвия травы, Дюрранс держал в руках скорее по привычке, чем из необходимости. Этни спустилась по ступенькам и медленно, словно готовясь к трудному разговору, пошла ему навстречу.
Возможности проникнуть в их разговор с нетерпением ждал кое-кто ещё. Едва Этни спустилась по ступенькам, миссис Адер отбросила книгу, которую листала лишь для вида, и кинулась к окну. Укрывшись за драпировкой гардин, она внимательно следила за происходящим. На губах миссис Адер ещё блуждала улыбка, но глаза яростно горели, а лицо приобрело голодное выражение.
— Кое-что ей нужно скрыть во что бы то ни стало, — довольным тоном сказала себе миссис Адер. В голосе звучало презрение к Этни Юстас, свободной женщине, которая пытается избежать брака со слепцом, боится ограничить свою свободу. Именно этот страх пытается скрыть Этни, миссис Адер в этом не сомневалась. — Что до меня, так я очень рада, — добавила она, и в самом деле неистово радуясь тому, что Дюрранса поразила слепота.