Четыре сестры-королевы

Она старалась не плакать, но всегда не справлялась с собой, и сарказм Ричарда переходил в насмешки, а то и хуже. Потом его раздражительность проходила, и он раскаивался. Забыв про Флорию, он думал только о Санче, дарил ей драгоценности и наряды, покупал восхитительное вино из Тулузы и сажал ее себе на колени, как в те времена, когда они только что поженились. Но вскоре его взоры снова устремлялись на Флорию, и Авраам смотрел на Санчу, будто она тому виной.

Малыш открывает глазки – обреченные стать карими, хотя сейчас невинно голубые – и присасывается к ее груди. Она зовет кормилицу, но приходит Жюстина.

– Я отнесу его к ней, госпожа, – говорит она с большой почтительностью, которая возросла с тех пор, как Санча родила сына. – Вы должны отдохнуть: завтра у вас великий день.

День в самом деле будет великий. Наконец Санча по праву займет место рядом с мужем. Церковный обряд покажет всей Англии, что она, а не Изабелла Маршал, теперь графиня Корнуолла. Санча представляет себя идущей рука об руку с Ричардом от гостя к гостю, как приветствует дома английских баронов и лучших рыцарей. И он наконец начнет ею гордиться. «Когда мы только поженились, у меня были сомнения, – будет говорить он, – однако я ошибался. Тогда она была девочкой. А посмотрите теперь! Стала графиней, которой я горжусь».

Графиня, которой можно гордиться. Назавтра утренний туалет занимает изрядное время; Жюстина натягивает, подворачивает, затягивает, завязывает, покрывает локоны госпожи алмазной сеткой, и Санча выглядит так, будто обмакнула голову в звезды.

– Вы будете там самой изящной и изысканной из женщин. Возможно, тогда злые языки приумолкнут, – говорит служанка.

– А они болтают? Обо мне?

– А разве вы не одна из знаменитых савойских сестер? Разве не вышли за самого богатого человека в Англии? Все говорят о вас, особенно сегодня, потому что вы подарили графу настоящего сына.

Санча неуверенно смеется:

– Настоящего? А бывают ненастоящие?

Губы Жюстины на мясистом лице сжимаются в нитку.

На церемонию, похоже, пришла вся Англия. Санча стоит у входа в собор вместе с Маргаритой, Элеонорой и Жюстиной, не в состоянии войти, поскольку все зеваки невероятным образом вытянули шеи, чтобы хоть мельком взглянуть на нее.

– И папа римский здесь? – спрашивает Маргарита. – У меня на церемонии не было столько народу.

Во время обряда Санча двигается как во сне. Стоя на коленях перед алтарем Девы Марии, она возносит благодарность за свою роскошную жизнь, которой она не заслужила, и за любовь сестер, которые приехали издалека на ее чествование. Взгляд Ричарда согревает ее, как дыхание возлюбленного, хоть она и думает, что он не любит ее – пока. Теперь, когда она родила ему сына, его чувства, похоже, меняются. И за это она тоже возносит благодарение.

После службы Санча с сестрами переходит на поле, где должен состояться турнир – первый, который она увидит в жизни.

– Я привезла Жуанвиля, чтобы сражался в мою честь, – говорит Маргарита. Ее глаза тихо мерцают, как свеча. – Посмотрим, как ваши английские рыцари испытают его отвагу! Узнают, почему французское войско самое грозное в здешних краях.

Санча улыбается, несмотря на страх. Она слышала рассказы об этих кровавых, а то и смертельных играх. Отец никогда не позволял в Провансе рыцарских поединков: «Война – это не игра и не спектакль», – говорил он. Король Генрих тоже их запретил, и Ричард их не выносит, но никто не может отказаться от французского вызова на состязание.

Она сидит на возвышении рядом с полем для поединков вместе с сестрами – не королева, как они, но чувствует себя королевой, пьет вино из инкрустированных драгоценностями кубков и восхищается рыцарями в кольчугах, панцирях, кожаных шлемах и со щитами, украшенными разноцветными гербами.

– Красавица! – кричит кто-то. – Красавица, это тебе!

К ним летит букет алых роз, но красивый рыцарь Маргариты, стоящий чуть ниже, ловит его рукой в перчатке и преподносит ей.

– Смотри, сестра: Жуанвиль уберег ее от колючек! – кричит Элеонора.

– Теперь увидим, как он будет колоть английских вассалов своим копьем, – говорит Маргарита.

На поле Ричард и король Генрих состязаются с лучниками, пытаясь стрелами расщепить ветку дерева. Ричард возится с тугим луком, изо всех сил напрягая мышцы спины и рук, – но не может натянуть его полностью, и стрела падает, немного не долетев. Он делано улыбается, когда Генрих похлопывает его по спине, но лицо его наливается темной краской. Когда Генрих стреляет успешно, Ричард оглядывается, не увидел ли кто, и хмурится на Санчу, будто в его промахе виновата она. Она надеется, что ей не придется расплачиваться за это его унижение. Вино из кубка помогает унять дрожь в жи-воте.

– Есть какие-нибудь новости о юном короле в Эдинбурге? – спрашивает Маргарита Элеонору.

– Он принял наше предложение. – Элеонора сцепляет руки. – Наша маленькая Маргарита будет королевой Шотландии. Скоро вся наша семья будет состоять из королев и королей.

– Кроме меня, – замечает Санча.

– Почему же? У Ричарда большие амбиции. Когда-нибудь я ожидаю увидеть и тебя на троне.

Санча содрогается:

– Боже упаси меня от этой участи.

– Ты не хочешь изменить мир? – усмехается Маргарита.

– С меня хватило бы изменить мир Ричарда.

– Ты стала вдруг преданной женой? Иисус не ревнует?

– Ты и так невероятно улучшила Ричарду жизнь новым ребенком. – Элеонора бросает на Маргариту строгий взгляд. – Уже много лет я не видела моего деверя таким счастливым.

– У Ричарда была тяжелая жизнь, во многом трудная, – соглашается Санча.

– Король Иоанн был со всеми жесток, в том числе и со своими детьми, – говорит Элеонора. – Генрих рассказывал страшные истории. Увы, он сам унаследовал отцовский характер.

– Но тебя он не обижает? – Санча хватает сестру за локоть.

– Обижать Элеонору? Мне жаль того, кто попробует, – смеется Маргарита.

Звучит труба. Лучники собирают свои стрелы и возвращаются за столы. На поле выезжают рыцари на боевых конях и выстраиваются: английские на одной стороне, французские – на другой.

– Погодите, сейчас вы увидите, как ловко Жуанвиль орудует копьем, – говорит Маргарита.

– У Генриха слишком нежная душа, чтобы грубо со мной обращаться, – отвечает Санче Элеонора. – Думаю, то же можно сказать о Ричарде.

– Он совсем не любит свою мать. – Санча отводит глаза. Стоит ли говорить сестрам правду? Не посмеются ли они над ней, как Маргарита любит? – Обиделся на нее за то, что бросила его, когда умер его отец.

– Генрих тоже печалится, что она ушла. Он всегда говорит: «Никогда у меня не было своей семьи». А теперь она снова ушла – в монастырь.

– Завидую ей, – вздыхает Санча.

– Она говорит, что принимает епитимью за свою ложь Генриху и Ричарду, когда заманила их воевать с французами. И поделом ей! Генриха чуть не убили.