Четыре сестры-королевы
Шрифт:
– Пока не заплатим папе Иннокентию, мы не можем требовать сицилийский трон для Эдмунда.
– Если бы я собирался завоевать Сицилию, то чтобы взять ее себе, – отвечает Ричард.
– Теперь ты захотел стать королем Сицилии? – спрашивает Элеонора. – После того, как сам отка-зался?
– Моя госпожа. – Перед ней приседает в реверансе ее племянница Агнесса де Салуццо.
Санча наконец пришла в себя, говорит она. Элеонора спешит к двери, за ней, подняв юбки, ее фрейлины.
Санча лежит на кровати в спальне и тупо смотрит в потолок распухшими от ночных слез глазами:
– Я не убивала ее.
– Я знаю, дорогая. – Элеонора садится на кровать
– Ты должна мне верить.
– Конечно, верю.
– А Ричард нет.
– Ричард верит лишь тому, что ему выгодно.
– Он уговорил Генриха освободить этого убийцу – Авраама, а теперь привез его в Беркхамстед снова жить у нас. – Она сжимает Элеонорину руку. – Теперь Авраам убьет меня.
– Милая Санча! Зачем кому-то убивать тебя?
– Он убил ее, чтобы спасти свою честь. А меня убьет, чтобы я молчала.
Когда у сестры появилось такое богатое воображение? В детстве это Элеонора и Маргарита писали канцоны и пели их, изображая трубадуров, или сочиняли сказки про Ланселота и короля Артура и играли роли, а Санча сидела в углу и рисовала, замкнутая в своем собственном, предположительно тупом и скучном, мире.
– Вероисповедание Авраама отвратительнее, чем все, что ты можешь вообразить.
Согласно придуманному Ричардом документу еврей задушил жену за то, что та вытирала картину «Мадонна с младенцем», которую Авраам повесил около нужника в качестве надругательства.
– Ричард не знает, что я видела, как он прелюбодействовал с Флорией, – говорит Санча, сжимая Элеоноре руку. – Он ненавидит скандалы! Он бы и мне желал смерти. Как своей первой жене.
– Изабелле Маршал? Она умерла в родах.
– После встречи с его любовницей. Жанна де Валенс никому не позволит встать у нее на пути.
Элеонора призывает все свое терпение.
– Никто не умрет. Если твой еврей убил свою жену, то это было в порыве страсти.
– «Если»? Ты тоже мне не веришь.
Элеонора встает.
– Чему я не могу поверить, так это твоим истерикам. И меня это очень тревожит. Ты должна взять себя в руки и пресечь эти дикие обвинения. Иначе сама подвергнешься ритуалу изгнания бесов, а то и хуже. – В Париже один ученый предлагал сверлить дыру в черепе одержимого, чтобы выпустить злых духов.
– Почему ты такая злая? – снова начинает плакать Санча.
Элеонора воздерживается от жалоб: сохранить Сицилию для Эдмунда – заплатить папе – Элеонора и Генрих должны попросить у Маргариты и Людовика денег в долг. Бароны не смягчатся, пока их возглавляет Симон. А тот начинает размахивать «Хартией вольностей», возмутительным набором ограничений на ее и Генриха способность править. Этот документ составили люди, которых заботит лишь собственное богатство. Она и Генрих, конечно, откажутся подписать эту хартию, как бы Симон ни угрожал «последствиями». И еще одна печаль, вырисовывающаяся даже по ночам, – болезнь дочери Катерины. Сначала бедняжка родилась глухой, а теперь начала слепнуть. Нервозность Санчи кажется чрезмерной, тем более что Ричард уже все ей объяснил.
– У меня куча дел, – говорит Элеонора. – Нет времени вытирать твои слезы.
– Мы же сестры. И должны помогать друг другу.
– Ради бога, Санча! Когда ты повзрослеешь? – Лицо сестры искажается, как от пощечины. – Мы взрослые женщины, Санча. И должны сами о себе заботиться. Теперь ты должна заставить себя встать с постели и одеться для коронации Эдмунда.
Папский легат прибудет через час. Она спешит из комнаты, вниз по лестнице, через зал, где слуги расставляют столы, на кухню – проверить
блюда, что готовят к пиру: жареная цесарка, оленина в винном соусе, форель из пруда, весенняя зелень и спаржа из огорода, вареная картошка со сливочным маслом, яблочные пироги и лимонный торт. Обратно в зал – там слуги носят вазы с маргаритками и расставляют на столах, но она вмешивается. Нужны розы, и неважно, что ее белые розы сейчас не цветут. Все равно Эдмунд предпочитает красные. Сегодня все должно быть безупречно.Она находит Генриха в его покоях, он уже надел белые с золотом одежды и стоит перед зеркалом, а его камердинер Уильям де Сент-Эрмен укрепляет у него на голове корону.
– Мои волосы седеют, Элеонора, – печально улыбается король. – Скоро ты окажешься замужем за стариком.
– За опытным мужчиной. – Она подходит и целует его. – И еще более красивым, чем раньше. Серебро в волосах чудесно идет к золотой короне.
– Боюсь, у Симона те же мысли вызывает серебро в его волосах.
– Пусть думает что хочет.
Генрих вздыхает и проводит руками по талии. Его отвисшее веко дергается.
– Он явно затевает пакости. Его гнев по поводу Сицилии очень меня удивил.
– Это только повод разъярить баронов. Симон ищет себе товарищей по несчастью. Когда они увидят сегодня, как Ростан надевает королевский перстень на палец Эдмунду, их сердца забьются по-другому.
Элеонора и Генрих не пожалели средств для этого события.
– Джон Монселл и я кое-что добавили к церемонии, – улыбается король, отчего вокруг глаз собираются морщины. – Подожди, увидишь. Только каменное сердце останется спокойным.
Няня вводит в зал Эдмунда, его волосы еще мокры после умывания, глаза широко раскрыты. Когда его целуют в щеки и называют «Маленький король», он сохраняет на лице торжественное выражение.
– Я стал королем Англии в девять лет, – говорит ему Генрих, когда они втроем, держа за руки сына, направляются в собор. – На один год меньше, чем тебе сейчас.
– Ты велел раздать всем детям в стране сласти и объявил много особых праздников, когда не будет уроков? – улыбается Эдмунд. – Вот что я сделаю в Си-цилии.
– Твои подданные, а особенно молодые, будут обожать тебя за это, – говорит Элеонора.
– К сожалению, ты не сможешь править, пока не вырастешь, – объясняет Генрих. – Пока ты не станешь взрослым, за Сицилию буду отвечать я.
– А потом я смогу делать, что захочу!
– Если бы! Ты обнаружишь, маленький король, что твои бароны захотят направлять тебя. Тебе придется выслушивать их и иногда выполнять их указания, даже когда не хочется.
Мальчик хмурит брови:
– Тогда зачем быть королем?
Генрих и Элеонора смеются.
– Хороший вопрос, – говорит Элеонора. – Он часто мучает твоего отца в последнее время.
В дверях собора они ждут, чтобы совершить торжественный вход, влажная ладонь Эдмунда в холодной руке матери. Когда звучат трубы, втроем начинают долгий путь мимо толпы, позади следует свита. Пришли все бароны, и вместе с ними Элеанора Монфор. У Элеоноры колотится сердце, но она не может поймать взгляда своей золовки. С другой стороны Глостер следит за ней оценивающим глазом. Потом нужно будет с ним поговорить: его поддержка в вопросе о Сицилии станет решающей. Она кивает дяде Питеру, дяде Филиппу и дяде Бонифасу, их лица опечалены отсутствием брата. Бонифас незадолго до мессы услышал про захват дяди Томаса и так расплакался, что закончить церемонию пришлось одному из епископов. Прошло уже несколько недель, а он все еще смотрит так, словно пришел конец света.