Четыре Ступени

И тут всплыло в памяти: расширенные зрачки, потемневший взгляд, звякнувшая о тарелку вилка, медленное приближение Дрона, сбившееся дыхание, рванувшееся из груди и затем стремительно летящее в неведомую пропасть сердце, глухота, немота, распад на молекулы… Сразу пришло спокойствие. Сотой доли чувств, вызванных тогда Дроном, не всколыхнуло в ней агрессивное наступление Павла Николаевича. Юрка был сама неотвратимость. Павел Николаевич представлялся досадной и нелепой случайностью. Хорошо, пусть Дубов использует свой шанс. Вряд ли он получит ожидаемую им ответную пылкость. Опомнится тогда сам, охолонётся, по выражению Скворцова. Сладко лишь, когда женщина сама обнимает.

Прижатые к груди руки Светлана опустила, расслабилась, отстранённо разглядывала Павла Николаевича. Аура безразличия обволокла её, растеклась в стороны, остановила Дубова. Он понял - сейчас Светлана ему всё разрешит, всё позволит, но безучастно, превратясь в бревно, в куклу. Не того ему хотелось, не равнодушия. Взаимности жаждалось. Сердитый и сконфуженный, медленно гаснущий, он с немалым трудом выпутался из им же созданного патового положения. Светлана, воспользовавшись недавним опытом, великодушно предложила:

– Забудем, Павел Николаевич. Давайте всё забудем. И сегодняшний день, и ресторан, и поход, и вообще наши старые отношения. У нас с вами разные дороги. Они скрестились ненадолго и разошлись в разные стороны. Я на вас не в обиде. И вы на меня зла не держите.

Улыбнулась грустно, покидая тренерскую. Через несколько минут порадовалась. Рецепт Дрона действенным оказался. Смягчил конфликтную остроту.

– Ладно, Аркадьевна, не журись, - Люля хлопнула её по плечу, возвращая к дню сегодняшнему.
– Перемелется - мука будет.

– А я разве журюсь?
– удивилась Светлана.
– У меня теперь другие заботы. Мне вон к родительскому собранию готовиться надо, к педсовету, Рябцева с Ковалёвым срочно мирить. На майские праздники на дачу с отцом сгонять, порядок там навести.

– А мать дома оставите?

– Мама, Люль, на глазах угасает. У неё сил доехать нет. И на даче… Там ведь вкалывать надо. Куда ей вкалывать? Она с нового года не помнит, как картошку варить. Веник больше трёх минут в руках удержать не может.

– Значит, пылесос купи, сама готовить учись.

– Есть пылесос. Про веник я так… для иллюстрации. А готовить учусь. Мне деваться некуда.

*

– Светлана Аркадьевна! Я вас искал на праздники. Где вы пропадали?

– Уезжала из Москвы, Витя.

– Далеко?
– Рябцев пытливо всматривался в лицо Светланы, сорока любопытная.

– Пять часов езды на перекладных, - не желая уточнять детали, сказала она.

– Далеко, - констатировал Витька. Руки по устоявшейся дурной привычке держал в карманах. Морщил нос, отчего веснушки казались живыми, смешно шевелящимися золотыми букашками.

– Вы мне во как были нужны. А вас не было.

– Для чего нужна?
– заинтересовалась Светлана.

– Ольга Александровна разрешила Павлику на улице дольше гулять. На горку разрешила ходить, за дом. Если со мной. А я беспокоюсь. Конечно, нормальному пацану стыдно возле подъезда на лавочке на лавочке зависать. Надо местность… это… осваивать. Во. Но вдруг у Павлика обморок случится или ещё чего? Я ж его обратно один не дотащу. Помощники нужны.

– Видишь ли, друг мой, Витя, у меня далеко не каждый день есть возможность…

– Да я не про вас говорю, - нетерпеливо перебил Рябцев.
– Хотя с вами тоже ничего. Конкретно… Мне бы ещё какого пацана типа Ковалёва.

– Ковалёв отказал тебе в помощи?
– сделала недоверчивое лицо Светлана.

– Не… Я его пока не просил.

– Ну так попроси. Когда он тебе отказывал?

– Там… это… - Витька отвернул свой курносый нос в сторону, сдвинул белёсые короткие бровки.
– Короче… не могу я…

– Почему?
– продолжала разыгрывать притворное недоумение Светлана.

– Мы это… не разговариваем, - дёрнул головой Витька

– Ты же мне сказал, вы помирились.

Рябцев виновато моргал, пыхтел потихоньку. Догадаться, в чём дело, было не трудно. Павлик Павликом, но существовал один крайне весомый фактор. Витька и не подозревал о полной осведомлённости Светланы Аркадьевны в некоторых вопросах. В частности, касающихся лично Витьки. Футбольная команда на базе восьмого “Б” стала свершившимся фактом. Увы, Рябцева, отличного футболиста, в ней пока не наблюдалось. Не окажись он в стороне от Ковалёва, от других мальчишек, тогда о-го-го! Гордость мешала Витьке пойти на поклон, попроситься в команду. Если бы только одному Николаю Николаевичу, а то ведь надо прежде всего команде кланяться. Кланяться Витька не собирался ни за какие коврижки. Унижаться, ещё чего! Ему особое приглашение требовалось. Вот и придумал сначала Ковалёва вернуть, потом спокойно дождаться от него приглашения. Для возвращения Ковалёва он решил поделиться с Шуриком своим секретом, припахать его к шефству над Павликом. Эту хитрую пацанскую комбинацию совсем недавно Люля расписала Светлане до тонкости. Сейчас Светлана получала истинное эстетическое наслаждение от точно выверенных педагогической стратегии и тактики.

– Так, я поняла, ты меня тогда обманул, с Шуриком не мирился. Чего ж ты хочешь теперь?

Великий комбинатор тяжко вздохнул:

– Поговорите с Шуркой.

– Поговорить с хануриком?
– ехидно напомнила Светлана давний разговор.
– Я должна вас помирить? Правильно понимаю?

– Ну, да… - теперь нос Витьки поехал к низу, стал виден упрямый хохолок на макушке.
– Вы, конечно, не должны. Но ведь можете? Чего вам стоит?

– Могу. Но хочу ли? Вот в чём вопрос.

Рябцев встрепенулся, вытаращил глаза. Главное сейчас - не переиграть. Люля особо предупреждала.

– Вот вы как!
– начал ощетиниваться Витька.
– В доверие втирались, другом прикидывались, а сами…

Светлана не дала ему высказаться до конца и убежать с чувством несправедливости мира к конкретному пацану Витьку Рябцеву, перебила:

– Во-первых, ты торопишься с выводами. Торопливость ведёт к ошибкам. Во-вторых, не очень хорошо разбираешься в дружбе. В-третьих… - и замолчала.

– Что “в-третьих”?
– зло поторопил Витька.

– У меня несколько иной подход к проблеме. Я могу помирить тебя с Ковалёвым. Мне не сложно. Но моё уважение ты при этом потеряешь, Витя.

– Это почему?
– растерялся Рябцев. Не ждал резкого поворота в разборке, переноса акцента с личности Светланы Аркадьевны на собственную персону.

– Мужчина должен уметь большинство проблем решать сам. Если он мужчина, не тряпка. Поверь, гораздо больше настоящего мужества требуется для того, чтобы сказать Ковалёву “извини, был неправ”, чем спрыгнуть со второго этажа на школьный двор.

– Откуда вы знаете? Кто настучал?

– Никто. Сама видела, Витя. Скажи спасибо, до Галины Ивановны пока не дошли слухи о твоём прыжке. Знаешь, почему ты не стал мириться с Шуриком, никому ничего не сказал о Павлике? Боялся, все увидят твои хорошие качества, твою доброту, отзывчивость, перестанут считать крутым, безбашенным, перестанут уважать, изведут насмешками. Вот эта боязнь и есть настоящая трусость, Витя. Далеко не каждый представитель сильного пола способен её преодолеть и, следовательно, быть настоящим мужчиной. Подумай на досуге о моих словах. С Шуриком я тебя помирю, не проблема. Зайди сегодня ко мне в кабинет часам к четырём. А сейчас давай, топай на алгебру. Через минуту звонок будет.