Четыре вечера с Владимиром Высоцким

Туманов. Я помню, в одной из компаний какой-то подвыпивший майор еще и заказал культурную программу, требовал, чтобы Володя спел. Володя долго молчал, а поскольку этот майор не отставал, он не выдержал и, помню, говорит: «Слушай, майор, постреляй, а? А я тогда попою».

Говорухин. У него были тысячи знакомых и совсем немного людей, которые приходили в дом к Володе свободно.

Туманов. Приходили иногда незваными. И надо сказать, что Володя иногда… Ну он не был подарочным человеком в таком смысле.

Рязанов. Не подарок, да?

Говорухин. Далеко не подарок. Он мог хлопнуть дверью перед чьим-нибудь носом:

Рязанов. И хлопал?

Туманов. И хлопал, хлопал.

Говорухин. И по морде хлопал.

Рязанов. Станислав Сергеевич, расскажите, пожалуйста, как он кому-то по морде дал!

Говорухин. В 66-м году «Вертикаль» снимали, у нас затеялась небольшая драка там с балкарцами. Их было больше, чем нас, а нас было двое с Володей. Нас разняли потом, подбежали дружинники, и вообще это все закончилось, забыто, прошло. И вот в позапрошлом году я в тех же горах снимал «Детей капитана Гранта». И мне одна девушка говорит: «А вот у нас в кафе работает один друг Высоцкого». И мы с ней пошли. Я говорю: «Покажи мне»… А это тот самый шашлычник, которому двадцать два года назад Володя морду бил. Сегодня он всем говорит, что он друг Высоцкого…

Туманов. История, о которой я хотел рассказать, произошла без четверти три, потому что в три открывается магазин на Арбате. Как он назывался? «Самоцветы»? Ну, неважно, как он назывался. Мы стоим в ожидании, когда откроется. Подходят два парня, говорят: «Дай прикурить». Почему-то именно к нему. Володя достает зажигалку, у него всегда зажигалки зажигались как-то быстро. Володя достал зажигалку и попробовал несколько раз. Она как назло не зажигается, и вдруг один из парней лет тридцати сказал: «Высоцкий, что-то ты обнаглел совсем в последнее время».

И я помню реакцию Володи: вспышку и, в общем, ответ очень такой достойный. Сокрушительный.

Рязанов. Что вы называете достойным ответом?

Туманов. Нужно сказать, что удар был очень хороший. А вот другой случай. Звонок телефонный. И я слышу, что Володю приглашают в удобное для него время в субботу или в воскресенье спеть для очень высокопоставленных товарищей. Володя говорит: «Понимаете, я, к сожалению, не располагаю временем». А в ответ такое аж придыхание почти: «И вы им отказываете?! Если вам сами позвонят, вы и им откажете?» Володя поморщился (а это звонил секретарь) и еще раз повторил: «Я же вам сказал, я совершенно не располагаю временем». И повесил трубку. Когда я ему сказал: «Мажет быть, не нужно было?» — он только махнул рукой.

Рязанов. А кто звонил? Откуда-то сверху?

Туманов. Выключите на секунду. (Это относилось к видеозаписи. Оператор сделал вид, что перестал снимать.) От Зимянина звонили.

Рязанов. «Меня к себе зовут большие люди,

Чтоб я им пел «Охоту на волков…»

Я слышал, что у него два раза были случаи клинической смерти. Это правда?

Абдулов. Ну вот первая история. Это был, по-моему, конец 60-х годов. Тогда впервые приехали в Москву все сестры Марины со своими мужьями. Была радостная встреча. Были друзья, был замечательный вечер. Володя поет, потом куда-то выскакивает. Я смотрю на Марину. Марина вся белая. И тоже не понимает, что происходит. Потом включились сестры, они тоже что-то почувствовали. А он все время выскакивает и выскакивает. Я за ним. Он в туалет, наклоняется: у него горлом идет кровь. Ну таким бешеным потоком. Я говорю: «Что это?» Он говорит: «Вот уже часа два». Он возвращается, вытирается, садится. Веселит стол, поет, все происходит нормально. Потом все хуже и хуже. Вызывают «скорую помощь», кто-то уводит гостей. Приехала «скорая помощь». И он оказывается впервые в институте Склифосовского, где потом появилась у него масса друзей, которые до конца дней были рядом и помогали в трудную минуту. И дальше восемнадцать часов боролись за его жизнь. Когда он был и на том свете и на этом. «Врежу там — я на этом, врежу здесь — я на том».

Рязанов. А второй случай?

Абдулов. 1979 год, 24 июля. Один год и один день до смерти. Мы в маленьком городке в Кызылкумах, жара 60 градусов. Пятое выступление в день. Причем, конечно, это не то, что многие кричали: вот больше выступлений— побольше денег. Нет, Володя в какой-то…

Говорухин. Обожди, обожди. Ты этот момент тоже не отбрасывай, это была его единственная возможность заработать.

Рязанов. Какая у него была зарплата?

Говорухин. 140 рублей.

Абдулов. Нет. Нет. 150 рублей.

Говорухин. Ну неважно. Единственная возможность заработать. Этот момент ты зря скидываешь со счетов. Он чрезвычайно важен. У артиста. Вот, скажем, у Высоцкого. В театре он получает столько, что недостаточно на бензин.

Рязанов. Наши актеры самые низкооплачиваемые в мире.

Говорухин. Книги его не печатают. Пластинки его выходят последние годы только. И чрезвычайно мало.

Значит, у него была единственная возможность — поехать в Кызылкумы и на шестидесятиградусной жаре давать концерты, по пять в день.

Абдулов. Но это одна сторона.

Говорухин. Это немаловажная сторона. Абсолютно немаловажная, и никакого стеснения у него по этому поводу не было.

Абдулов. Да. Но при этом была и другая часть.

Основная. Ему невероятно были дороги и важны люди, к которым он приезжал. И он для них выкладывался так, как выложиться просто невозможно.

Говорухин. А он всегда выкладывался. И даже когда тебе одному пел песню. Он все равно выкладывался; и пот и жилы — все.

Абдулов. Идем на пятое выступление, и я вижу, что Володе очень тяжело, очень неважно он себя чувствует. Я Говорю: «Володь, пожалуйста, я не призываю халтурить, но ты все-таки можешь поменьше спеть, побольше рассказывать.

Ты очень вымотан». Он долго слушал. Я говорю: «Чего ты молчишь?» Он расхохотался: «Ты знаешь, я так не могу». И вот каждое пятое выступление было гораздо выше первого. Потому что у него было ощущение какой-то вины перед зрителями. Мол, скажут, пятое выступление, устал. Нет, пятое было еще мощнее. Еще лучше. Еще больше и насыщенней пел.

А на следующий день — Бухара. Мы приезжаем в Бухару. Он чувствует себя совсем плохо, и клиническая смерть на восемнадцать минут.

Рязанов. Ну как это произошло? Человек враз теряет сознание, как?

Абдулов. Мы готовились к выезду на очередное выступление, он схватился за сердце, и я к нему бросился. Слава богу, рядом с нами был товарищ-реаниматор, который его пытался вывести из этого состояния всеми возможными способами.

Рязанов. Почему он был рядом?

Абдулов. Он был рядом потому, что уже было такое опасение. Дальше он сделал крайнее, что только можно. Сделал укол в сердечную мышцу. Мы свернули гастроли — у нас было там несколько еще выступлений — и уехали в Москву и…

Рязанов. Ну как уехали? Что, на следующий день после того, как это было?

Абдулов. Да в тот же день он был уже нормальным человеком. И говорил: «Ну ладно, ребята, немножко плохо было». Мы полетели в Москву. И каково же было удивление наших друзей, с которыми мы работали, когда на следующий день после нас они приехали в Москву с грузом, и первым, кого они увидели на трапе, был Володя. Через два дня после клинической смерти! Он просто не мог не поехать, не встретить друзей и не помочь им… Врач-реаниматор недаром был рядом в Бухаре: это могло случиться в любую минуту. Человек практически знал, что обречен, что может завтра погибнуть.