Четыре жезла Паолы

Сай обняла ее, и привычность этого прощания когтями прошлась по сердцу.

— Вы ведь догоните? — спросила Паола. — Все хорошо будет?

— Мы вас там встретим, — ухмыльнулась шаманка. — Иди, Ола.

Таграну утро не прибавило добродушия. Да с чего бы, вздохнула девушка. Воин шел молча, иногда косясь в ту сторону, где — Паола теперь знала — лежала ее страна. Он заметно хромал, но Паола едва поспевала следом. Примерно на полпути она решилась окликнуть:

— Подожди… запыхалась.

Призналась, едва удержав слезы:

— Когда быстро надо, я привыкла лететь.

Варвар ничего не сказал — хотя, как показалось Паоле, хотел. Сбавил еле-еле; но то ли ей хватило, то ли приноровилась, теперь стало легче.

Перед тем как войти в становище, Тагран крепко взял ее за руку. И это вовсе не показалось Паоле лишним. Такой кутерьмы она не встречала давно — с тех самых пор, как ходила в храм помогать с беженцами. Ржали кони, визжали дети, женщины сворачивали палатки, мужчины навьючивали скарб на коней. Не будь Таграна, подумала Паола, затоптали бы и не заметили!

Тагран подвел ее к одной из женщин. Сказал:

— Мать, это Ола. Присмотри за ней.

Степнячка оглядела девушку долгим пристальным взглядом. Кивнула:

— Как скажешь, сынок.

Сунула в руки Паоле свернутое одеяло:

— Подержи пока.

И вернулась к увязыванию прочего скарба. Тагран ушел, а Паола так и стояла с одеялом в охапке, украдкой разглядывая женщину, которую он назвал матерью.

Больше всего удивляла ее молодость. Ни за что Паола не поверила бы, что эта совсем еще не старая женщина может оказаться матерью взрослого воина. На вид дала бы ей тридцать лет, не больше. Высокая, вроде и тонкая, но при этом крепко сбитая и, очевидно, сильная. Ставшая уже привычной Паоле бесстыдная манера одеваться: мужские штаны и сапоги, а на плечах — меховая накидка, почти не скрывающая высокую грудь. Ловкие, быстрые движения. Амулеты на крепких запястьях, на стягивающем темные косы ремешке. Спокойное лицо, вроде ничем и не примечательное, но приятное. Быстрая, слегка насмешливая улыбка.

— Нагляделась? Давай сюда.

Одеяло заняло свое место поверх остальных пожитков, а Тагранова мать наконец-то обернулась к девушке. Спросила:

— Ты хоть в седле удержишься?

Паола пожала плечами:

— В детстве умела, а теперь не знаю.

Взгляд женщины метнулся Паоле за спину. Девушка обернулась, шарахнулась. Это жуткое, изуродованное шрамами и черно-красными знаками лицо она уж точно узнает среди сотни одинаковых на лица варваров!

Вождь оскалился; татуировки на лице задергались, шрамы заизвивались червяками. Улыбается? Паола сжала кулаки.

— Я говорил, останешься с нами. Пошли. Со мной поедешь.

Паола попятилась, прошипела:

— Я скорей с диким орком пойду добровольно, чем с тобой.

Варвар шагнул к ней.

— Оставь девчонку, — сказала Тагранова мать. — Я за ней лучше тебя пригляжу. Тебя она боится.

— Смотри, — буркнул вождь, — она упрямая.

— Ничего, поладим. — Степнячка усмехнулась. — Дети все упрямые. А из неупрямых ничего путного не вырастает.

Вождь невнятно ругнулся сквозь зубы — разрисованное лицо снова ожило, задвигалось чуждым человеку образом. Развернулся и размашисто зашагал прочь. Паола медленно выдохнула. Только теперь она заметила, что вся дрожит.

— Не бойся, — сказала степнячка, — не тронет он тебя. Никто не тронет.

— С-спасибо… — Паола с трудом разжала кулаки. Растерла ладони. Спросила: — Как мне вас называть?

— Меня? — переспросила степнячка. — Я одна, девочка, никаких «нас» тут нет. Зан-лу меня зовут, хочешь — матушка Зан-лу, хочешь — тетушка Зан-лу. Эй, Гвир, — резко обернувшись, махнула рукой коренастому мальчишке лет десяти. — Поди сюда, поможешь. А ты, Ола, коня держи.

Паола гладила гнедого по лохматой морде, тот фыркал, норовил прихватить пальцы губами. Тетушка Зан-лу и Гвир быстро навьючили пожитки, увязали.

— Увезет? — Паола оторопело глядела на огромные вьюки.

— Конечно, — фыркнул мальчишка. — Это ж конь!

— Да уж вижу, что не телега, — буркнула Паола.

Зан-лу вскочила в седло рыжей кобылы, подобрала повод вьючного. Обернулась к мальчишке:

— Чего встал? Приведи для Олы кого посмирней.

Мальчишка исчез и вскоре возник, ведя в поводу заседланную кобылку, низкорослую, солнечно-рыжую, с узкой белой проточиной на морде и белыми бабками.

— Какая красавица! — восхитилась Паола. — Как ее зовут?

Мальчишка поглядел на нее как на спятившую:

— Это ж конь! Не человек!

— А у нас коням тоже имена дают, — улыбнулась Паола. — Будет Звездочкой.

Погладила Звездочку по морде, проверила, хорошо ли затянута подпруга, и, схватившись за гриву, вспрыгнула в седло. Порадовалась мельком: помню, не разучилась. Нашла стремена, поморщилась: длинноваты. Подтянула под себя. Звездочка стояла смирно.

— Хорошая моя. — Паола похлопала кобылу по шее. — Я готова.

Зан-лу довольно кивнула.

Навыки езды верхом и впрямь вернулись к Паоле легко. Правильно говорят — что умеешь, того не позабудешь. Но отвыкшее тело уставало немилосердно, спина и ноги болели, зажившие раны у основания крыльев зудели: правильная посадка требовала напряжения совсем не тех мышц, которые привыкли к длительным нагрузкам. В первые дни пути Паола только тем и была озабочена, как бы ненароком не свалиться Звездочке под ноги. Потом осмелела, стала болтать с Зан-лу и незаметно приглядываться к дороге и попутчикам.

Очевидно, такие переезды были для племени делом привычным. Жизнь в пути текла так же плавно и размеренно, как в становище. Разве что пищу не готовили, обходясь дорожными припасами. Караван шел с утра до полудня, потом давали лошадям отдохнуть и делали еще переход — до раннего вечера. Едва солнце начинало ощутимо клониться к горизонту, останавливались, избавляли коней от груза и давали отдых им и себе. Вьюки складывали стенкой, безошибочно угадывая направление ночного ветра. За этой стенкой и спали, прямо под открытым небом, завернувшись в одеяла.

Первое время на Паолу косились, а то и откровенно пялились. Конечно, все знали, кто она и как оказалась в племени. Но одно дело знать, а другое — когда чужачка-пленница не у лекарки с шаманкой, куда трижды подумаешь, идти ли любопытствовать, а среди всех. Иногда у Паолы аж лопатки чесались от взглядов, так и хотелось развернуться, спросить: ну и чего уставились, людей не видели? Или я вам не человек? Две руки, две ноги, все как у вас, даже, вон, одета по-вашему! А крылья все равно без толку висят, смотреть не на что, спасибо вашему вождю размалеванному. Но любопытство вскоре поутихло, только детишки, кто помладше, норовили потрогать крылья. Паола их не гоняла. Пусть.