Четыре жезла Паолы
Шрифт:
— С нами будешь, Ола.
— Я не хочу!
— Так надо.
Подскочила Сай:
— Чего ты?
— Она не хочет, — буркнул Тагран.
— Глупая Ола! — Сай рассмеялась. — Не бойся, страшного не будет. Сегодня ночь счастливых духов, поняла? Садись, смотри!
Откинула за спину волчий зубастый капюшон, выбежала на середину круга, на крохотный пятачок между очагами, крутанулась волчком и замерла.
Все смолкли разом. Даже ветер стих. На становище опустилась прозрачная, звенящая амулетами тишина. Сай медленно подняла руки к небу, раскрыла ладони, прогнулась, запрокинув лицо к первым, едва проклюнувшимся звездам. И запела.
Странно как, подумала Паола. Мы говорим со степняками на одном языке, но песни Сай — совсем на другом. Только и понятно, радостные они, печальные или повелевающие. И такой от них веет
Сай пела, едва заметно поворачиваясь вокруг своей оси, перебирая ногами, крохотными шажками очерчивая круг… не круг, спираль! Тягучая мелодия ускорялась, и Сай двигалась вместе с ней, быстрее, еще быстрее, притопывая, то сводя, то расправляя ладони… да она же танцует! Только танец, как и песня, тайный и древний, взывающий к неведомым обычному человеку силам. Незримая спираль провела шаманку извилистой линией между очагов, обведя каждый отдельным кругом, и танец изменился — вдруг, в единый миг. Сай завертелась, раскинув руки, гортанно вскрикнула и повела совсем другую мелодию. В ней прорезался ритм, четкий и рваный одновременно, отдающийся биением крови в висках, подстраивающий под себя биение сердца. Паола хватанула ртом воздух и едва не закашлялась, когда, радостно взвизгнув, к Сай выбежала девчонка из младших. Выбежала, замерла на мгновение — и пошла вслед за шаманкой, вроде бы четко повторяя каждое движение, но при этом все равно как-то по-своему. За девчонкой пристроилась одна из женщин, следом — Зайра, а за той — кто-то из воинов. Один за одним степняки включались в цепь танцующих, рваная мелодия росла, обретала многоголосье, вплеталась в тишину и сминала ее. Паола опомниться не успела, как осталась одна — остальные, все без исключения, от воинов до старух и детей, подхватили танец. И каждый, вроде бы повторяя шаги и жесты шаманки, все же вел его немного иначе, словно что-то неведомое Паоле подсказывало каждому его собственные, ему одному свойственные, единственно правильные для него одного движения.
Паоле не хватало воздуха. Жарко стучала в висках кровь, ритм танца бился, пронизывая тело, звал, тянул, завораживал. Она сама не заметила, как встала, шагнула вперед…
Очнулась, смеясь и хватая ртом воздух, в кругу, между Зайрой и каким-то мальчишкой. Зайра глянула на нее шальными глазами, взвизгнула:
— Ола! — и почему-то полезла обниматься. Побуждение отшатнуться увяло, едва мелькнув на краю сознания. — Ола, у тебя получилось, ты наша, наша! Я так рада!
— Ты о чем? — Паола все-таки попятилась, дурман танца потихоньку отпускал, возвращая способность говорить и, кажется, даже думать. Хотя насчет «думать» Паола не стала бы утверждать с полной уверенностью.
— Ты танцевала!
— Ну-у… кажется, да. Слушай, я не помню! Честно, не помню…
— Ты и не должна помнить, — объяснила невесть как оказавшаяся рядом Сай. — Все правильно, все как надо вышло! — И, обняв едва спасшуюся из рук Зайры ошалевшую Паолу, с радостным смехом закружила ее по вытоптанному пятачку. — Ола, наша Ола! Тебя духи приняли, поняла?
Нет, хотела ответить Паола, ничего не поняла. Но тут — словно под дых ударило. «Наша», говорите? Рано радуетесь, не ваша я и не буду вашей! Я имперская жезлоносица, и никакие ваши хитрости этого не перечеркнут! И если вы меня привязать хотели, так просчитались, поняли, вы?
Сай поняла. Словно в глазах прочитала, Паола и рта открыть не успела, а шаманка глянула вдруг серьезно и строго, вздохнула:
— Глупая ты, Ола. Не придумывай себе ерунды, слышишь? Духи защищают, а не привязывают. От того, что ты стала нашей, ты не перестала быть свободной.
— А я была свободной? — буркнула Паола.
— Таким, как ты, — тихо ответила Сай, — крылья подрезать без толку. Ты это знаешь, я это знаю. Тагран, вон, тоже знает. А другие могут думать, что хотят, какое тебе дело до них.
Несколько дней жизнь на новом месте текла ровно и спокойно. Воины отправились к предгорьям на большую охоту, женщины нашли за рекой делянку дикой пшеницы, собрали зерна и теперь перемалывали их в муку и пекли хлеб и лепешки впрок. Паола помогала то лекарке, то Зан-лу. Ходила по воду, растирала травы для снадобий, даже научилась печь тонкий степной хлеб. В эти дни она чувствовала себя на редкость спокойной. Крылья начинали шевелиться,
и хотя взмахнуть на исцеление пока не получалось, Паола снова ощущала в себе силу. Пусть слабо, едва различимо, но ощущала!Охотники вернулись, нагруженные добычей под завязку — тонконогие степные олени, могучие лесные, парочка лосей и даже один медведь. Женщинам работы прибавилось: вялить мясо, скоблить и мять шкуры, да поскорей, покуда не протухло, не испортилось. Но Паола уже поняла — здесь умели работать быстро. Наваливались всем племенем, оглянуться не успеешь, как дело сделано. Она опять вместе с другими девушками просидела день, не разгибаясь, пластая оленину на тонкие ломти. Зато вечером женщины племени снова жарили мясо, а воины собирались отметить возвращение крепкой бражкой.
Которая из девушек первой предложила сходить ополоснуться, Паола прослушала. Она как раз думала, не ускользнуть ли в палатку Сай и бабки Тин-лу — уж там-то ее никто искать не станет, даже если догадаются. Все-таки к лекарке с шаманкой почем зря вваливаться не принято.
— Ола, идешь? — дернула за руку Зайра.
— Иду, — подавив досадливый вздох, откликнулась Паола. Раз уж незаметно смыться не вышло, от девушек лучше не отрываться.
К обжигающему холоду здешней речки Паола уже привыкла. Это первые дни даже в лицо плеснуть казалось страшно, а теперь она вместе со всеми, на бегу раздевшись, с визгом кинулась в воду. В самом глубоком месте здесь было едва по пояс, но ополоснуться хватало. Ополоснуться, подурачиться, брызгая друг на дружку, подхватить по цветному камушку со дна и выскочить на берег разгоряченными и веселыми. Накинуть одежду прямо на мокрое тело, сравнить, чей камушек красивее…
Из принесенной горной речушкой гальки степнячки делали бусы. У Паолы тоже были уже две крупные яшмовые бусины, розовые с серо-зелеными прожилками. Но нынешняя ее находка на бусы не годилась. В ладони девушки лежал молочно-белый осколок, необкатанный, с по-прежнему острыми гранями, словно не несло его течением невесть сколько, ударяя о камни и сглаживая водой. Осколок кристалла Рун.
— Не может быть, — прошептала Паола. — Не может такого быть…
Зайра сунулась поглядеть и тут же, ойкнув, отдернула руку:
— Морозит, аж колется! Как ты его держишь, Ола?!
Паола пожала плечами. Ей рунный осколок вовсе не казался холодным. Разве что самую малость, на грани яви и памяти: ощущением падающих на лицо снежинок и колючей травы под ладонью, и еще — острым, до озноба пугающим чувством ясности жизни, ее сложности и простоты одновременно. То же самое, только куда более сильное, испытала она у гнезда рунных кристаллов. Мудрость Вотана, подсказавшая верный путь… Паола сжала кулак. Стальная руна обожгла запястье мгновенным холодом. Скоро в путь, подумала девушка. Это знаки. Твердая уверенность наполнила душу. А за уверенностью пришла радость. Паола засмеялась, запрокинув голову к белесому, словно выцветшему от близости гор небу, вскинула руки — совсем как Сай, когда шаманит, — и крикнула, повернувшись к горам:
— Спасибо, Вотан!
Тряхнула головой, сбрасывая наваждение, повернулась к пораженно замершим варваркам. Спросила, как ни в чем не бывало:
— Ну что, возвращаемся?
— А непроста ты, Ола, — восхищенно протянула Зайра. — Не зря наша Сай так с тобой задружилась.
— Да брось, — рассмеялась Паола. — Просто Сай одно знает, да и вы все тоже, а я другое. Чему удивляться-то.
Когда вернулись в становище, праздник шумел вовсю. Пахло жареным мясом и брагой, охотники, встав в круг, выплясывали очередной ритуальный танец с лихими выкриками и потрясанием топорами, женщины взвизгивали и притопывали им в такт, а Сай в полный голос вела мелодию. И было это так радостно, так ликующе, задорно и страстно, что Паоле расхотелось уходить. Здесь плескалась полная до краев жизнь, здесь смеялись и пели так заразительно, что и Паоле хотелось смеяться, петь, жить — жить сейчас, не думая ни о прошлом, ни о будущем. Охотники с последним грозным воплем вогнали топоры в землю, круг распался, но танец продолжился: к мужчинам присоединились женщины. Кружились, воздев руки и притопывая, зазывно смеясь, Зайра с подругами, Сай, Зан-лу, совсем юные девчонки и женщины в годах. Языками пламени вились вокруг стройных ног юбки, змеями извивались длинные косы. Теперь Паоле и в мысли не пришло остаться в стороне. Она кружилась вместе со всеми, смеялась, отбивая ритм, и знала — никогда прежде она не была настолько живой.