Четыреста килознаков

«Знаешь, мне кажется, писатели — самые отбитые из всех творческих профессий. Даже хуже актеров»…

Я должна была ответить не так.

«Ну… я тоже, в принципе, пишу… книги» — вот что надо было сказать.

Как бы я отреагировала на его месте?

Ну ладно, будем надеяться, что ты приятное исключение, сказала бы я. Даже если бы люто ненавидела писателей как класс.

Или просто: о как!

А вот если бы Ник в ответ на мое признание заявил, что с писателем на одном гектаре срать не сядет и что наша встреча — роковая ошибка, значит… наша встреча и правда была роковой ошибкой.

Но это вряд ли. Скорее всего, посмеялись бы вместе. А теперь вот признаться будет сложнее.

«Жень, а чего сразу-то не сказала?» — «Да вот потому что дура такая, прости господи».

Раздербанило меня даже не это, а то, что не так уж он был и неправ. Писатели действительно в массе те еще токсики.

Я сказала Нику: ты не смог бы настолько держать себя в руках в критической ситуации, если бы изначально не обладал такой способностью. Но и у писателя должна быть особая прошивка, чтобы по локоть запускать руки в человеческие души. Те самые руки, которыми подбираем все, что плохо лежит, а то, что хорошо лежит — тем более. Подбираем и лепим из подобранного, словно из пластилина, человеческие судьбы.

Ненастоящие? Выдуманные?

Тогда почему, заставляя своих героев смеяться и плакать, мы одновременно заставляем смеяться и плакать читателей — так, словно они переживают за живых людей, и не просто живых, а хорошо им знакомых, близких? Мы умеем это: написать так, чтобы в наших героев поверили, чтобы за них беспокоились.

А еще в каждом из нас живет циник. Та самая бессердечная скотина, заставляющая для пущего эффекта подвергать героев таким испытаниям, каких мы никогда не пожелали бы самим себе. Лишь бы зацепить, заинтересовать, не позволить закрыть книгу. Мы втайне радуемся, когда читателей пробирает до слез. Потому что это означает: у нас получилось! И да, глупо отрицать, мы вызываем эмоции и питаемся ими, как самые настоящие вампиры. Вот поэтому для нас так важен фидбек. Хотя, конечно, это палка о двух концах, и не всегда он бывает таким, на какой мы рассчитываем.

Думая обо всем этом, я так и уснула на неразобранном диване, а проснулась от громкого разговора. Точнее, не разговора, а монолога. Алена в своей комнате вопила что-то, пополам со слезами. Спросонья я подумала, что проспала появление Виталика, но потом сообразила: это по телефону. Наконец крики стихли, зато потянуло дымом.

Алена курила под открытой форточкой. Обернулась с досадой, дернула плечом, выбросила окурок и процедила сквозь зубы:

— Все в порядке.

— Хорошо, — сказала я и пошла к себе.

Глава 15

«Расстегнув пуговицы одну за другой…»

«Расстегнув одну за другой пуговицы, он коснулся губами кожи…»

«Его губы скользнули по шее, опустились к груди…»

«Запрокинув голову, я смотрела из-под ресниц, как его губы…»

Твою мать!!!

Третий час подряд я пыталась написать эротическую сцену. Идеальный секс между Ириной и Кириллом, которые не остановились на поцелуе у парадной, а поднялись наверх и…

И ни фига.

Похожие на бетонные блоки слова складывались в корявые неуклюжие фразы. Я выделяла их мышкой, и под клацанье клавиши Delete они проваливались в небытие, как в черную пасть мусоропровода. Раз за разом, снова и снова.

Когда я проснулась утром, Алены уже не было. В раковине сиротливо стояла грязная кофейная чашка. Шевельнулось что-то вроде сочувствия к Виталику, хотя, конечно, дело было не в посуде. Не только в посуде.

Насмотревшись на два моих неудавшихся брака, Алена решила, что должна быть бой-бабой, у которой мужик в кулаке и не смеет сказать лишнего слова. Но ни Сереге, ни Виталику это — вот ведь чудо! — не нравилось. Первый долго терпеть не стал, послал по известному адресу и ушел в закат. Виталик пока сопротивлялся, но и ему, похоже, обрыдло. Как донести до нее, что эта модель сработает только с манной кашей, которая вряд ли нужна ей самой, я не знала.

Да и стоит ли? Кто в этом возрасте следует родительским советам? Предки же замшелые динозавры, родившиеся в прошлом веке, и вообще ничего в жизни не смыслят. Доходит только через свой печальный опыт — если, конечно, доходит.

Работа сначала пошла бодро. Миллиардер отоварил Эльвиру по роже и по жопе, затейливо отымел во все природные отверстия, а потом милостиво предложил присоединиться стаюарду, утирающему в уголке кровавые сопли. На описание этого бардака потребовалось меньше часа. За скобками остался вопрос, способен ли будет стюард на подвиги после экзекуции, не говоря уже о том, откуда берутся такие дебилы. Кому это, в конце концов, интересно?

С Клотильдой тоже все прошло без проблем. В очередной проде она искала того, кто поможет ей выручить супруга из плена, и этим помощником оказался влюбленный в нее придворный. О чем королева — дура слепая! — разумеется, не подозревала. Если кого мне и было жаль, то лишь этого бедолагу, которому ничего в финале не светило. Как бы не пришлось ему героически погибнуть, чтобы не мешать будущему супружескому счастью королевской четы. А может, сделать наоборот — убить короля и оставить Клотильду с верным рыцарем?

Я закончила с Джо и Жанной, открыла файл Нины, собираясь наваять hot, и вот тут-то авторская машина завязла в сугробе по самое брюхо. Секс не получался.

Обычно у меня никогда не было с этим проблем. Эро-лайт на нюансах, полутонах и эмоциях в принципе писать сложнее, чем «очень откровенно», но я давно нашла способ.

Как-то меня потыкали носом в то, что все мои главные герои мужского пола скроены по одному лекалу. Это было не совсем так, они здорово отличались друг от друга по всем статьям, кроме одной: в каждого из них я могла влюбиться. Они косячили, говорили глупости, храпели и разбрасывали носки, но неизменно оставались мужественными, порядочными и надежными, как скала. В реальности Кит и Захар с этой точки зрения проверку временем не прошли, но я продолжала надеяться, влюбляясь между делом в своих героев.

Любовь эта была короткой, всего на четыреста килознаков, зато яркой. Нет, я не отождествляла себя с героинями, а только смотрела на происходящее их глазами. Но в эротических сценах… да, я ставила себя на их место.

Эти выдуманные мужчины, слепленные из внешек артистов и моделей, из характеров, привычек, вкусов десятков разных людей, становились вдруг реальными, и я легко могла представить секс с ними. Идеальный секс. Представить — и выплеснуть свои эмоции и ощущения в текст.

Но Кирилл не был выдуманным. Это был вполне так настоящий Ник. А Ирина — настоящая Женя. Вот в этом и была загвоздка.

Я знала, что рано или поздно мы с Ником окажемся в постели, и хотела этого. И даже могла представить, как это будет. Но… не могла изобразить. Почему? Я не знала.

О чем только мне не приходилось писать за двадцать лет. Контекстная реклама, должно быть, сходила с ума от моих запросов в поисковиках: от гравия в бочках и оверлочных игл до хроник Гептархии и коллапса солитонов. Сбор и изучение матчасти, комбинирование, контаминация — прокачав скилл, я могла выдать на-гора любой текст, были бы исходники.