Четырнадцать гениев, которые ломали правила.
Шрифт:
Власть, влияние и успех
Власть де Сада заключалась в огромных запасах психической энергии и харизматического обаяния. Философские романы и высказанные в них аргументы против религиозной и социальной тирании принесли своему автору влияние. Де Сад преклонялся перед свободой, что само по
себе имеет оттенок иронии, так как маркиз редко бывал свободен. Многие его работы погибли, когда в разгар Революции Бастилия была захвачена, но его недоброжелатели также погубили и то, что считали порнографической литературой. Главные из уцелевших работ маркиза: «Злоключения добродетели» (1787), «Джастина» (1791), «Алина и Валькор» (1795), «Философия в будуаре» (1795), «Джульетта» (1797), и «120 дней содома», написанная в Бастилии и обнаруженная в французской семье в 1904 году. Эти книги двести
Влияние
Де Сада называли «единственным писателем всех времен и народов» за «точность», «правдивость» и «достоверность» описания людских страстей. Впервые он получил широкое признание в 1834 году, когда слово «садизм» было включено в список слов, данных в «Универсальном словаре». Полвека спустя Крафт-Эббинг придал имени де Сада психологическую значимость, введя в обиход слово «садомазохизм». Британский писатель Алджернон Чарльз Суинборн внес свой вклад в формирование более позитивного представления об этом человеке, назвав де Сада самым влиятельным писателем современной истории. Он был очень щепетилен в своем определении де Сада как человека, «насквозь видевшего богов и людей». Французский писатель Ги де Мопассан был настолько покорен произведениями маркиза, что назвал свою подъездную дорожку «Авеню де Сада». Его коллегу по цеху Густав Флобер признал де Сада «ультракатолическим писателем», поскольку тот сосредоточивался на таких святынях Римско-католи-
ческой церкви как распятие, четки и статую девы Марии. Де Сад жил в эпоху Просвещения и был антитезой этого пуританского периода, когда догматы церкви стали неприкосновенны.
Ирония репутации маркиза как разрушителя в том, что на короткий период после Французской Революции он стал судьей и рисковал своей жизнью и безопасностью, будучи слишком снисходительным к своим прежним смертельным врагам. Он поистине являлся человеком, верившим в честность истины любой ценой, включая и собственную свободу. Де Сад был пацифистом, настроенным против смертной казни и отказывался отправлять на смерть кого-либо, хотя его собственную страсть возбуждала именно боль. Этот человек, который был в сущности погублен родственниками жены, во время Террора рисковал своей свободой, защищая их.
Саморазрушение
Де Сад находился в оппозиции всему миру. Тот факт, что он знал, что власть внешняя есть проявление внутренней энергии, доказывает цитата из его биографии, написанной Морисом Левером: «Собственная нетерпеливость вызывала в Донатьене трепет, потому что он видел в этом отражение своей власти» (Левер, 1993). Его потребность в соблазнении погубила его. Де Сад никогда не мог обуздать свою страсть к новым сексуальным приключениям, поскольку являлся пламенным гедонистом. В сравнении с этой движущей силой все остальные стороны его характера просто бледнеют. Все поступки этого человека грубо уничтожали всякую возможность нормальной жизни. Такова природа власти и влияния, предопределяющая саморазрушение. Хотя и под следствием, но свободный, он не утерпел и тайком прокрался в Париж, что кончилось его арестом и заключением в тюрьму.
Каждый раз, когда проблемы де Сада с законностью были близки к своему разрешению, он создавал себе новые. В качестве иллюстрации этого утверждения рассмотрим его поведение после освобождения из тюрьмы, откуда он вышел 2 апреля 1790 года после четырнадцати лет заключения, когда письма короля потеряли законную силу.
В течение десяти лет маркиз оставался свободен и вел себя как образцовый гражданин. Но де Сад не мог не писать о своей религиозной вере и правах человека. В 1795 году он опубликовал «Алину и Валькора», где изложил свои взгляды следующей фразой: «Религия есть не что иное, как орудие тирании... Свергнуть королей, не затронув религиозного культа, это все равно что отрубить только одну голову гидры». Он продолжал превозносить добродетели разума и рационального поведения, в ущерб себе. Но де Сад не мог и не желал вести тихую
жизнь: «Если атеизму требуются, скажем так, мученики, то я готов пролить за него кровь». Робеспьер поймал автора на слове и попытался обезглавить его, но, когда де Сад уже стоял у подножия эшафота в ожидании смерти, Робеспьер пал.Самовыражение через литературу — последний гвоздь
В 1791 году де Сад опубликовал явно порнографический роман «Джастина». Он сделал это чисто из материальных побуждений, чтобы заработать на жизнь. Затем в 1797 году последовала «Джульетта» — философское выражение потребности маркиза в сексуальной свободе. Хотя де Сад опубликовал эти книги ради денег, также справедливо будет сказать, что этот бунтарь никогда не отказывался от своего стремления разоблачать лицемерие.
8 января 1794 года его издатель Жирар был гильотинирован за продажу «Джастины» и других подобных произведений. Де Саду следовало бы насторожиться, но он отнес это на счет Террора, а не на счет отвращения общества к подобному материалу. Он написал «Джульетту», совершенно пренебрегая моральным климатом Франции восемнадцатого века. Эта книга самым грубым образом задела чувства Комитета, правившего страной в 1797 году. К 1801 году к власти пришел Наполеон, а его лейтенанты не собирались позволить де Саду спокойно жить на свободе и писать порнографические книги. Чиновники считали его человеком большой развращенности и извращенности. Он был арестован в семнадцатый и последний раз по обвинению в порнографии.
Ужасающая репутация де Сада погубила его больше, чем что-либо. Его объявили психологически неполноценным и страдающим «хроническим слабоумием на почве разврата», неисправимым и больным неизлечимыми навязчивыми идеями на почве секса. 27 апреля 1803 года де Сада поместили в шарантонскую клинику для слабоумных в пригороде Парижа. Единственное преступление этого человека состояло в том, что он написал революционную книгу о правах человека и тем нарушил общественную мораль и религиозные догмы.
Строптивый сексуальный интеллектуал
Маркиз де Сад являлся интеллектуалом секса, одержимым навязчивой идеей развеять религиозные и общественные догмы. В эпоху, в которую он жил, его усилия увенчались успехом, но еще при жизни принесли ему дурную славу. Сюрреалисты сделали из него мученика, а в бурных 60-х двадцатого столетия он пережил второе рождение как символ бунтарства. В 1969 году «Америкэн Интернешнл Филмз» выпустила на экраны фильм «Де Сад». Это был один из самых первых фильмов категории «легкого порно», эксплуатировавших его имя. Был и другой случай использования имени де Сада и его репутации в революционных целях. В пьесе Питера Вайса «Марат — де Сад» маркиз выведен этаким философом-циником в противоположность идеалисту Марату. По сути же де Сад был человеком духовным, превыше всего ставившим право человека и честность. Де Сад не питал иллюзий насчет собственной морали и ненасытных желаний. В письме к жене из Бастилии он дал ядовитую характеристику самому себе: «Я высокомерен, зол, гневлив, ни в чем не знаю меры, а мои представления о морали являют собой такую мешанину, какой ни у кого в мире больше нет — вот тебе мой портрет в двух словах» (Левер. 1993, стр. 313).
Французский писатель Шатобриан охарактеризовал де Сада как «роковой талант». Ему были очевидны неприкрытые саморазрушительные тенденции маркиза. Биограф Дональд Томас (1992) сделал попытку представить жизнь и литературную деятельность де Сада в перспективе: «В другом контексте, в другое время самые жестокости, представленные в произведениях де Сада, воспринимались бы скорее как нечто воображаемое, нежели непристойное» (стр. 256). Без сомнения, легче смотреть на де Сада с позиции двадцатого века. Сегодня маркиз затерялся бы в толпе порнографических авторов.
Эксцентричная натура де Сада и его ненасытная жажда сексуальных извращений даже не ставятся под вопрос. Он также с особым талантом уничтожал самого себя, что есть необходимая черта творческой и предпринимательской личности. В погоне за истиной де Сад погубил себя, но до самой смерти утверждал, что религии, обществу и закону нельзя позволять контролировать свободу выражения человека. Этот законченный революционер привнес истину в философию и литературу. Он имел дерзость отличаться от других. Де Сад оставил в наследство не только извращения, но и прямоту мышления. В поисках «революционной истины» он нарушал общественные и религиозные догмы; но именно истина — благо для творцов в этом мире.