Чичерин

15 марта на заседании выступает лидер меньшевиков Мартов, его бывший друг. Он обрушивается на политику большевиков, сравнивает съезд с «волостным сходом», где капитан-исправник требует от темных крестьян подчиниться решению без рассуждений.

Он пугает историей, грозит будущим, которое-де вынесет большевикам обвинительный приговор. Он предостерегает делегатов от того, что видит лишь он, провидец Мартов.

Несмотря на все призывы меньшевиков и эсеров, договор был ратифицирован подавляющим большинством голосов. В знак протеста левые эсеры вышли из состава Совнаркома, однако остались во ВЦИК. Они решили бороться против мира с Германией всеми средствами.

После съезда текущие дела поглотили у Чичерина все время. НКИД готовился к эвакуации из Петрограда в Москву. Упаковывались дела, составлялись списки очередности выезда сотрудников. И снова на сцене появились бывшие чиновники. Это они распространили слухи о том, что новые власти «эвакуируют даже половые щетки и ночные горшки». Поговаривали, и довольно открыто, что большевики бегут, что в Северной области будет образовано новое министерство иностранных дел, что старые чиновники займут там свои прежние посты и развернут деятельность против Советской власти.

Перед сотрудниками нарком поставил задачу: вопреки всем проискам врагов, несмотря на их клеветнические сплетни, во что бы то ни стало вывезти Государственный и Петроградский Главный архивы в Москву. Он сам принял участие в организации их вывоза из Петрограда.

25 марта 1918 года утром от перрона отошел поезд. Основная масса сотрудников НКИД вместе с вооруженной охраной покинула Петроград. На первых порах НКИД разместился в Москве в особняке на Спиридоновке.

Глава третья СИЛЬНЕЕ ПУШЕК

Сложные, порой весьма запутанные внешнеполитические вопросы требовали выдержки и осмотрительности. Враги так и ждали ошибок, просчетов. Они надеялись, что большевики не смогут наладить государственную машину, особенно ее внешнеполитическую часть.

В условиях жесточайшей нехватки кадров все же удалось подобрать на ответственные должности профессиональных партийных работников. Из флота и армии пришли люди, чтобы заполнить бреши на вспомогательных участках. Но совсем плохо обстояло дело со средним, главным звеном, на которое обычно возлагается непосредственное исполнение текущих дел. Чичерину часто приходилось самому заниматься разработкой дипломатических документов на всех ее стадиях, начиная от составления досье до подготовки докладов в Совнарком и в ЦК. Он допоздна засиживался в своем кабинете в особняке на Спиридоновке. Здесь определялись детали новой внешней политики, решались тактические задачи, исполнялась текущая работа. Все приходилось предугадывать вперед, как в шахматной игре.

Георгий Васильевич ежедневно прочитывал множество газет, документов, но успевал и много писать: ноты, радиограммы, статьи для печати. Советская дипломатия ничего не скрывала от народа, она шла в революционные массы, советовалась с ними, разъясняла каждый свой шаг.

Отдых был непозволительной роскошью. В редкие свободные минуты он сидел, откинувшись на спинку стула, прикрыв утомленные глаза. О себе не заботился, не хватало времени. Сложный комплекс внешних событий требовал неустанных поисков наиболее правильных решений. Нужно отстоять мир, от этого зависела судьба революции. Дипломатия должна быть сильнее пушек.

Но те, другие, мира не хотят.

9 марта в Мурманске с английского крейсера «Глори» высадился первый десант интервентов. 5 апреля во Владивостоке оккупанты подняли флаг с эмблемой восходящего солнца. 15 марта, когда IV съезд Советов ратифицировал Брест-Литовский мирный договор, в Лондоне открылась конференция премьер-министров и министров иностранных дел стран Антанты. Конференция приняла тайное решение начать интервенцию в Советскую Россию.

Получив сообщение о высадке десанта на Дальнем Востоке, Чичерин вызвал в НКИД представителей Англии, Франции и Северо-Американских Соединенных Штатов и, не теряя даром времени, заявил, что Советское правительство требует немедленного вывода английских и японских войск из Владивостока.

Дипломаты изобразили недоумение: они ничего не слышали о войсках. Видимо, г-н Чичерин имеет в виду полицейские отряды для охраны иностранных граждан, но время очень серьезное, и кто может гарантировать от неприятностей. Французский представитель говорил, что рассматривает действия японцев «как вполне естественные меры». Зато его американский коллега, учитывая собственные интересы на Дальнем Востоке, отозвался явно неодобрительно о японском вторжении в Сибирь.

Что касается английского представителя, то он подчеркнуто наивно выразил удивление заявлением господина Чичерина, по его-де твердому убеждению, высадка английского десанта во Владивостоке носит чисто локальный характер.

Чичерин терпеливо выслушал всех и твердо потребовал немедленного вывода иностранных войск с советской территории.

Дипломатические представители, озадаченные тоном наркома, в конце концов поняли серьезность момента и заверили, что непременно доведут содержание беседы до сведения своих правительств, и даже пообещали, что «разгоревшийся конфликт может быть очень скоро удовлетворительно улажен».

Через неделю Локкарт посетил Чичерина и от имени английского правительства заявил, что командиру английского десанта во Владивостоке приказано в кратчайший срок «ликвидировать инцидент». На следующий день заявление Локкарта было опубликовано в советских газетах и навсегда осталось в истории как пример вероломства: вскоре весь мир убедился, что господа из Форин оффис солгали, английская интервенция только начиналась.

Не меньше забот доставляли также и отношения с Германией. Грабительские условия Брестского мира не создавали хороших перспектив для этих отношений. Нужно было искать иной фундамент, чтобы создать равноправные, взаимовыгодные отношения и развивать их. Над этим ломал голову не только один нарком иностранных дел.

Стало известно, что в Берлине имелись влиятельные лица, заинтересованные в мире с Россией. Несмотря на воинственные призывы крайней военной партии, стремления к миру были сильны, использовать их настойчиво советовал Ленин. Такова была текущая задача советской внешней политики. Тем более что с минуты на минуту, со дня на день можно было ждать перемены германской политики в интересах крайней военной партии.

Усиление экономических и торговых отношений — наиболее верный путь к сохранению мира, к развитию межгосударственных отношений. Соединить политику с экономикой — над этим трудится Наркомат по иностранным делам. Так не в тиши кабинета, а в суровой повседневной борьбе выкристаллизовывалась внешняя политика молодого пролетарского государства.

Советская Россия предлагала Германии мир и установление торговых отношений, но никак не союз в ее борьбе с другими империалистическими державами. «Военный союз с Германией, — писал Чичерин, — для нас принципиально недопустим». И пояснял, что два мира, две принципиально различные исторические формации должны наладить между собой гармоническое сосуществование.

После ратификации Брестского договора долго не было сведений о намерениях немцев и их союзников. На демаркационной линии происходили ежедневные столкновения, и было похоже, что немцы не спешат устанавливать дипломатические отношения. Лишь в середине апреля стало известно, что послом Германии в Советской России назначен граф Мирбах. В Берлин был немедленно откомандирован советский полномочный представитель Иоффе.

И сразу же возникли трудности протокола: немцы предупредили, что всякое нарушение его будет рассматриваться ими как оскорбление, нанесенное престижу «великой Германии». Ленин поручает Чичерину подготовить «такое толкование нашей конституции, что послывручают свои верительные грамоты Председателю ЦИК» [10] .

10

В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 50, стр. 64.